Без приставок «спец» и «vip». Внучку Сталина не принимали в МГУ по состоянию здоровья

На невысокую хрупкую женщину, стоящую впереди меня в очереди на Центральном московском телеграфе, я обратил внимание, когда она вслух стала диктовать свою фамилию: «Джу-га-шви-ли». Работница почты, сидевшая за стеклянной стойкой, не могла самостоятельно разобрать, что написано в извещении. «Сильная фамилия», – невольно отметил я про себя. Выйдя на улицу и увидев женщину, за которой стоял в очереди (она не спеша спускалась по массивным ступенькам), я нагнал ее.

– Извините, пожалуйста, – любопытство превысило рамки приличия, – вы случайно не имеете какого-то отношения к Сталину-Джугашвили?

– Он мой дед. А что вы хотели?..

Галя была совсем маленькой, когда ее отец Яков ушел на фронт, но удивительно: она его помнит. Не визуально, а на эмоциональном уровне. Мама была строгая, папа же всегда был «за» свою единственную дочь. Никогда ничего не требовал, дарил подарки и всегда был на ее стороне. Поэтому она запомнила его как нечто безопасное и симпатичное. Мы расположились с Галиной Яковлевной за маленьким столиком в кафе.

– Галина Яковлевна, деда вы тоже хорошо помните?

– Даже более чем. Например, такую деталь, когда он брал меня на руки, колол своими усами, а я плакала. Во время войны я не видела деда. Сначала мы жили на даче в Зубалово на Рублевском шоссе, затем – в эвакуации в Куйбышеве, а он без выезда находился в Москве. В основном это было, когда наступил мир и у него появилась ближняя дача в Волынском (сегодня это в черте Москвы, сразу же за мемориалом Победы на Поклонной горе. – Авт.). Думаю, нет необходимости вдаваться в какие-то бытовые детали наших взаимоотношений, все это есть в каждой семье. Хочу лишь отметить, что после известия о смерти отца дед стал больше меня жалеть. И – это я чувствовала всегда, даже будучи ребенком – за ним мы были как за каменной стеной.

Мы всегда жили очень неплохо, практически ни в чем не нуждаясь. Были прикреплены к кремлевской столовой, поликлинике 4-го медицинского управления… Понятно, что с позиции сегодняшнего дня, когда целые микрорайоны столицы и загородные корпоративные поселки живут на два порядка лучше, чем мы тогда, все эти благополучия несколько нелепы, но в те годы на общем фоне основной массы людей…

– Как вы пережили момент, когда узнали правду о гибели отца?

– Я до сих пор не знаю правды. А относиться не совсем серьезно к тому, что пишут в различных изданиях, в том числе исторических, меня, увы, научила жизнь. Кстати, в конце войны, был период, когда мы ждали возвращения отца. Кто-то сообщил даже, что видел его. Помню, несколько дней царило сильное возбуждение: какие-то бесконечные гости, родственники… Потом вдруг все разом рассеялось, и мама сказала мне, что произошла ошибка. А тот, кто выдавал себя за отца, оказался самозванцем. С тех пор папа стал официально числиться пропавшим без вести. Через год после войны нам дали квартиру неподалеку от Политехнического музея, в которой я по сей день живу со своей семьей. Мама же, царство ей небесное, никогда больше замуж так и не вышла. Она очень любила отца и часто повторяла, что единственной ее соперницей была война.

– Она умерла раньше деда?

– Нет. Спустя 15 лет после него. Но именно в 1953-м после похорон деда, я буквально физически ощутила, как в моей жизни произошел перелом. Потом точно такой же перелом произошел и в сознании. Не стало дачи в Зубалово. По сути это было наше «родовое гнездо», где я выросла и где остались мои самые лучшие детские воспоминания. Я очень тогда переживала. Не помню, как все это происходило технически, но будучи человеком очень впечатлительным, я навсегда запомнила тогдашнее чувство подавленности.

– А какие чувства вы испытали после известного XX съезда, когда тело Сталина вынесли из Мавзолея и когда на всех уровнях его стали называть главным народным тираном?

– Но ведь еще был период, когда несколько поколений говорили, что «Сталина не хватает». Я никогда не ассоциировала своего деда с политикой, потому что знала его совершенно в другом качестве. И сегодня, по прошествии такого количества лет, множества опубликованных различных инсинуаций и выдумок про него, я еще лучше отношусь к его памяти. А что касается выступления Хрущева против Сталина на съезде – и тогда, и сегодня я абсолютно убеждена, что то была жуткая несправедливость.

– Галина Яковлевна, а как вы, внучка вождя, жили после его смерти? Наверняка ведь лишение дачи и остальных льгот было не единственным вашим разочарованием?

– То были не разочарования, а лишь неприятные мелочи, которые я никогда во главу своей жизни не ставила. Поверьте, все и так было очень непросто, и мне даже некогда было на этом зацикливаться. А услугами кремлевской столовой и поликлиники, между прочим, я на законных основаниях пользовалась вплоть до перестройки. Во всем остальном же жизнь моя всегда была самой обычной, и ни одной приставки «спец», или как принято нынче говорить «vip», в ней не было. Когда, например, возникла проблема в МГУ (я ведь никогда в жизни не лукавила и со свойственной мне прямотой описала при поступлении все свои слабости: давление, еще что-то), меня по состоянию здоровья не допустили к вступительным экзаменам. Сложно сказать, чем бы тогда все закончилось, но моя мама написала письмо Фурцевой. Не знаю, при чем здесь была министр культуры, мама с ней даже ни разу не встречалась, но только после ее личного вмешательства мне разрешили поступать в университет.

Примерная ситуация возникла и когда я собралась замуж. Без объяснения причин нас отказались регистрировать с моим женихом – гражданином Алжира, который жил в Москве и учился в аспирантуре. Пришлось всеми правдами и неправдами через сына Андропова обращаться с письмом к его отцу, который тогда занимал пост председателя КГБ, и он лично давал разрешение на наш брак.

– Расскажите о своем зарубежном периоде жизни.

– Да я никогда там не жила. А в первый раз смогла выехать к мужу только во время постперестроечной оттепели, когда россиянам было дозволено выезжать за границу. До этого со своей фамилией во избежание каких-либо провокаций за рубежом я всегда была невыездной. Люди, наверное, путают меня со Светланой Аллилуевой, но там была своя история, о которой неоднократно уже рассказывалось. Но, кстати, если бы даже я и была выездной, то вряд ли куда-то переехала бы насовсем. У меня очень сильно болел сын – он инвалид детства – и практически половину его жизни (сегодня ему – 34) я занималась лечением, которое могла получить только здесь. Мы и с мужем-то по-человечески стали жить только спустя почти 20 лет после заключения брака. По завершении учебы в аспирантуре его как молодого ученого затребовало «под свои знамена» родное государство, и он уехал туда. А приезжал к нам лишь летом во время отпуска, и – совсем ненадолго зимой. И всегда приходилось что-то выдумывать, потому что свой лимит – один въезд в нашу страну в год – он всегда выбирал в летнее время. Сейчас, слава богу, все позади, и мы все вместе живем в Москве.

– Вы случаем не обижены на свою фамилию?

– Даже в мыслях такого не было, иначе я поменяла бы ее на фамилию мужа.

– А правду говорят, что какая-то китайская компания установила вам солидную ежемесячную материальную помощь, и по этой причине вы ушли со своей работы?

– Я ушла на пенсию по семейным обстоятельствам с должности младшего научного сотрудника Института мировой литературы уже более 10 лет назад. Но и сейчас продолжаю работать дома – писать рассказы и повести. Несколько лет назад стала членом Союза писателей России, год назад вышел из печати мой сборник «Внучка вождя: дед, отец, Ма и другие». Название несколько претензионное, но в издательстве мне объяснили, что так книга будет «наиболее продажной». Как вы понимаете, не соглашаться мне было не с руки.

Что касается материальной помощи, отвечаю на этот вопрос лишь для того, чтобы исключить какие-либо кривотолки и слухи. Да, действительно, деньги перечисляются мне на книжку китайской компанией, но – совсем с недавних пор. Насколько эта помощь солидная, не берусь судить: все в этом мире очень относительно. Но для нашей семьи, где совокупный доход составляет пять с половиной тысяч рублей в месяц (моя пенсия плюс пенсия сына по инвалидности), любые деньги – подспорье. Отказаться от них, значит опять опуститься до уровня выживания.

Почему именно китайцы, ответить не могу, я там никогда не была. Но, как мне сказал председатель компании господин Ван Гуанюань при личной встрече, в их стране Сталина почитают наравне с Мао Цзэдуном. Хочу особо отметить, что без Клуба военачальников России, который возглавляет маршал Игорь Сергеев, вряд ли подобное было возможным. Это они разыскали меня, помогли в трудоустройстве моему сыну и решили все оргвопросы с китайскими товарищами.

– Скажите, а с кем-то из близких родственников по линии деда вы сегодня поддерживаете отношения?

– Конечно, но в основном только на уровне телефонных звонков. С Иосифом Аллилуевым, Сашей Бурдонским – это старшие сыновья Светланы и Василия. У Светланы есть еще младшая дочка Оля – очень милая девочка, но она живет в США и практически недосягаема.

Галина Джугашвили. Фото автора