Бескорыстие смыслов. Памяти Юрия Николаевича Афанасьева

Прошло немало времени, как не стало Юрия Николаевича Афанасьева – основателя РГГУ, посвятившего обновлению отечественного образования более двадцати последних лет жизни. Стало ясно: если не обозначить место и значение Юрия Николаевича в национальном образовании, не останется ничего. А то, каким видел новый университет Юрий Николаевич, стоит того, чтобы это знать.

Идеальным продуктом по-настоящему нового университета Юрий Николаевич видел человека, способного мыслить нестандартно и продуктивно во всем. Человека, способного распознавать манипуляции умом и противостоять им, развивая самостоятельность своей мысли. Не стать, например, рабом профтехнологии очень непросто. Поэтому Юрий Николаевич считал, что развивать эту способность нужно на любом учебном предмете.Отличие такой позиции от бытующих не просто кардинальное: воспитание универсально продуктивных умов равносильно построению иной цивилизации.Западная цивилизация всегда имела техноуклон. К наукам европейцы приобщились в Средние века. Абак (счетная доска, использовавшаяся для вычислений с древности до XVIII века) перестал давать нужную купцам точность. Тогда и позаимствовали у арабов арифметику, алгебру и геометрию, переведенные ими на язык геометрических величин – все самое технологичное. Число стало исходным пунктом всякой научности.В последней трети XVIII века для законов движения, открытых еще в XVII веке, была найдена эффективная технологическая форма. Стали доступны задачи, посильные прежде единицам. Появилась возможность относительно массового обучения инженеров. Доминирующая сегодня форма обучения научному знанию – продукт именно той технологической революции. Вызванное ею мощное развитие естествознания и вслед за ним других наук вместе с развитием соответствующих форм обучения привело к фантастическому научно-техническому прогрессу нашего времени. Обеспечила его возникшая специализация научно-технологической умственной деятельности.Но в ее рамках нет места универсальному творчеству ума, а невостребованные функции организма деградируют. За чудо научно-технического прогресса платим утратой природной способности мыслить универсально.Научные технологии не охватывают весь мир. Всегда будет что-то требующее умственной универсальности. Так, не решается технологически всегда актуальная проблема обустройства устойчивого и благотворного развития обществ и государств. Умение справляться с ней Протагор считал важнейшим искусством, приобщать к которому надо всех, ибо овладевают им самые изощренные умы. Кто решал задачи механики без технологии? Единицы! Но в условиях научной техноцивилизации лучшие выбирают частные области знания. Там они добиваются успеха, но теряют способность и вкус к универсальной мысли. Специальные знания интенсивно развиваются на благо научно-технологического прогресса, а самое необходимое, требующее лучших умственных сил, оказывается обделенным серьезной и продуктивной мыслью. Полезно вспомнить Чарльза Монтегю, канцлера казначейства Британии, который привлек для решения экономических проблем страны универсальную умственную элиту: Ньютона, Галлея, Локка и Кларка. Результат – английская промышленная революция. И дело не в их советах, обычно они не срабатывали, а в их реальном труде на должностях, сходных с «генеральными конструкторами».Эту особенность научной техноцивилизации можно назвать проблемой Альберта Норта Уайтхеда (учитель и соавтор Бертрана Рассела, выполнивший все доказательства в их знаменитом капитальном труде «Principia Mathematica»). Он первым обратил на нее внимание в цикле лекций «Наука и современный мир» (Гарвард, 1924 г.). Ее решение он видел как смесь специального и общего образования.Афанасьев же считал, что инструментом ее решения должен стать новый университет, обучение специальным знаниям в котором работало бы против естественной тенденции специализации мышления и развивало способность к универсальному творчеству ума без ущерба профессионализму. Он был далек от мысли, что столь противоестественное для научной техноцивилизации умственное развитие можно устроить простой смесью общего и специального образования. И вот почему.Универсальность ума развивает только универсальная, не скованная никакой технологией продуктивная умственная практика. При освоении технологичного научного знания такая есть только одна – познание. В отличие от образования у познания принципиально иная, асоциальная, мотивация. Им движет внутренняя потребность понимать, видеть картину знания, к какой бы специальной области оно ни относилось. Ее не удовлетворить «непостижимостью» эффективности технологий. Ум упрямо строит ответы на многочисленные «почему?», не считаясь с царящими вокруг необходимостями физического и социального выживания. Аттестации, дипломы, степени, звания и прочее важное для этого выживания не имеют ровным счетом никакого отношения к постоянно сплетаемой из смыслов картине знания.Смыслы же в отличие от технологичных форм не передаются, они открываются самостоятельно в процессе познавательного творчества. Только оно универсально придает абстракциям любой предметной области конкретный облик. (Так понимают познание не все, но именно такое умственное творчество описано Платоном в 7-м письме – главном источнике по его теории познания.)Считается, что потребность понимать и испытывать наслаждение от ее удовлетворения присуща человеку от природы. Это и передает видовое имя Homo sapiens (человек понимающий). Однако sapientia adepti stultitia mundi (мудрость посвященных – нелепость в быту). Умы большинства заняты потребностями плотского, материального и социального выживания. Во все времена мало у кого была возможность предаваться познавательному умонастроению, вопреки диктату окружающего мира, а пользовались ею совсем не многие.Новый университет, полагал Юрий Николаевич, должен противостоять этой во многом естественной тенденции. Ни один из традиционных университетов, никто не дает возможности ощутить вкус познания. Не могут дать! Нет в научно-технологичных формах знания информации, позволяющей открывать скрытые в них смыслы.Итак: смыслы непередаваемы; мотивация познания имеет сугубо внутренний характер и потому всегда асоциальна; познавательная практика несовместима с практикой социального и материального выживания. Все это явно указывает на принципиальную невозможность реформы обучения на уровне смыслов. Корень «форма» не случаен. Понято это было, увы, далеко не сразу. Дебютная идея Юрия Николаевича – яркие образцы познавательной информации зажигают познавательный огонь по крайней мере в лучших представителях сообщества; возникают авторские варианты приобщения к познанию (изначально РГГУ позиционировался как авторский университет) – не могла не вызвать шока. Реставрация эвристик Евклида, Архимеда и Ньютона, эвристики превращения игровых и других шансовых неопределенностей в статистические определенности, визуализация абстракций бесконечно малого и бесконечно большого, эвристические возможности разнообразных информационных досье и другого инструментария развития умов студентов произвели на сообщество в основном негативное впечатление. Оно видело в «авторстве» индивидуальные вариации «умного профессорского насилия». В целом же неприятие было таким, что рухнули даже отношения, которые Юрий Николаевич считал дружескими.Всего этого, возможно, не случилось бы, если бы заранее было понято, что не может быть внешнего приглашения в мир сугубо индивидуальных смыслов, желание должно исходить изнутри и иметь чисто познавательный акцент, не замешанный на карьерной или какой-либо иной корысти. Демонстрация же, что группа, работавшая с Афанасьевым, способна прокладывать тропки к смыслам научно-технологичных форм знания, могла вызвать только неприятие научно-образовательного сообщества. Себя в этой, уже происходящей познавательной игре оно не видело…Тем не менее результат «безумной» попытки Афанасьева нельзя назвать отрицательным. Против нее сыграли внешние социальные и политические обстоятельства. Но возникла ясность, что, несмотря на невозможность реформы обучения научным технологиям, вполне возможна новая, работающая на sapiens-цивилизацию информационно-познавательная реальность. Этому вполне соответствуют информационно-коммуникативные реалии нашего времени, когда почти у всех студентов и у многих школьников есть планшеты или навороченные смартфоны. Еще в бытность Юрия Николаевича ректором на некоторых познавательных сюжетах было замечено, что как игры они способны приковывать внимание очень многих, невербально погружая их в задачи, требующие универсальной мысли. Базис, на котором основаны научные технологии, незаметно становится очевидным.Конечно, даже превращение уже имеющихся познавательных сюжетов в познавательные игры требует серьезной высокотехнологичной работы, а разработка новых сюжетов – работы содержательной, для которой слишком мало быть специалистом. На Академию наук мало надежды, рассчитывать на понимание сверху – еще большая утопия. Монтегю и Афанасьевы – редкость. Правда, один голос сверху о необходимости познавательных игр несколько лет назад прозвучал от оборонного комплекса – отрасли, где ввиду нашей общей технологической отсталости нестандартность и универсальность мысли жизненно необходимы, где следование имеющимся технологиям – залог отставания. Но никаких последствий это заявление не имело, а ввиду изложенного не могло иметь. Необходимые для проекта такого цивилизационного масштаба кадры найти непросто, их нет на социальной научно-образовательной витрине. И Юрия Николаевича Афанасьева тоже уже нет. А жаль…