На чтение: ≈ 16 мин.Окончание. Начало в №17
Звенья и цепьУсталое лицо, карие смешливые глаза, шаркающая старческая походка, тонкая талия, мозолистая ладонь, светлый локон и… длинная безмолвная очередь, возбужденная толпа, разноголосый митинг. Капля на лепестке, росинка на стебле, пробившая слабый листок дождинка и… ливень, озерная гладь, речной поток.И в Городе, и на Острове есть вещи, связь между которыми не могу постигнуть. Силюсь скрепить звенья, но цепочка все время распадается. В чем дело? Ведь один корень, одно начало.ВсплескПрошлогодние травы, сухие, спутанные, как ржавая проволока, покрывали склоны. Тростник в низинке стоял желтой стеной, над ней ветер безразлично валял туда-сюда метелки. Издалека были видны на пригорках дубы-нелини, черные ветки которых облепили бурые пожеванные листья (название дубов от глагола «линять», но почему-то все время думается о деревьях, которым не лень держать на ветках весь этот бесполезный листвяной ворох). Апрель – снегогон, ледолом, солнечник. Где? Когда? Очень точно – в цифрах календаря. Еще точнее – в ожидании перемен. После зимы накануне теплых дней ждешь всплеска, взрыва, озарения. Все как будто идет своим чередом. Но как-то вяло, неохотно, тайком. Еще дымились проталины. Не звенел лед на Реке. Перемолотый буксирами, он сошел незаметно, без шума. Серые в черных крапинках пластины остались лежать на пляжах. Глубокие желтые (до песка источила лед вода) канавки змейками разбегались по ним. Мутные воды Реки не отражали солнце. Не слышно было капели. Особенно смущало отсутствие цветов. Лишь местами на склонах проклюнулись росточки, но были они такие немощные, жалкие, с подмороженными желтоватыми кончиками, что никак не верилось в их способность расти и жить дальше.Чем все это могло закончиться? Чем и должно: сменой времени года. Зима весну пугает, да все равно тает. На этот раз без фанфар и привычного праздника. Жалко. Я уже потерял надежду обрести весну, ее начало, и возвращался домой. Поднялся на насыпь, которая от реки вела в глубь Острова. Когда-то через нее проходил мост. Но с того давнего времени склоны ее густо покрылись травами, заросли деревьями и кустами. Сейчас клены и топольки стояли голые и перестукивались озябшими ветками. Между стволами грязными пятнами лежал снег, похожий на обрывки старых шкур каких-то нездешних зверей. Птицы не пели, а лишь изредка подавали голоса.Вдруг впереди посыпался, запрыгал белый горошек. Крепко во мне, наверное, сидела зима, потому что первой возникла мысль: снег! Но тут же она стала раскручиваться обратно. Белые комочки были прикреплены к длинным и гибким вербовым прутьям, которыми ветер играл, как прядями волос. Похожие на крохотных пушистых зверьков, они резвились вовсю: то взлетали в небо, то мелькали у самой земли, устланной плоскими серыми листьями.Неопрятно, заброшенно было вокруг. Казалось, что серебристые пуховички залетели сюда из другого мира и другой весны. Покружились над плавнями – над дубками, кленами, вязами – и почему-то облепили вербовые лозинки. Почему? Может, они показались слабее и нежнее других? И вот вербовые почки надежно прикрыты колпачками. Теперь не страшны им ни отзимки, ни утренники, ни ветры-суховеи. Под плотным нарядом рождались и крепли ростки, готовые по первому зову солнечного луча вырваться наружу. Я чувствовал их энергию и готовность к «всплеску». И пришло ощущение этой готовности в себе вчерашнем. А может, уже и сегодняшнем.ЗрелостьОбычно, проскочив через мост, сразу сворачиваю вправо в сосняк. Тропки отходят от дороги и расползаются по сухим сосновым подстилкам. Сосны стоят неподвижными рядами, Солнечные лучи скользят по шелушащимся стволам и падают на землю пятнами. Внизу безветрено, светло и необычная для поздней осени теплынь. Ветер наседает сверх, нет-нет да и качнутся ветви, царапнут иголками тугое, словно парус, небо. Видно, как вниз-вверх дергаются шишки, будто дразнят нижние отмершие отростки.Я помню эту местность другой. Пески свободно перекатывались по холмам, забивали травы, стекали в балки, сбивали листья с корявых тополей. Лесоводы решили засадить северную часть острова сосной. Нас, школьников, тогда часто вывозили на Остров на помощь озеленителям. Сосенки были махонькие, нам и до колен не доставали. Покрытые редкими хвоинками ветки беспомощно растопыривались, а тоненькие стволы вздрагивали от удара песчинок. Не верилось, что деревца приживутся.Мы подрастали, нас «выпускали» из очередного класса, еще совсем зеленым вручали аттестаты зрелости, потом мы усиленно взрослели: часто на других берегах, вблизи других островов. Все это время на Острове поднимались и поднимались сосны. Круглый год зеленые – упрямо углублялись и распластывались в песке корни, неспешно достигали зрелости. И вот спустя четверть века я стою под их кронами. Одна у нас зрелость. Так вроде получается.…Сотни миллионов лет назад водоросли выползли из воды на сушу. Появились мхи, лишайники, хвощи, плауны. Потом стали подниматься папоротники. После них пошли хвойные. И только потом их сменили покрытосеменные – платаны, дубы, тополя. На Острове есть водоросли, мхи, лишайники, сотни видов покрытосеменных растений. Хвойных пород не было. Поднялись, закрепились на песке сосны. Разорванная цепочка восстановилась. Много всяких мыслей (весьма зрелых, как мне кажется) приходит под хвойным пологом. Это лишь одна. Я сижу, прижавшись спиной к теплому стволу, и неторопливо жую бутерброды, запивая их горячим чаем. Передо мной две сосны, кажется, от одного корня, изогнулись в виде лиры, вот уж не думал, что в нашем образцовом соснячке может быть такое! Сверху шмыгнул ветер. Упало несколько сухих хвоинок. Медленно они падали, прерывисто, будто задевали о струны…ОбочинаПрямой песчаный проселок с твердыми травянистыми валиками обочин одним концом смыкался с шоссейкой, другим упирался в плавневое озеро. Ровно на полпути к нему росла березка. Хоть ствол был тонок, не толще, пожалуй, оглобли, и кора во многих местах потрескалась, залохматилась, заплыла наростами, но видно его было издалека: от шоссейки справа, от озера слева белело на обочине проселка деревце. Нижние ветки, буроватые, корявенькие, еще так и сяк держались, тянулись вверх, ближе к верхушке ветви вялыми плетями падали на землю и даже самый слабый ветерок делал с ними что хотел.Километра два всего тянулся проселок, и никогда у меня не возникало желания присесть, перевести дух на его обочине. В какую бы сторону ни шагал. Но что заметил: всегда, один или с попутчиками, находил причину, чтобы задержаться возле березки. То останавливался прикурить, то шнурок нужно было затянуть потуже, то вдруг появлялась необходимость порыться в карманах. Часто после первого десятка шагов по песчаной дороге думал: «Вот дойду до березы…» Доходил. Ничего такого «вот» не случалось. Шел дальше. Просто первую половину пути деревце было перед глазами, вторую – за спиной. Первую половину я думал о нем, кажется, даже прикидывал, сколько осталось шагов, вторую – березка провожала меня, считая шаги, которые разделяли нас.Дерево родилось у дороги. Вся его жизнь была связана с проселком. Летом, когда начинали сохнуть и ломаться травы, пыль покрывала мелкие листочки, осень стряхивала их в колеи, зимой, случалось, трактор расчищал заснеженную дорогу и обледенелый ствол почти полностью уходил в сугробы, весной деревце вместе с облаками, закатным солнцем, звездами отражалось в лужах. Совсем никудышное или сносно-мирное соседство, но березе до последних своих дней быть одиноким придорожным деревом. И не нужно ни рощ, ни опушек, ни парков. При дороге – значит при деле. Проходят мимо путники. Грустно – уже как бы привычно провожать и прощаться, радостно – тоже привычка, нет, куда-то спешить, кого-то догонять. Такая судьба. Нет другой.Почти сонВ плавни хлынуло тепло. Оттаявшая земля и вскрывшиеся озера готовы были принять его. И отозвались на первые горячие лучи всплесками, звонами, тресками, трелями. Прошла неделя, ветер гнал и гнал с юга зеленый дым, который проносился над водой, но застревал в кустах и кронах деревьев.Залатав на лодке очередную дыру, я отправился бродить по окрестностям. Обычно это занятие мне никогда не надоедало: даже в самой ходьбе, то торопливой, то неспешной, «разглядывающей», находил удовольствие. Часа два так и было. Каждый шаг – узнавание. И деревья, и поляны, и вензеля кабаньих тропинок – все вокруг знакомо и исхожено, но вдруг – другое, новое.И вот настал момент, когда я почувствовал, что переполняюсь этой новизной. То ли солнце было неожиданно жарким, то ли просто устал, возясь с лодкой, но все неохотнее шагал, рассматривал, вслушивался. Я прилег в тени старой вербы и быстро уснул. Через час или полтора открыл глаза. Нужно было возвращаться, но я продолжал лежать, не совсем понимая, почему не хочется сразу отойти ото сна. Ничего не изменилось вокруг: по-прежнему жарко грело солнце, над травами мелькали желтые бабочки и без умолку трещали скворцы. Но все это уже было, и было знакомо и обыденно, а что-то вдруг произошло. Что?Шагах в десяти от меня стоял прямой и длинный стебель «куриной слепоты». Два часа назад я прошел мимо него и не заметил: стебель как стебель, прошлогодний, сухой, облепленный маленькими «звоночками». Но именно он в эту минуту попал в поле зрения. Я лежал, и стебель чернел на светлом небе. Он казался очень высоким: выше трав и кустов, выше лесопосадки и холмов на горизонте. Все смазалось, стало пустынным мертвым фоном: один лишь стебель жил, превращая плавни в другой пейзаж. И пришло удивление: «новой» опять стала земля. Ответ нашелся быстро. Другой стала поза, изменились высота, ракурс, угол зрения.И вернулось удивление, с которым я однажды пришел на Остров и очень хотел, чтобы так было всегда. А может, все-таки это был сон. Или почти сон.На поляне рос молодой клен, совсем юное деревце, чуть больше метра от земли. Верхушку перечеркивал тонкий прутик, ниже – ветка под углом к стволу. Крест! Он парил в небе, тепло, которое шло от земли, подымало его все выше и выше. Концы креста с молодыми и аккуратно вырезанными листьями бахромой соцветий задевали белые облачка, которые неслышно проносились над плавнями. Вот одно из них приостановилось и стало чернеть по краям. Восходящие токи воздуха толкнули кленовый крест еще выше, и он заслонил собой облако. Все замерло: желтыми блестящими глазами чистяка земля смотрела вверх – ждала чуда. Туча начала сереть, становилась все тоньше, прозрачнее и наконец совсем растаяла, освободив небо. Крест в золотистом поднебесье, в каждой клеточке которого закипал сладкий сок; ниже – купол, поросший зеленой травой; под ним – храм из древних гранитов. Вокруг – вода. Сотворился мир и обрел покой. Всему свой час и время всякому делу под небесами.P.S. Я намеренно не называю ни Город, ни Остров. Подобных городских поселений, созданных цивилизацией, у нас предостаточно, хватает и сотворенных природой диких уголков (пока еще!). С самых первых шагов человек осваивает окружающий мир, вдыхая запахи родной земли, любуясь ее красками, растворяя в себе ее дивные звуки. Тайна мироздания, его мудрость во всем, что рядом, под рукой, перед глазами, под ногами. В немалой степени (а может, и прежде всего!) это касается природы. С первых шагов ребенок старается понять, охватить душевно ее основы, проложить через них свою стежку. По ней ведет младенца, подростка, юношу педагог-воспитатель, педагог-учитель. Для него эти записки.
Выбор читателей
Комментарии