Белое счастье черных людей. или Где находится страна Негритяния?

Специалисты Института Африки Российской академии наук установили, что за последние сорок лет в России побывало около 70 тысяч африканцев. Здесь они учились, работали и любили. Доказательство этой любви – 30 тысяч детей-полукровок, большинство из которых знают о своих отцах лишь по рассказам. Для них, маленьких мулатов и квартеронцев, а также для тех, чьи корни следует искать в Китае, Индии, Малайзии и на Ближнем Востоке, создан благотворительный фонд «Метис».

Африканский кофе с русским молоком

Самые разные мысли теснятся в голове все время, что я добираюсь до небольшого сквера в центре Москвы, куда Эмилия Георгиевна Менса, президент «Метиса», пригласила меня на традиционный летний «этнический» пикник. Для начала пытаюсь вспомнить все, что мне, бывшему советскому школьнику, а ныне среднестатистическому россиянину, известно об Африке еще с ученических времен. Информации набирается немного, на слабенькую троечку, и вся она какая-то разномастная и несерьезная. Помню, что Корней Чуковский утверждал, мол, «в Африке гориллы и злые крокодилы», и настоятельно рекомендовал детям не ходить туда гулять. Это, впрочем, совсем детсадовские сведения, неужели не додумаюсь до чего-нибудь поумнее? Надо «включить» ассоциативное мышление: Африка – «Черный континент» – Сахара – озеро Чад – Эфиопия – Кения – кофе – голодающие дети Сомали – Буркина-Фасо – столица Уага-Дугу – ЮАР – расизм – «Рабыня Изаура» – «Хижина дяди Тома». Стоп. Кто как, а я эту книгу не люблю. Во-первых, она плохо заканчивается, во-вторых, никого ничему не научила. Что проку в том, что вчера все советские дети добровольно-принудительно рыдали над трагическими судьбами невольников, если сегодня, вырастая, они презрительно кривятся: «Фу, негры». Расизм в России – больше, чем расизм. Америка, навеки заклейменная Гарриет Бичер-Стоу, по отношению к своим темнокожим гражданам нынче до смешного политкорректна. Россия по отношению к своим – до слез бестактна. А ведь она не просто многонациональная, но еще и многорасовая держава, и среди ее граждан не только евразийцы…

В таком потускневшем, не слишком праздничном настроении я и прибываю на место. Сквер пока что пуст (боясь опоздать, я, конечно же, приезжаю на полчаса раньше). Лишь пожилая дама озабоченно пытается собрать в одну кучу разбросанный по лужайке мусор, да каменный Ильич равнодушно глядит в светлую даль.

– Сейчас все наши соберутся, а тут такой беспорядок, – сокрушается дама, пытаясь подцепить палкой очередную водочную бутылку. – Вот сколько мусору за ночь набросали. Но дети ведь не должны играть на помойке, не дело это.

– А вы что, были тут вчера вечером, и все было чисто? – помогая ей загрузить в пакет пустые сигаретные пачки и обрывки газет, машинально интересуюсь я.

– Нет, конечно, не была. Мы тут вообще впервые собираемся, до этого встречались в основном в Интернациональном клубе, в Университете дружбы народов. Но тут ведь наверняка каждый день убирают, – удивляется она моей непонятливости.

Не успев ни согласиться, ни возразить, я уже волоку остатки чужого праздника к ближайшей помойке, а вернувшись, вижу, что лужайка начинает потихоньку заполняться народом. Шоколадная, кофейная, ореховая – как только не называют такой цвет кожи. Иссиня-черных ребят тут, конечно, нет – они ведь все полукровки, не чистый мокко или арабика, скорее африканский кофе с русским молоком. У некоторых кожа почти совсем светлая, будто слегка загорелая – так это с кем не бывает, все же лето на дворе. Но таких «выдают» волосы: курчавые, жесткие, как проволока, пышные, как шапка одуванчика.

– Продукты сюда выгружайте, под деревья, – а вот и Эмилия Георгиевна Менса, глава «Метиса». – Тут сто наборов, всем должно хватить, – Эмилия Георгиевна обращается уже ко мне. – Мы же не просто клуб по интересам – встретились, пообщались, разошлись – мы благотворительный фонд, матерям-одиночкам продукты раздаем. Сегодня, например, сахар, гречку, колбасу полукопченую, шпроты, тушенку, детям – соки и шоколад. На 150 рублей всякой всячины. А сейчас будет конкурс рисунков на асфальте, победителям вручим небольшие призы.

Не в Глюкозе счастье

Эмилия Георгиевна раздает детям цветные мелки:

– Ребята, начинаем. Тема конкурса – счастье, кто как его понимает, кто как видит. Только будьте готовы свой рисунок прокомментировать, объяснить.

Жаль, что каменный Ильич смотрит в противоположную сторону и не видит, каким рисуют счастье дети, живущие почти через сто лет после него. Дети – результат крепкой дружбы разных народов, дружбы, о которой он столько говорил и мечтал. Впрочем, если бы даже и увидел, то скорее всего мало бы что понял.

Таня рисует Африку: пальмы и скачущих по ним мартышек. В свои четырнадцать Таня видела всю эту экзотику только на картинках, но предполагает, что именно так должна выглядеть Уганда, родина ее отца. Счастье – Африка – папа: ход мысли понятен, но счастье выходит каким-то далеким, нездешним, а значит, не очень реальным. Счастье, которое ты в свои четырнадцать видел только на картинке. С другой стороны, зачем искать в темной комнате черную кошку, особенно если ее там нет? Может, Танина Африка – это просто Африка, без всякого подтекста или тайного умысла, без пустых, бесплодных мечтаний.

Нэнси и Джоан – две сестрички-шоколадки, хорошенькие, как все маленькие девочки. С их счастьем все понятно – это мама. Как просто быть счастливым, когда тебе всего пять лет. А это Гуля. Ее счастье абстрактно и тезисно. Лишь после долгих уговоров и наводящих вопросов девочка объясняет, что оплетенные цветами слова «хип-хоп» и «Эминем» – это музыка, в которой, собственно, все ее, Гулино, счастье.

– Первое место Рафаэлле отдадут, – вздыхает 12-летняя Диана, – вон какую она клевую Глюкозу нарисовала. Похоже, правда?

Глюкоза в данном случае – это не углевод из группы моносахаридов, а современная певица, чей голос, пропущенный не через одну компьютерную программу, звучит сегодня на всех радиоволнах: «Я буду вместо, вместо, вместо нее твоя невеста, честно…» Живую Глюкозу мало кто видел, она скрывается за своим мультипликационным, крайне хулиганским образом, отчего становится еще более загадочной и любимой 12-летними девочками.

– Диана, а ты этническую африканскую музыку слушаешь?

– Не-а, я Глюкозу слушаю, ее все сегодня слушают.

Несмотря на опасения Дианы, первое место присуждают не воинственной Глюкозе, а именно ей, ее классическому представлению о счастье: солнцу, птичкам и цветочкам.

Расти, коса, до пояса

Гости продолжают собираться. Вот Виктория, Дэвид и их дочь Диана. Дэвид – художник, Вика преподает изо в одной из московских школ, познакомились они еще в студенческие годы, в Строгановке.

– Дэвид, а почему вы после учебы остались здесь, не вернулись в Гану?

– Как же он поедет, – удивляется за мужа Вика, – у него же тут семья, ребенок. Да и что я там делать буду?

– Уж нашла бы чем заняться, – внезапно Дэвид начинает сердиться, видно, что ему этот разговор почему-то неприятен. – Тут работаешь и там бы работала.

Оказывается, тема Родины для этих людей – тема болезненная. Большинство из них остается здесь не потому, что не хочет возвращаться домой, и не для того, чтобы отнимать рабочие места у коренных россиян, а оттого, что совесть не позволяет бросить родившихся тут детей. В отличие от тех, кто вернулся домой в одиночестве, они достойны уважения. Уважения, а не злобного шипения в спину.

Вторая часть «марлезонского балета» – плетение африканских косичек. Стелла, студентка Университета нефти и газа, демонстрирует всем желающим маленькие парикмахерские хитрости: плести надо туго, ровными рядами, захватывая как можно меньше волос. Тогда получится настоящая «африканская» голова, как у нее, Стеллы.

– У вас самой, наверное, косичек двести, не меньше. Долго заплетали?

– Очень быстро, подруга управилась буквально часов за шесть, – она ловко захватывает очередную прядь. – Меньше волос берите, красивее получится.

Моя кривая коса, из которой то тут, то там выбиваются отдельные волоски, с ее маленьким шедевром, конечно, ни в какое сравнение не идет.

– Стелла, а вы давно в Москве?

– Пять лет, сейчас уже перешла в магистратуру. Вообще-то хотела учиться в Бельгии, но там это, естественно, дороже. Теперь, конечно, ни о чем не жалею, мне Москва нравится, но как только получу диплом, сразу вернусь домой, в Кению. Не хочу здесь жить, город красивый, но злой. Постоянные оскорбления, я к ним так и не привыкла. У меня подруга есть, у нее мать белая, венгерка. Так ей, подруге моей, еще больше достается, за то, что мать с черным путалась. Полукровкам, метисам, сложнее, чем нам: они и родительское унижение на себе несут.

– А дома у вас будет работа?

– Конечно, я же химик, а это очень востребованная профессия. За мое обучение здесь платит государство, значит, у него на меня планы.

«Черный и гордый»

– Знакомьтесь, – Эмилия Георгиевна не может позволить, чтобы ее гости скучали, – это Гогли Закария, папа одной из наших девочек, а по совместительству – координатор компьютерного класса, который мы открыли в Тимирязевской сельскохозяйственной академии.

Гогли родом из Республики Того и «по совместительству» оказывается еще и доктором экономических наук. Сейчас он работает в Российской академии наук, занимается вопросами сельского хозяйства.

– У нас с академией взаимовыгодная дружба: они нам помещение и преподавателей, мы им – современные компьютеры, на которых не только наши дети, но и их студенты занимаются. С 1 сентября мы открываем группы английского и французского языков. Для наших ребят обучение, естественно, бесплатное. Программа рассчитана на десять лет: кто пройдет все ступени, получит специальный сертификат.

Мы все для своих детей делаем, они должны быть образованнее, сильнее обычных белых ребят. Потому что к ним будут предъявлять завышенные требования.

Общаясь с Таней и Дианой, Викой и Дэвидом, Стеллой и Гогли, я и не заметила, как день пролетел. Исчезли из-под деревьев пакеты с «сухими пайками», дети, шурша шоколадной фольгой, стали расходиться по домам. Эмилия Георгиевна впервые за все время присела на скамейку. Видно, что очень устала, но, глядя на нее, понимаешь: своя ноша не тянет.

– И часто вы такие праздники устраиваете?

– Стараемся как можно чаще, по крайней мере раз в месяц. Зимой раздаем бесплатные билеты в театры и музеи, на новогодние елки, все вместе отмечаем Рождество и Пасху, чтобы дети как можно чаще собирались вместе, чтобы им хоть изредка было тепло. К нам даже из других городов маленьких метисов привозят. Вот случай был: в одном из поселков Рязанской области растет девочка-полукровка. Можете себе представить, что это значит? Из соседних сел учителя привозили целые классы на экскурсию, чтобы на нее, как на музейный экспонат, посмотреть. Все это чуть не кончилось трагедией: девочка боится на себя в зеркало смотреть – это даже не комплекс неполноценности, это уже болезнь. Ведь все вокруг белые, самый близкий человек – мама – белая, отец в Африке, она его и в глаза-то никогда не видела, одним словом, она единственная не такая, как все. И дедушка с бабушкой бросают все, везут ее к нам, только чтобы показать ей таких же детей, как она сама.

– И давно уже «Метис» существует?

– Регистрацию благотворительного фонда получили пять лет назад, до этого целый год работали неофициально.

Ничто ведь не рождается просто так, у любого события и явления есть предпосылки. То же и с «Метисом». Моя дочь училась в США, и однажды ее пригласили на конференцию афрометисов. Когда она спросила, будет ли кто-нибудь из России, ей ответили, что на официальный запрос, отправленный в Москву, организаторы получили не менее официальный ответ, что темнокожих русских не бывает. Это на первый взгляд курьезное происшествие заставило меня всерьез задуматься о создании фонда.

Сама я прожила в Америке шесть лет, преподавала химию в «Вудро Вилсон Хай Скул», была волонтером возглавляемого Собчаком общественного фонда помощи детям-инвалидам «Петербург». Там я и узнала, что такое фонд, как бороться с бюрократическими сложностями, как искать спонсоров. Поэтому, когда обстоятельства заставили меня вернуться в Москву, решила не сидеть без дела и организовала «Метис».

– Но ведь Россия – не Америка, начинать тут что-то куда сложнее…

– Трудно было найти единомышленников, помощников ну и, конечно, спонсоров. Поначалу нам очень помог Институт Африки Российской академии наук. Российские компании на уговоры о помощи практически не поддаются: показываю им фотографии наших детей, а они не верят, что эти ребятишки – русские. Говорят, мол, чего вы от нас хотите, идите в посольства африканских стран, пусть они своих и поддерживают. Так что в итоге нашли спонсоров-англичан, еще Московский комитет по делам семьи и молодежи нас не забывает.

Сегодня только в Москве у нас триста детей. Было бы много больше, но мы ведь не просто клуб общения по интересам, мы благотворительный фонд помощи матерям-одиночкам, воспитывающим детей-метисов. Для того чтобы к нам попал ребенок из полной семьи, либо отец, либо мать должны работать у нас волонтерами. Нам очень нужна такая добровольная помощь, потому что сегодня, не поверите, эту огромную работу делают всего шесть человек.

– Но ведь дети-метисы живут не только в Москве.

– Что вы, нет, конечно, по всей России их тысячи. Одних афрометисов сколько, а есть ведь еще азиаты, индусы, арабы, малазийцы, кубинцы. Это все наши «клиенты». По большому счету дети от смешанных браков с грузинами, армянами, узбеками или казахами – те же метисы, но у них свои национальные объединения, мы не пересекаемся.

Многие думают, что теперь, когда не стало СССР, африканцы в Россию больше не приезжают. Но ежегодно только в одном московском Университете дружбы народов учатся три тысячи иностранцев, большинство из которых – именно африканцы. И каждый из них встречается с русской девушкой. Они молодые, родители далеко, с физиологией не поспоришь, а девочки наши очень любят иностранцев. Поэтому детей очень много, а сколько их в приютах и детских домах! Туда мы тоже постоянно ездим, возим подарки, возим своих детей. Метисам в семье-то тяжело, а в приюте так просто невыносимо.

В мае открылся филиал «Метиса» в Рязани. Нашлись там активные, желающие работать люди, мы передали им все документы, объяснили, как искать деньги. Для нескольких месяцев результат их совсем неплох – пятьдесят детей. В Среднюю Азию недавно бумаги передала, тоже хотят что-то подобное организовать.

Но дело бы пошло куда бойчее и веселее, если бы родители были поактивнее. Я восемь лет жила в Африке, шесть – в Америке, но, честно скажу, уж вы не обижайтесь, нигде не видела таких равнодушных, пассивных, инертных матерей, как у нас, в России. Мы открыли компьютерный класс, за него не надо платить ни копейки, но у нас есть пустые стулья! Осенью начинают работать преподаватели иностранных языков, но я не уверена, наберем ли мы полные группы. А ведь дети хотят учиться, но матерям, извините за грубость, лень везти к нам ребенка. Они лучше телевизор посмотрят или с подружкой по телефону поговорят. Как они не понимают, что детей-метисов надо как можно больше выводить в общество, на люди, чтобы они адаптировались, учились общаться, не дичились. Из трехсот членов нашего фонда я насчитаю не более двадцати пяти семей, которые действительно стараются, развивают своих детей.

– Это что же получается: прежде чем воспитывать детей, нужно сначала воспитать родителей?

– Об этом мы тоже много думали, и в ближайшее время (надеюсь, что ничего не сорвется) профессор, доктор наук Наталья Крылова будет проводить с нашими мамами беседы о русско-африканской семье, о психологии метисов. Женщина, рожающая полукровку, не знает, не может знать будущего, всех проблем, что встанут перед ней и ее ребенком. В воспитании таких детей свои секреты, тонкости и хитрости. У них ведь своя психология, свое поведение, в них же два гена уживаются. С одной стороны, нужно постоянно их убеждать, что они такие же, как все: две руки, две ноги, голова на плечах. Но ведь ребенок – не дурак, он смотрит в зеркало и видит, что он другой. Поэтому в то же самое время его нужно научить гордиться тем, что у него темная кожа или раскосые глаза. Научить не бояться ни себя, ни других. Как в Америке говорят: «I am black and proud» – «Я черный и гордый».

К огромному стыду и сожалению, в нашей стране такой человек в лучшем случае экзотичен и на него смотрят с любопытством, в худшем – с ненавистью. Нас до сих пор называют неграми. Мой папа афроамериканец, мама русская, но в паспорте, в графе «национальность» у меня всегда было написано «негритянка». Это где же, позвольте вас спросить, такая страна, Негритяния? Уж не наша ли это Россия? Я родилась в Советском Союзе, в стране, которая, крича на весь свет о «дружбе, равенстве и братстве», нас, метисов, и за людей-то не считала. Мои дети уехали в Америку и не хотят возвращаться. Говорят, им не нужна страна, которая их не любит. Ведь наших детей не любят. Знаете, как их бьют, как унижают? Вы заметили, что сегодня все они, независимо от возраста, пришли сюда с родителями? Взрослые боятся отпускать их одних. В метро ездить так и вовсе опасно. Наши этнические праздники нужны уже хотя бы для того, чтобы научить их любви, показать, что она бывает не только в сказках. Однако нашим детям часто бывает нужна не только моральная и материальная, но еще и правовая помощь. Да, знаю, их часто ловят с наркотиками, но большинство, поверьте, идут на это по наивности. Наши дети доверчивые и легкоранимые. С ними мало кто дружит, поэтому их легко заманить одной только видимостью хорошего отношения. Я их не оправдываю, только жалею. А вот недавно случай был: нам удалось вытащить из СИЗО четырехлетнего мальчика, который три года жил с матерью в камере, пока она была под следствием за продажу наркотиков. Мы ходили в посольства, писали письма, но у мальчика нет гражданства – мать украинка, отец нигериец. От ребенка все отмахиваются, никому до его судьбы и дела нет. С огромным трудом, пройдя миллион формальностей, удалось пристроить его в детский дом. С каким удивлением этот малыш смотрел на небо, которое, оказывается, вовсе и не в клетку…

… Гарриет Бичер-Стоу, американская писательница из штата Цинциннати, написала свой знаменитый роман около 150 лет назад. Это был роман-взрыв, роман-вызов, роман-оплеуха. Живи она в сегодняшней России, ей тоже было бы чем заняться.

Михаил КУЗМИНСКИЙ (фото)

Дэвид и Диана – художники

Стелла любит Россию, но возвращается в Кению

Эмилия МЕНСА, глава «Метиса»

Диана, победитель конкурса рисунков