search
main
0

Беларапия

Путешествие в страну пирамид и фараонов: без особого удовольствия, но с пользой и не без морали

Я решил, что буду крутить и крутить педали по зажатой пустынями нильской долине, насколько хватит упрямства и сил терпеть плотную опеку полицейских.

Продолжение. Начало в №22-24

 

Осознав свое право гостя и одолев несколько десятков километров, останавливаюсь на заслуженный отдых. Просто падаю возле какого-нибудь едомно-питейного заведения, которое часто представляет собой навес и простенький очаг. «Ана табене», – заявляю категорично о своей усталости и демонстративно растягиваюсь на циновке рядом с египтянами, что гоняют чаи и забавляются кальяном. Гортанный хрипловато-сипловатый арабский язык весьма труден для слуха и артикуляции славянина. Перед поездкой я добросовестно составил список из самых необходимых для вольного путешественника слов. Однако воспользоваться им не пришлось. Слишком много диалектных египетских смысловых тонкостей и нюансов в произношении. Например, классическое арабское «сахин мае» – «горячая вода» – звучит в Египте, как «сох мае», что-то вроде этого. Это после традиционного восточного приветствия «салам» моя первая и почти единственная насущная просьба во время дневных остановок-перекусов. Еще разные фразы и словечки запоминаются, по мере того как глубоко внедряюсь в местную действительность или, наоборот, эта действительность внедряется в меня. Скажем, «агела» – «велосипед». Слово часто срывается с уст моих провожатых, когда они пытаются втиснуть моего железного конька в свой грузовичок или по рации советуются с начальством, как поступить со странным туристом, которому вздумалось на велосипеде в одиночку проехать по всему Египту. Или «секина» – «нож». Он у меня всегда при мне в чехле на боку. Легко запоминается по ассоциации с «секирой». А потом на него часто обращают внимание полицейские. Просят достать, осматривают, пробуют лезвие на остроту, подозрительно, с нехорошим намеком качают головами. В конце концов пришлось спрятать его в рюкзак.

Не успеваю я расслабиться, как сержант наклоняется ко мне и лопочет озабоченно: «Моске, моске». Что-то вроде этого. Потом даже качнул автоматом, показывая, чтобы я сполз с циновки. Подумалось, что речь идет о москитах, которые могут навредить мне. Я обращаю внимание моего стража на феллахов, что спокойно сидят рядом. Мол, им можно, а почему мне нельзя? Сержант тычет пальцем в мои пыльные кроссовки. И тут до меня доходит, что «моске» (так в памяти отложилось это словечко) – это «святое место», где, как в мечети, нужно находиться без обу­ви. В ногах и так правды нет. А если они еще и прикрыты обувкой… Так мои провожатые учат меня местному этикету. Полезная наука. За плечами не носить. Иногда, правда, их назидания, просьбы, советы звучат слишком требовательно и категорично. Приятно все-таки осознать, а главное – проявить власть. Так не только в Египте. Я, если есть настроение, пытаюсь возражать, часто осознавая свою миссию и зависимость полицейских от своего статуса и инструкций, даже порой забавляюсь, упрямо, а то и откровенно грубо отвергая невольную опеку. Как-то стал убеждать, что я их гость и Египет – это тоже моя страна, что хочу в ней, то и делаю. Молодой коротко, по моде (что европейской, что арабской) стриженный наследник фараонов с двумя красными лычками на погонах, конечно, мало что понял, но слова про «мой Египет» его, кажется, задели. Он сверкнул белками глаз, потемнел лицом (куда уж темнее при его загаре, у нас в этом случае багровеют) и стал нервно выкрикивать: «Мой Египет, мой Египет!» Подошел его напарник с тремя лычками и снял с плеча автомат. Я понял, что погорячился. Изобразил улыбку и постарался успокоить полицейских, мол, Египет – лучшая в мире страна, но… он мне и даром не нужен (понятно, это я произнес на русском). Этого показалось мало. Чтобы доходчивее и яснее выразить свои мирные намерения, добавил: «Тахья маср!» Это распространенная здравица во славу страны. «Жизнь для Египта!» – так ее перевели для меня, что-то вроде нашего «Слава Украине!». Полицейские как по команде преобразились, одобрительно закивали головами.
Общаясь со своими провожатыми, я понял, что изредка могу диктовать им свои условия. В частности, это касалось ночлега. Между Асьютом и Сохагом (это половина пути до Асуана), когда уже под вечер велосипед перегружали из одного пикапа в другой, я вдруг заупрямился (или решил заупрямиться?). Не поеду дальше, хоть стреляйте, буду ночевать прямо здесь, хотя бы вот на этом топчане. Случилось это рядом с какой-то придорожной кафешкой-балаганчиком. Я лихо выдернул из рюкзака спальник и раскатал на дощатом помосте. Сержанты растерялись. Защелкали автоматы, затрещали рации. Переговоры с начальством (уже в темноте) завершились тем, что один из полицейских улегся рядом (в ногах) со мной на топчане, подобрал под себя автомат и укрылся какой-то дерюжкой. Всю ночь я слышал его сопение, трели мобильников, писк рации и позвякивание оружия. На следующий день, едва взошло солнце, у кафешки уже стояла полицейская машина, сержанты бодро поприветствовали меня и своего сонного недовольного напарника, и мы покатили дальше. Подобное случалось еще несколько раз. С разными вариациями ночлега. В палатке (ее все-таки разрешили поставить возле одного блокпоста), во дворе полицейского участка, на автозаправке. В Марса-эль-Аламе уже поздно ночью после долгих препираний с моей стороны (я даже соглашался на ночевку в тюремной камере) и уговоров (с их стороны) меня доставили на какой-то курорт. Разумеется, поселили бесплатно. Я потом узнал: суточное пребывание там при другом раскладе обошлось бы мне в шестьдесят долларов. Утром после омовения в Красном море даже позвали на завтрак. Понятно, с включением всяких разных вкусностей. Я ограничился стаканом апельсинового сока, кефиром и омлетом. Яйца, сыр и какие-то пирожки при неодобрительном, но молчаливом согласии персонала прихватил с собой. «Из гостя превратиться в хозяина». Это из древних китайских военных хитростей, позднее греки назовут ее «стратагема». Она предполагает использование своего бедственного (даже просто зависимого) положения для своей выгоды, достижения своей цели при вроде явном, но на самом деле все-таки кажущемся, а самое главное – временном превосходстве того, от кого ты зависишь. Впрочем, в большей или меньшей степени такова целесообразность поступков (я бы ее даже отнес к законам выживания) людей на всех широтах. В Египте она тоже имеет место быть. Не чужда, понятно, она и гостям.
Луксор – точка пересечения разных путешественных маршрутов по Египту. Я тоже не избежал участи дисциплинированного и жаждущего окунуться в египетскую древность туриста. Тем более уже в самом городе полиция оставила меня в покое. Правда, добросовестно доставила в отель, уговорив хозяина несколько сбросить цену. Этот старинный город (от арабского Эль-Уксур – «дворец» или «замок») в долине Нила возник на руинах дрeвней cтoлицы Египта – «стовратных Фив» – в период Среднего и Нового царств. Ни в одном городе мира нет столько исторических памятников на квадратный метр, как в Луксоре, настоящий музей под открытым небом. После пирамид Луксор – вторая туристическая изюминка Египта. Нил разделяет Луксор на две части: восточную – город живых, где фараоны жили и строили свои молитвенные храмы, и западную – город мертвых с высеченными в горах гробницами и похоронными святынями. Я решил ограничиться «живой», восточной, частью, к мертвым меня что-то не тянуло. Городские улицы наполнены гудками и цокотом копыт. Лошадей здесь почти столько же, сколько автомобилей. Повсюду снуют экипажи, развозящие туристов от одного древнего ансамбля к другому. В Луксоре их два. Это прежде всего Карнак с храмом Амона-Ра (влияние фараонов Нового царства, чья держава простиралась от Нубии до Палестины, опиралась на могущество культа этого божества), колонным залом фараона Сети I (почти полтораста колонн высотой по 18 метров, снизу доверху расписанных цветными барельефами). С южной стороны к храму примыкает небольшое священное озеро, на берегу которого стоит огромный гранитный жук-скарабей, считавшийся в Египте священным. Особняком в центре города почти на четверть километра вдоль Нила протянулся Луксорский храм, возведенный в XIII веке до нашей эры при одном из самых могущественных и знаменитых фараонов – Рамзесе II.
Хоть с трудом, но при желании и упрямстве объять физически древности Луксора еще возможно, но мысленно и душевно этого вряд ли достигнешь. Я решил ограничиться осмотром Луксорского храма. Он посвящен фиванской триаде богов – Амону, Мут и Хонсу, считался «гаремом Юга», где обитали супруга Амона Мут и их сын Хонсу. Каждую весну статую Амона из Карнакского храма перевозили на ладье в Луксор, где бог возобновлял свой брачный союз с Мут во время приуроченного к разливу Нила праздника плодородия Опет («ипт» – сокращенное египетское название Луксора), славившегося народными гуляньями. Величественные храмовые колонны с пилонами (они ночью подсвечиваются), взметнувшиеся в вечно белесое небо, огромные статуи полубогов-полулюдей (а может, и без «полу», во всяком случае в представлении древних) впечатляют. И все же ощущение театральности, некоторой пусть не фальсификации, кем-то когда-то под меня заточенной, но уж точно бьющей на эффект декоративности, игры не покидает меня. Я не один такой. Во время съемок фильма «Смерть на Ниле» голливудская звезда Бетт Дэвис произнесла свою знаменитую фразу: «В наши дни мы могли бы построить все это в студии – и было бы даже лучше». Звезда, правда, не учла, что мифы наши вечные спутники. Где и для кого ведомые, а где и для кого ведущие.
Внутри Луксорского храма рядом со статуями находится небольшая белая мечеть, где хранятся останки мусульманского святого Абу эль-Хаггага. В день его памяти огромная процессия возит их по городу на барке, как древние египтяне возили барку Амона. Все в точности как в истории с Софийским собором в Стамбуле. Был христианской церковью Святой Софии, стал мечетью Айя-София. Атрибуты веры могут меняться, не так важно, в кого или во что и как веришь, может даже и сама вера быть другой, главное, чтобы все-таки она была – вера в небесного провидца и вершителя судеб и его наместника на земле в реальном человеческом обличье, с реальными властными полномочиями. Напротив Луксорского храма расположен Музей мумификации, где кроме мумии верховного жреца находятся мумии барана, кошки, бабуина, крокодила и даже рыбы, а также всякие инструменты, необходимые для бальзамирования. Это, конечно, не о вере. Но где-то рядом с ней.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте