Разделение на технарей и гуманитариев старо, как мир существования разных профессий. Многие люди склонны полагать, что инженер никогда не сможет освоить лингвистику, а социолог – ядерную физику. Однако профессор Оклендского университета (Новая Зеландия) Барбара Оакли развеивает мифы личным примером. Сфера ее научных интересов очень широка – от изучения стволовых клеток и проектирования инженерного оборудования до исследований в области педагогики и техники обучения. Получив филологическое образование, Оакли решила проверить, сможет ли ее мозг «перестроиться» и освоить техническую специальность. В результате Барбара выучилась на инженера и получила степень доктора технических наук. О том, как преподавать с особым чувством, увлеченно учиться и грамотно переключаться между дисциплинами, думать, как математик, даже если стал журналистом, эксперт рассказала в эксклюзивном интервью «Учительской газете».
– Барбара, вы написали много книг. Какие из них вы бы порекомендовали почти всем?
– Я думаю, ответ на вопрос «Какая книга лучше?» зависит от того, что вам вообще может быть интересно. Если вы хотите перезагрузить мозг и попытаться изучить то, что раньше боялись не освоить, я бы предложила «Думай как математик» – книгу с более автобиографичным подходом, в которой приводится много личных историй. Если ищете что-то более лаконичное, читайте «Учись, как профессионал». Если же вы педагог, который хочет преуспеть в своем деле, я бы посоветовала книгу «Преподавать с особым чувством».
Когда вы занимаетесь самообразованием всю жизнь, трудно поверить, что есть в этом мире нечто новое, что могло бы помочь вам учиться или преподавать еще лучше. Однако оно существует!
– Во многих своих выступлениях вы призываете педагогов «учить, чтобы учиться». А способны ли на это, с вашей точки зрения, дети? Какой решающий фактор может повлиять на наличие/развитие этого навыка или его отсутствие?
– Один из лучших способов учиться – не перечитывать текст или подчеркивать важные мысли, а практиковаться в извлечении информации из собственного разума. Так, например, вы можете потренироваться с карточками или оторвать взгляд от страницы учебника, чтобы понять, сможете ли вспомнить ключевые идеи прочитанного фрагмента. Другая форма практики извлечения информации из мозга – научить других людей тому, что исследуете сами. Чтобы кого-то учить, вы должны сами понимать материал! Это доступно даже детям. И, кстати, последним особенно нравится, когда им предоставляют возможность обучать взрослых.
– Многие специалисты из разных областей науки любят рассказывать о плюсах междисциплинарности. Но какие ее минусы вы бы лично отметили и почему?
– Я считаю, что лучшая междисциплинарная работа возникает, когда человек может многое узнать из альтернативной сферы. Например, Фрэнсис Крик, один из легендарных первооткрывателей ДНК, был физиком, изучавшим биологию. Проблема в том, что часто многопрофильные команды объединяются для работы над проектом, но вместо того, чтобы изучать другие дисциплины, каждый человек «делает свое дело» в рамках уже известного ему предмета. Очень и очень сложно узнать много нового о нескольких дисциплинах, поэтому редко можно найти действительно многозадачных людей и хорошую междисциплинарную работу. Но когда все пазлы поиска сложатся, произойдет научный прорыв!
– Следуя идеям, изложенным в одной из ваших самых известных книг «Думай как математик», любой человек может научиться мыслить, «как технарь». Почему же тогда, с вашей точки зрения, возникло разделение на физиков и лириков? Может ли это принести больше вреда, чем пользы?
– Как я уже упоминала выше, изучение нескольких дисциплин бывает очень и очень непростым. Погружение в математику и естественные науки требует существенной перестройки нейронных связей. Мне потребовалось несколько лет, чтобы освоиться в инженерной сфере. Это не похоже на намеренное разделение технарей и гуманитариев – требуется время, чтобы развить навыки и знания любой, отличной от уже изученной, дисциплины, как технической, так и гуманитарной. Каждая сторона может принижать тех, кто находится напротив. Это происходит от незнания того, что конкретно нужно для наращивания опыта в другой области, независимо от сферы интересов.
– В книге «Патологический альтруизм» под вашей редакцией сказано, что чрезмерное сочувствие чревато эмоциональным выгоранием. Для любого учителя эта проблема очень актуальна. Какой совет по предотвращению выгорания на работе вы бы дали?
– Однажды я вела занятие по патологиям альтруизма. Одна девушка сидела сзади, явно подавленная, и совсем не участвовала в дискуссиях. По прошествии семестра она постепенно пришла в себя. Наконец в конце обучения эта девушка сказала мне, что ее брат был в глубокой суицидальной депрессии и она сама «рухнула в одну яму с ним», пытаясь помочь. Все попытки поддержать близкого человека ввели ее в аналогичную депрессию. Когда героиня поняла, что ее действия на самом деле не помогали брату, а просто причиняли ей самой боль (другими словами, она вела патологически альтруистический образ жизни), девушка наконец осознала, что должна отпустить ситуацию. Она позволила себе признать, что это нормально – эмоционально отстраниться от брата, что она может испытывать к нему сострадание, при этом не пытаясь полностью разделить чувства родственника.
Думаю, эта ситуация – урок для всех нас. Мы должны позаботиться о том, чтобы наши лучшие эмоции не затянули нас самих в яму, со дна которой мы точно не сможем помочь другим. Есть большая разница между разделением чувств другого человека и эмпатией к нему.
Конечно, иногда выгорание возникает не из-за нашего сострадания к другим, а из-за того, что в ходе работы проблемы создают коллеги. Например, в медицине существует феномен под названием «Поедание детенышей», когда старшие медсестры запугивают новоприбывших. Подобные издевательства возникают во многих сферах, включая образование. Я писала об этом явлении в своей книге «Злые гены». Вначале трудно понять, почему люди так поступают, но, как только вы исследуете нейрофизиологию явления, в некотором смысле, поймете, что не причиняли вреда сознательно, станет гораздо легче эмоционально абстрагироваться от схожих ситуаций.
– Каково ваше мнение о раннем развитии ребенка – это скорее положительная или отрицательная тенденция? Если раннее развитие осуществляется, на чьих плечах лежит основной груз ответственности – семьи или учебного заведения?
– Если ребенок не получает образования по математике и чтению с раннего возраста, по мере взросления детям становится все труднее освоить эти базовые навыки. Конечно, когда дети очень маленькие, у них непродолжительная концентрация внимания, из-за чего им трудно долго сосредотачиваться на одном занятии. Обеспечить хорошее образование – значит сбалансировать потребности детей в обучении на раннем этапе, когда легче провести нейронную перестройку. Однако важно следить за тем, чтобы малыши не перегружались. Это сложная задача. Ответственность за ее решение делят между собой родители и учебные заведения.
– Какие последствия пандемии коронавируса для сферы образования вы считаете наиболее серьезными или даже опасными? Какие пути решения этих новых задач вы видите?
– Учителя и образовательные системы в большинстве своем не были готовы к пандемии. В результате ученики иногда практически не получали полноценное образование. Это одно из самых страшных последствий. Однако с системной точки зрения я могу сделать много позитивных прогнозов. «Шоковая терапия» в системе образования вынудила педагогов и методистов исследовать новые способы обучения и предоставления качественных материалов ученикам. В долгосрочной перспективе нет никаких сомнений в том, что все большие объемы информации будут перемещаться в онлайн, потому что станут доступны высококачественные учебные материалы по чрезвычайно низкой цене. Это позитивная тенденция для студентов и школьников.
– Насколько обязательны для школьного учителя знания из области нейрофизиологии и психологии? А для профессора университета?
– Я считаю, что в течение следующих пятидесяти лет от всех школьных педагогов будут требовать знаний из области нейробиологии для профессиональной сертификации. Обучение происходит в мозге человека, и поэтому многие исследования нейробиологов имеют огромную ценность для учителей. Университетские профессора не из педвузов, к моему сожалению, вероятно, продолжат жить так же, как и в минувшие столетия, практически не изучая педагогику и психологию.
– Что вы считаете наиболее значимым фактором, влияющим на академические успехи школьника, дошкольника, студента – гены или социальное окружение? Можно ли развивать талант с «плохой наследственностью»? Если да, то с помощью чего или кого?
– Гены влияют на обучение, как и образовательная система. Так, например, на объем рабочей памяти сильно влияет генетика. Но интересно то, что люди как с хорошей, так и с плохой оперативной памятью могут изучать одни и те же вещи! Для разных объемов рабочей или оперативной памяти лучше подходят разные методы обучения. Человек с большим объемом оперативной памяти – «гоночная машина» – учится совсем не так, как более медленный «путешественник» с меньшим объемом рабочей памяти.
Тем не менее есть универсальные рецепты для людей с разным типом мышления. Например, следовать правильному режиму повторения материала.
Для «гоночной машины» все происходит как в тумане: ученик может очень быстро добраться до финиша (найти ответ к задаче), но в процессе упустить некоторые детали. Что касается «путешественников», они идут к финалу медленно, но по дороге могут протянуть руку и коснуться листьев на деревьях, почувствовать запах хвои в воздухе, послушать пение птиц. Это совершенно другой опыт: в некотором смысле он гораздо богаче и глубже. «Гоночные машины» хорошо учатся при использовании конструктивистского подхода к образованию. «Путешественники» демонстрируют успехи при более структурированной методологии обучения. Все эти аспекты обсуждаются в моей последней книге «Преподавание с особым чувством».
– Какие наиболее важные тенденции в российском и мировом образовании вы бы выделили? В каком направлении меняется образование и каковы возможные последствия этих изменений?
– На Западе, особенно в США, по моим наблюдениям, на управление образовательным процессом все больше влияют профсоюзы и ориентированные на реформы ассоциации педагогов, связанные с этими профсоюзами. К сожалению, это часто означает, что детей учат с опорой не на результаты исследований передовой нейробиологии, а на устаревшие методики, которые могут облегчить задачу учителю, но не являются наиболее эффективными способами преподавания. Я верю, что как для учителей, так и для учеников возможны позитивные изменения с развитием таких приложений, как Brainika, – обучение с помощью игр не только сэкономит время учителей, но и вдохновит учеников, сделает процесс увлекательным!
Что касается России, здесь и так очень много ведущих образовательных школ, подходов и парадигм. Включив исследования из области нейробиологии в свой и без того превосходный подход к качественному обучению, ваша страна еще лучше подготовится к прыжку в будущее с хорошо образованным населением.
Комментарии