Как библиографа детско-юношеской библиотеки, меня, бывает, просят подобрать стихи и сценарии о матерях. Литературы предостаточно. А о бабушках и дедушках? Уже проблематичнее.
Между прочим, закон обязывает мать воспитывать свое дитя. Бабушек никто не обязывает возиться с внуками. Но многие возятся – из желания помочь своим взрослым детям, по щедрости душевной, да мало ли еще почему. Подчас они, бабушки, становятся внукам ближе родителей. Жаль, поэтов не вдохновляет это подвижничество. Может, у них в детстве просто не было бабушек?
…Бойкая и кругленькая, как колобок, с громким голосом, с шутками-прибаутками. Мне казалось, она всегда была и будет такой. Даже когда я сама превращусь в бабушку с кучей внуков. В середине 1950-х бабушка откликнулась на слезные просьбы моей мамы помочь с новорожденным первенцем-мальчуганом. Рванулась к дочери из Липецкой области в Эстонию, бросив обжитые места. Да так и осталась с нашей семьей на сорок лет, до конца дней своих. Звали ее Мария Григорьевна Никифорова.
Мать, учительница русского языка и литературы, вечно погруженная в поурочные планы, проверку тетрадей, в разборки с родителями учеников, с трудом выкраивала время для меня, маленькой, и сына-подростка.
Отец, зам. военкома, с утра до ночи пропадал на службе. Вспыльчивый, импульсивный, он успокаивался рядом со мной. У бабушки характер тоже был не подарочек. С зятем случались словесные перебранки. Мама выступала неким примиряющим звеном.
По большому счету на бабушкиных плечах лежал весь наш быт. Она не ныла. За тем и приехала когда-то, чтобы помогать. Хныкать и жаловаться было не в ее духе. Сильная женщина! Закаленная превратностями судьбы, она видела такие лишения, что мне и не снились.
Внучка купцов первой гильдии и дочь волостного писаря, разоренных революцией, она нашла свой путь в водовороте смуты – учительство. Нищета, разруха, повальная неграмотность в селах… Молоденькая сельская учителка ютилась по углам у чужих людей.
Первую дочку бабушка потеряла во время эпидемии дифтерии. Сама валялась в тифу и пухла от голода. Вырастила вторую дочь одна, получила должность директора школы, медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Учительство для нее было не должностью, а образом жизни.
Эх, растяпа я! Почему мне не пришло в голову записывать бабушкины рассказы? А рассказчиком она была мастерским. Разинув рот, я заслушивалась историями из ее биографии. Они казались главами захватывающего романа, написанного чьей-то талантливой рукой. Я сама попыталась бы создать этот роман, но… Спала моя интуиция, не подтолкнула взять ручку с тетрадкой.
Бабушка была человеком деятельным. Потому, наверное, ее образ остался в моей памяти не статичным, а в движении, в эпизодах и событиях. Перед глазами мелькают картинки разных лет.
…Утро. Просыпаюсь с ощущением счастья. Мы только что переехали из другого города (в который раз!) вслед за отцом-офицером. Хочется поскорее обегать окрестности провинциального эстонского городка Выру. Городок этот похож, скорее, на большую деревню. Благо я еще дошкольница, уроками не обремененная.
Кругом столько нового! Необычно даже наше жилье – комнатка на чердаке старого военкомата. Я и мышек здесь видела, но не боюсь их. Дети о бытовых проблемах мало задумываются, а вот взрослые… «Ничего, ничего, – бодро утешала бабушка поникшую маму. – Выживем!»
Вскоре нам разрешили занять еще одну чердачную комнату. Туда перебралась бабушка. Как здорово прибегать к ней по утрам в гости! В той комнате расположилось наше кукольное хозяйство.
С бабушкой мы увлеченно шили куклам наряды. Она все время что-то придумывала, вязала, вышивала. Скучать нам не приходилось. В ее комнатку убегала я, поссорившись с родителями, и отсиживалась там, как в убежище.
Призывники, приходившие в военкомат, повадились совать нос к нам на чердак. Толкались в нашу дверь, шумели. Мы с бабушкой решили над ними подшутить.
Вот слышим, опять столпились за дверью, безобразники. Набираем в рот воды, тихонько открываем задвижку и… Обрызганные парни с хохотом убегают.
Еще картинка из детства, более ранняя. Мне года четыре. Расставляем с бабушкой на полу игрушечные столики с посудой. Усаживаем на стульчики кукол. У них большой пир. Бабушка делает что-то не так, стульчик ломается. Какая она неуклюжая! Со злости я хватаю кукольную тарелочку и замахиваюсь…
Возвращается с работы мать: «Как дела, играете? Ой, мам, что это у тебя под глазом?» Бабушка отворачивается: «Ударилась…» Я молчу, мне стыдно.
А вот забавное. Трещит телефон. Подходит мама: «Кого позвать? Машеньку?» Фыркая от смеха, передает трубку бабушке. «Опять ты! – кричит она в трубку. – Мальчишка, хулиган, в милицию заявлю!»
Звонки эти начались, когда некий молодой человек случайно созвонился с бабушкой. То ли номером ошибся, то ли так странно играл в знакомство по телефону. Его настолько заворожил по-молодому звонкий, красивый бабушкин голос, что он отказывался верить, будто принадлежит сей чудный голосок пожилой женщине.
– Я не Маша, а Мария Григорьевна, – увещевала она юношу, – у меня шестилетняя внучка. Оставь меня в покое.
– Брось шутить, – вежливо настаивал парень. – Умоляю, давай встретимся.
– Ну что ж, давай, – многообещающе заявила бабушка. – У церкви, на скамейке. Я буду с внучкой. – И она описала, как мы выглядим, во что будем одеты.
– С внучкой? – все еще не верил юноша. – С дочкой, наверно. До встречи!
Меня, ребенка, конечно, не посвятили в суть дела. Подробности я узнала, уже будучи взрослой. Мы с бабушкой уселись в условленном месте. Заняв меня книжкой, бабушка поглядывала по сторонам.
И вот по ступенькам взбегает юный ухажер с букетом цветов. Бедный! Думаю, он испытал легкий шок, узрев вместо девушки своей мечты старушку в платочке. Обалдевший, он постоял и, не вымолвив ни слова, помчался по ступенькам вниз. А бабушка залилась смехом.
– Что ты смеешься? – не поняла я.
– Да вон воробьишки в песке купаются, – придумала она.
Написав сейчас про воробьев, я улыбнулась. Сколько обитало у нас дома разных птичек и зверушек! Зимы стояли холодные. Принесли мы как-то домой замерзшего воробья. Посадили на диван, накрытый вышитым бабушкой покрывалом. Покрывало, словно летняя полянка: яркая зелень, цветочки, ягодки. Бедолага-воробей очухался и ну скакать по дивану! Чирикает и «ягодки» склевывает…
Ах, бабушка, сердобольный человек! Всех она жалела. Вмешивалась, куда бы и не следовало. В нашей пятиэтажке в эстонском Выру, откуда позднее перебрались в Псков, проживали всего три русские семьи. В одной шли бесконечные потасовки. Глава семейства буйствовал и попадал в милицию. Бабушка иногда бегала защищать потерпевшую сторону – жену с детьми. Ее старания обычно поддерживали соседи-эстонцы, мой отец. Уговаривали, успокаивали, вызывали милицию.
Сейчас, когда я живу в огромном доме, где даже в одном подъезде люди едва знакомы, мне странно это вспоминать. Но так было. Как-то во время очередной баталии я была дома одна. Мне велели запереть дверь и никого не впускать, мало ли что. Вдруг в дверь забарабанили, кто-то зарычал пьяным басом! Сосед-алкаш рвется, что ли?
От страха я открыла окно и залезла на подоконник, чтобы прыгнуть на улицу и искать своих. Первый этаж, но как высоко, душа в пятки! Вспомнились подпольщики-молодогвардейцы, о которых недавно слышала от учительницы в школе. Они падали в шурф с гораздо большей высоты.
Ничего, не трусь! И не асфальт под окном, а цветочная клумба. Надо только покрепче зажмуриться, и… Слышу за дверью бабушкин голос: «Наташа, где ты? Открой сейчас же!» Перевожу дух. Прыжок отменяется, бегу открывать дверь. Никакого алкаша уже нет. С милицией или без, но скандал закончен.
Следующий эпизод я назвала бы «Куколка в красном». Мы с бабушкой часто ходили по улице мимо двухэтажного дома недалеко от центра Выру. На подоконнике первого этажа сидела изящная куколка. Хороша – глаз не оторвать! Пышное платьице, бантики в белокурых волосах, туфельки и, кажется, сумочка – все алого цвета.
Всякий раз мы любовались ею, а бабушка качала головой и вздыхала: «Ох, не к добру пламенно-красное в деревянном доме!» Услышала это девушка – хозяйка куколки, выглянувшая в открытое окно, и рассмеялась: «Ну и предрассудки!..»
Идем как-то с бабушкой привычным маршрутом и глазам своим не верим. Вместо дома с куколкой в окне – одни обгоревшие стены. Бабушка ахала и охала, а я сразу подумала о кукле. Неужели ее больше нет? Может быть, успели спасти ее хозяева, и теперь красуется она где-нибудь.
…Бабушка-корябушка – так я ее прозвала. Я не любила есть хлеб, а бабушка надоедала: «Ешь, ешь, хотя бы без корябки. В хлебе – сила». Корку она именовала корябкой. И характером была жестковато-корябистая, но веселая. Бабушка легко и непринужденно обучала меня до школы грамоте. Впервые привела в книжный храм – детскую библиотеку. Сейчас библиотечная работа с детьми и юношеством – моя профессия.
Как живую, вижу ее погруженной в томик русской классики или любовный роман. Пока глаза совсем не сдали, Корябушка читала. Или вышивала крестиком коврики – они целы почти все.
– Ну зачем глаза гробишь? – сердилась мама. – Отдохни. Кому нужны какие-то самодельные ковры?
– Не могу сидеть сложа руки, – оправдывалась бабушка. – А коврики, может, пригодятся.
В нашей квартире всегда было полно книг. Часто они появлялись после наших с Корябушкой походов в книжный магазин. Несказанно благодарна я ей за то, что по моей просьбе купила книгу, повлиявшую на всю мою судьбу, – роман Александра Фадеева «Молодая гвардия».
Взрослея, я отдалялась от бабушки. Свысока посматривала на нее, «отставшую от жизни», вечно кашляющую, с тяжелым дыханием астматика. Занятая своими делами – институтской учебой в Ленинграде, интересными знакомствами, приезжая домой в Псков, я почти не обращала на бабушку внимания.
В какой-то из приездов домой наконец по-настоящему вспомнила о ней. Была я влюблена, счастлива, все ладилось. А бабушка-корябушка? Когда она успела так состариться? Сидела она в своем уголке – сгорбленная, полуслепая, с белоснежными волосами. Во мне будто сжалось что-то. Прости, Корябушка, мой безмозглый эгоизм…
Она много прощала. Любила школу, детей – своих и чужих. Любила мужа, несмотря на короткий брак. Любила разводить цветы, петь романсы в кругу друзей и на школьных вечерах. Если и вправду Бог есть Любовь, ей все это зачтется там, в мире ином.
В суете повседневности вспоминаю ее редко. Как-то позвонил знакомый, прочитавший мою книгу «Точки на карте». Там есть о бабушке несколько строк. Поболтали о том о сем. «Бабушка жива?» – спрашивает. «Нет, друг мой, ушла 15 лет назад, ей было под 90».
После того звонка что-то всколыхнулось в душе.
Стольким я обязана бабушке! Захотелось рассказать о ней другим хотя бы немного. Так родился этот рассказ. Интересно, понравился бы он бабушке-корябушке?
Комментарии