Конец века. Конец тысячелетия. Предельное время. Мета-время. Каждый из нас ощущает на себе его иго, но редко кто – его благо.
Но истоки нового – в старом, в прошлом. Еще раз вглядимся в то, что за плечами человечества. Ему есть на что опереться. В дальнейшем восхождении. Ему есть от чего оттолкнуться.
Мне хочется познакомить вас с людьми, которые владеют Веслом. Знают, с чего начать плавание. От чего оттолкнуться. Они и оттолкнулись уже. И плывут. И мы плывем в их лодке. И даже любуемся прекрасными береговыми пейзажами.
Настоящие люди всегда в тени. Они подобны хлебу на столе. Благодаря его присутствию мы живы. Но он настолько привычен, что его ценность как бы не видна. Проявляются его власть и сила, когда он исчезает со стола. Хлеб незаметен, но все существует благодаря ему. Настоящий человек не на виду, но все в мире подчинено ему, определяется им и с ним сообразуется.
Знакомьтесь – Леонид Евгеньевич БЕЖИН
– Вода – чистое. Соприкосновение с ней – очищает. Гора – высокое. Покори ее и станешь высоким, как она. Каждый источник по-своему чист. Каждая гора по-своему высока. В свое время вы обратились к китайской поэзии. В ней особая чистота и особая высота. Вы таким образом пытались выбраться из нечистоты той, прежней, жизни?
– Да. Это был поиск духовного убежища. На востоковедение как-то не очень обращали внимание. Не так сильно чувствовалась цензура. И под грифом академических изданий удавалось что-то выразить. И потом – сама китайская поэзия прекрасна, совершенна. К сожалению, в переводах это не удается донести в полной мере. Китай в духовном плане – удивительная, не разгаданная до конца страна. Ведь на европейские языки из ее гигантского наследия – и литературного, и исторического, и философского, и мистического – переведена, наверное, сотая часть.
– Чем же вас поразил древний Китай? Что вас увлекло в этот так далеко отстоящий от нас – по историческому времени – мир?
– Поведенческая модель древнего китайца. Его отношение к жизни. Его мудрость. Китайцы – великие мастера жить. Я как-то сразу выяснил для себя главные вещи. Выяснил и успокоился. Внутренне. Обрел какую-то гармонию. В даосизме для меня стал открытием знаменитый даосский принцип У ВЭЙ – НЕДЕЛАНИЕ. Не совершай ложных, искусственных, ненужных действий. Неделание не означает неделание вообще.
– То есть совершай действия, вытекающие из твоей собственной природы…
– Верно. И второе понятие, которое стало столь же важным для меня. Это – ДЗИ ЖАНЬ: са╝отаковость, са╝оестественность. Будь таков, каков ты есть. Не стремись подражать чужой таковости. Следуй своей собственной. Сыграл в моей жизни особую роль и даосский культ молчания. “Знающий не говорит, говорящий не знает. Где мне найти человека, забывшего слова, чтобы поговорить с ним?” Все это открывает такие духовные горизонты! Невозможно было не поддаться. Настолько все не похоже на то, что знакомо нам по европейской философии и литературе. Настолько все другое.
– Читая вашу книгу о поэте Ду Фу, понимаешь, что традиция в Китае не существовала как нечто отвлеченное. Она органически входила в жизнь, ее определяла и направляла. То есть традицию надо было знать не ради самого знания, но для того, чтобы ее применять. Претендующие на звание чиновника обязательно сдавали экзамены по конфуцианскому канону. И чем выше был пост, тем сложнее были экзамены для взыскующих его. Не настало ли время составить наш русский канон, который включил бы в себя достижения отечественной духовной мысли за протекшие века! Пусть бы он стал мерилом образованности и культуры наших чиновников. Тогда бы у власти не оказывались случайные люди. Такую попытку предпринял однажды граф Сперанский…
– Великое изобретение китайцев – экзамены на государственную должность. Для того чтобы стать чиновником даже самого низкого ранга, ты должен был досконально освоить классическую культуру. Ты должен был на экзамене написать стихи. Казалось бы, зачем чиновнику писать стихи? И не только стихи. Ты должен был еще написать на классическом языке вэньянь – это китайская латынь – философское сочинение, эссе. Всем этим ты доказывал, что усвоил учение Конфуция о государственном управлении и можешь воплотить его принципы в жизнь. Как же мы от этого страшно далеки… Да и нынешняя Дума разве сравнима с той, которая была в ХIХ веке?! Вспомним репинские портреты депутатов Государственной Думы. Какие мужи! Какие прекрасные, благородные, мудрые лица! А что мы видим сейчас? Эту вакханалию пошлости.
– В Китае умели совмещать и управление, и духовную мудрость.
– Безусловно. В Поднебесной всегда прислушивались к мудрецам. Искали их совета. Обращались к ним в трудных случаях. И мудрость, и власть там всегда стояли рядом. Поэтому Китай и просуществовал как самостоятельное государство столько веков. Смотрите, многие сошли с исторической сцены. Китай завоевывали сколько раз! И монголы, и маньчжуры. Но все там же оседали и растворялись. Подчинялись этой выработанной традицией модели власти, модели государственного управления, модели общественного существования. Значит, сама модель обладала этой жизненной правдой. Коли прошла через историю. Через такую тьму веков. Китай остается Китаем и даже после маодзэдуновского периода. Сейчас идет период возрождения всего классического.
– Помните – о государе. Он должен быть чист, тогда очистится все общество. Он должен быть не виден, тогда проступит истинная гармония жизни и счастье для всех станет реальностью.
– Вот-вот. Это классическая китайская формула мудрой власти. Государь должен быть незаметен. О его присутствии все должны только догадываться…
– А что мы видим на экранах наших телевизоров?..
– Прямо противоположное этому. Такая несчастливая полоса сейчас у России. Я называю этот период второй социализм. Мы вздохнули с облегчением, решив, что от социализма избавились. А он только-только и настал. Этот второй и самый страшный. Потому что это социализм внутренний. Внешние, идеологические скрепы разжались. А все нутро еще больное. Вот когда этот второй социализм прикажет долго жить, тогда, наверное, и наступит просветление. Просветление после снегопада, как у Ду Фу сказано.
– Вы пишете о том, что в доме Ду Фу никогда не произносилось слово “деньги”, хотя жила его семья бедно. Сейчас это слово звучит везде…
– Верно, верно… Вообще человек благородного происхождения и в Китае, и в Японии действительно считал для себя зазорным произносить это слово. Считалось, что такое занятие для людей рангом ниже. Человек возвышенных устремлений никогда не спускался на этот уровень. Бедность не считалась пороком, наоборот – достоинством, признаком моральной чистоты, мудрости и духовных познаний. Богатство не зло, конечно. В Евангелии богатство не осуждается само по себе. Но тем не менее: “Легче верблюду сквозь игольное ушко пройти, чем богатому войти в Царствие Небесное”. Богатством очень трудно воспользоваться правильно.
– Оно разрушает бездуховного, а духовному служит?
– Верно. Русские купцы знали, как воспользоваться своим богатством, не правда ли? Русская архитектура, градостроительство ХIХ века – от их средств все питалось. А церкви, соборы… Все это русское купечество создавало. Видно, была в нем эта высокая моральная идея. В русской душе она была.
– Из вашей чудесной книги “Поэзия семейства Се” узнал, что китайский поэт Се Линьюнь был еще и прекрасным альпинистом. Он придумал специальные альпинистские ботинки, которые позволяли ему взбираться на самые высокие и неприступные вершины. А что помогало этим людям покорять наивысшие вершины духа?
– Все та же традиция. Живой, неумолкающий ее голос. Это, во-первых. А во-вторых, – вечное ученичество. Вечное соотношение себя с тем, кто выше, с мудрым. Учитель по-китайски “сэньшэн”, то есть “преждерожденный”. Уже в самом значении слова – почтение, почтительность. Отношения учителя с учеником не прекращались на протяжении всей жизни. Даже в преклонном возрасте человек ощущал себя учеником древних мудрецов, которые уже ушли, которые жили до него. Все равно он был их ученик. Конфуций говорил: “Я излагаю, но не создаю”. Я излагаю то, что создали до меня. Я только передаю их опыт дальше по цепи традиции. Вот почему мудрость сохранялась нетленной и передавалась все дальше и дальше.
– Признаком мастерства для китайского поэта было умение выдерживать единую рифму на протяжении всего стихотворения. Верно? А вы не задумывались о том, что наша жизнь тоже скреплена некими божественными рифмами? События повторяются. Надо только уметь узнавать эти повторы, уметь чувствовать жизненный ритм и не уставать искать Божественную рифму, которая связует все события…
– Интересно, что имя поэта, которого вы недавно упомянули, – это Се Линьюнь – переводится с китайского как “Божественная рифма”.
– Неужели?
– Да, да… Действительно, по китайским понятиям рифма существовала и в жизни. События рифмуются. Они подчиняются и определенному ритмическому импульсу, и определенной рифме. Это очень глубокое философское понятие – Божественная рифма жизни. Китайцы ее очень тонко чувствовали. Если человек ее находит, то он счастлив, удачлив, он чувствует полноту души своей. Подчиняя себя этой Божественной рифме, Божественному ритму.
– Тогда жизнь – это Поэзия. А поэзия – это прекрасное. Значит, и жизнь – прекрасное. И все в ней прекрасное – даже боль, даже горе. Надо только заглянуть внутрь себя, понять это и жить? Выходит, верно – “блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые”? Сейчас, по-моему, именно такие минуты – особенно для России?
– Конец века. Конец тысячелетия. Время для России совершенно особенное. Собственно говоря, старческой православной традицией все так и предсказывалось. Серафим Саровский предсказал все, начиная с Крымской войны, революцию 1905 года, 17-й год, гонения на церковь. И вот его заключительные слова: “Но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе!” С началом следующего века, с началом следующего тысячелетия связывали в старческой традиции очень позитивные изменения в исторической судьбе России. Россию ждет просветление после снегопада.
– Снегопад, снег… Обращусь к вашей книге переводов и процитирую строки о снеге из Мэй Шэна: “В пасмурные и мрачные дни его белизна не меркнет. Но стоит выглянуть солнцу, и он не сопротивляется его лучам… Сталкиваясь с вещами, принимаю их формы. Ложась на землю, принимаю ее очертания. Остаюсь белым, если встречаю белизну, и делаюсь грязным от окружающей меня грязи”. Примерь себя к природе, к простым вещам, к снегу, к росе, к ветру, к хлебу. Примерь и соразмерь себя с простыми вещами. Может быть, в этом рецепт счастья?
– В том-то и мудрость китайцев, что для них обычные, обыденные вещи исполнены высокой поэзии. Собрать хворост в лесу, согреть воду в котелке, заварить чай, разлить по чашечкам и выпить с близким другом. Что может быть обыденней? Что может быть прекрасней? В таких вот вещах для них открывалось высшее счастье.
– В низе видели верх?
– Вот именно. Выпал первый снег. Пожелтели листья клена. Взошла луна. Все это огромные события для души.
– В самых обычных, последних вещах они видели необычное, первое, главное. А Христос как говорил: “Я первый и последний. Я альфа и омега”. Смотрите, какое созвучие!
– В этом смысле безусловно. Ищи в последнем первое, и ты увидишь, что прежде не видел, обретешь что-то для себя, поймешь, как жить. Кстати, есть ведь апокрифическое предание, что Христос странствовал по Востоку – был в Индии, на Тибете, в Китае. Конечно, это не вписывается в христианскую священную историю. Но ведь могло так быть. Не так уж далеки они друг от друга – христианский Запад и Восток.
– Вспомним Вивекананду. В своей лекции о Христе он говорил, что многие сейчас забыли, что Христос – с Востока. В Христе – связка. Восток и Запад в нем встречаются. Как и в России. Значит – Христова Россия. Но об этих вещах мало кто говорит.
– Согласен. И потом. Ведь то, что сказал Христос: “Не делай другому того, чего не желаешь себе”, – Конфуций говорил в VI веке до нашей эры.
– Это рифма. Божественная рифма. Конфуций и Христос как одна Божественная рифма.
– Действительно, это замечательный пример Ее.
– В одном из стихотворений Ду Фу пишет:
“Мне надо берег укрепить
камнями.
Лес разредить, чтобы
виднелись горы…”
Укрепи себя, тогда тучи разойдутся и станут видны горы и солнце. Как вы для себя это понимаете?
– Надо укрепить себя прежде всего духовно. В стремлении к Истине. Тогда и внешний мир для тебя преобразится, приобретет другие очертания. Начинать надо со своего внутреннего мира, со своей души. Христос говорил: “Ищите Царствие Небесное, остальное все приложится вам”. Царствие Небесное – это и есть внутренняя Истина. Все это очень близко и Будде, и Конфуцию, и Лао-цзы. “Не выходя со двора, познать мир”. Это, собственно, о том же.
– Сегодня стремление к физическому выживанию не позволяет людям заглянуть в себя…
– Да, жить очень трудно. Но в то же время посмотрите, какие книги выходят. Какая отрада в чтении! Сколько к нам сейчас всего пришло! По христианству и по восточным учениям. Глаза разбегаются! Из-за этой радости можно забыть все остальное. Сейчас какой-то книжный Ренессанс у нас в России. Думаю, это не случайно. Тут какой-то божественный умысел прочитывается. Нас как бы духовно к чему-то готовят. К какому-то будущему. Дают нам его сейчас через книги. Какой это будет светлый век – начало тысячелетия. Век гармонии, разума, примирения, духовности! Вся эта пена сойдет. Будет удивительно светлое, высокое время!
– Ду Фу некоторое время инспектировал народное просвещение в одной из китайских провинций. Каким вы представляете его педагогом? Какими вообще педагогами были столь любимые вами и мной великие китайцы?
– Они были непревзойденными мастерами в педагогическом ремесле. И первый среди них – мудрец Конфуций. Всю свою жизнь по существу он посвятил педагогике. Он часто сидел в раздумье под абрикосовым деревом. К нему приходили ученики. Вместо платы за учебу они приносили по связке сушеного мяса. Педагогический метод Конфуция чрезвычайно интересен. Он никогда не преподавал в классе. Ученики помогали ему в домашних работах, в повседневных делах. И задавали чисто житейские вопросы. Отвечая им, он мог возвысить свои мысли до философских откровений. Конфуций обучал самой жизнью, на конкретных жизненных примерах. По-моему, это самый правильный педагогический метод.
А каким мог быть педагогом Ду Фу? Душевно открытым прежде всего. Все-таки он конфуцианец! И всю жизнь хотел служить другим. Он даже свою поэзию ставил ниже жизненной задачи.
– И все-таки он не был чистым конфуцианцем. Конфуцианство не признавало детства, а Ду Фу в своих стихах часто вспоминал свои детские годы…
– Действительно, для конфуцианца детство как бы не имеет значения. Для него человек начинается с момента обретения им духовной зрелости. А для Ду Фу детство – это настолько свободная стихия, и потому оно бесконечно близко его душе.
– Получается, что конфуцианство не признавало первую божественную рифму – физическое рождение, а признавало и возвеличивало вторую – духовное рождение. А так вроде бы и не должно быть?
– Помните, в ночной беседе с Никодимом Христос говорит, что человек должен родиться дважды – первый раз от матери, второй раз – от Духа.
– Душа России открыта для всего мира. Россия принимает любого, переживает чужое в себе и еще более себя обогащает. Стихотворение Мура “Вечерний звон” благодаря блестящему переводу Ивана Козлова стало русской народной песней, как и гетевские “Горные вершины”, преображенные лермонтовским гением. Китайская и японская классическая поэзия – тоже часть духовного достояния России. Ибо преображена русской душой…
– О всеотзывчивости русской души говорил еще Достоевский в своей Пушкинской речи. И китайцы нам родные. И японцы. Индия уж тем более. Все “ложится” на русский язык. В этом смысле он универсален.
– В стихотворении “Больное мандариновое дерево” Ду Фу пишет:
“Бесчинствуют банды,
Народ погибает без хлеба.
Пора б государю
Свой стол сократить вполовину.
Болеют деревья
По тайному умыслу Неба”.
Общество наше больно. Но никто не говорит нашему человеку: загляни в себя, поищи в себе причину беды всеобщей и твоей. Твоя беда в тебе и больше ни в ком. И никто не виноват в твоей беде. Только ты.
– Незримо, но все-таки что-то происходит в русской душе. Это не высказывается. Еще придет великая русская литература. Она возродится. И опишет, разберет все эти процессы. Это ее большая задача. Скажем, почему многие в метро сейчас читают Евангелие? Я постоянно это замечаю. Это о чем-то говорит. Мы сами не заметили, как вдруг в магазинах исчезли очереди и все появилось. А раньше соли нельзя было купить. Про магазины – это дело десятое. Важно, что и души, прежде пустые, наполняются.
– И это тоже Божественная рифма…
Беседу вел
Александр ФУРСОВ
Леонид Евгеньевич бежин. Писатель. Востоковед. Переводчик с китайского. Ректор Института журналистики и литературного творчества при редакции “Литературной газеты”. Автор книг “Ду Фу” (в серии “Жизнь замечательных людей”). “Утренний иней на листьях клена. Поэзия семейства Се”. И других. Одна из последних публикаций – повесть о русском поэте и философе Данииле Андрееве “Смотрение тайны, или Последний рыцарь Розы”.
Божественная рифма,
или Об альпинистских ботинках поэта Се Линьюня
Комментарии