Аура легенды. Библиотека как храм и музей истории искусства

С появлением Интернета и электронных книг мы все реже стали пользоваться библиотеками. Но в подборке электронных текстов, в так называемой виртуальной библиотеке нет никакой особой ауры, функция такой подборки исключительно утилитарная. Традиционные же библиотеки создавались и создаются, чтобы помимо главной цели (служить собранием текстов) удивлять и впечатлять своих посетителей, а еще лучше – заставлять их проникаться «священным трепетом».

Наиболее ощутимо эта аура присутствует в книгохранилищах с вековыми традициями: в знаменитых архитектурных ансамблях, поражающих, помимо внешнего великолепия и внутреннего «музейного» наполнения (картины, статуи, бюсты и т. д.), основным – великолепным книжным фондом. Каждая из таких библиотек отдаленно напоминает храм со своей мистической составляющей, там заведены определенные правила поведения, которым следуют «верные»: говорить тихо, отключать мобильный телефон, бережно обращаться с книгой, не принимать пищу читая; не фотографировать, не выносить книги за пределы специально отведенных для работы залов и обязательно – при любом действии – предъявлять служителям документы, доказывающие причастность к этому кругу «верных», – читательский билет, контрольный листок и т. п. Все эти порой сомнительные и устаревшие правила, кажется, не случайно носят на себе отпечаток легкой мистики: комплекс близких к сакральным правилам поведения дополнительно погружает читателя в ауру библиотеки. А нам позволяет вести речь о библиотеке как живом организме, говорить о ее атмосфере, часто уникальной, неповторимой. Не будет ошибкой утверждать, что почти каждая библиотека, оставившая мало-мальски заметный след в истории, обладает определенной аурой легенды. Характерно, что от самой библиотеки при этом может не остаться ни помещения, ни книг, но воспоминания современников, свидетельства, в ряде случаев повторное открытие, обросшее слухами, фактами, статьями в прессе, формируют эту ауру легенды. Вспомним исчезнувшую «Либерию» Ивана Грозного, которую безрезультатно искали и ищут до сих пор. Другой пример – библиотека ассирийского царя Ашшурбанипала, найденная на месте древней Ниневии в середине XIX века. Пока для археологов многочисленные глиняные таблички являлись обычными черепками, покрытыми пусть и причудливыми, но трудночитаемыми знаками, их разгребали лопатами, сваливали в ящики и т. д. Однако после того как сотрудник Британского музея Джордж Смит обнаружил среди табличек отрывки поэмы о Гильгамеше, современники взглянули на Ниневийскую библиотеку иначе, воспринимая ее отныне как вместилище ценнейших знаний из области мифологии и истории Ближнего Востока. Что уж говорить о самой известной библиотеке в истории античности – Александрийской, по поводу которой исследователи до сих пор спорят: сколько рукописей она вмещала? Двести тысяч, пятьсот, миллион свитков? Цифры буквально кружат голову. Зато предания о том, как библиотека в Александрии создавалась, функционировала, какие тексты в ней хранились, и, конечно же, рассказы о ее неоднократной гибели великолепно формируют утраченную атмосферу «восьмого чуда света», трагически уступившего неумолимому натиску обстоятельств.Если в начале XXI века большинство библиотек воспринимается посетителями в первую очередь все-таки как место работы и только потом как музей или интеллектуальный клуб – помещение, где приятно проводить досуг, то в XIX веке библиотеки зачастую считались прежде всего местом изысканного уединения, отдыха и (используя современный термин) релаксации, а потому превращались владельцами в самостоятельные произведения искусства, эксклюзивно оформленные, содержащие определенный набор книг, обставленные всевозможными безделушками и аксессуарами в соответствии со вкусами моды. Подобное отношение к библиотеке отражено в литературе того времени. Самым известным описанием «библиотеки – произведения искусства», в котором автору удалось превосходно передать уникальную ауру места, можно считать комнату в замке Дез Эссента, героя романа Жориса Карла Гюисманса «Наоборот» (1884). Не случайно Оскар Уайльд, который восхищался книгой Гюисманса, дважды по ходу действия своего романа «Портрет Дориана Грея» помещает Дориана Грея в подобие дезэссентовой библиотеки: столь же роскошной, неповторимой и настраивающей посетителя на заведомо эстетическое восприятие: «Однажды днем, месяц спустя, Дориан Грей, расположившись в удобном кресле, сидел в небольшой библиотеке лорда Генри, в его доме на Мэйфер. Это была красивая комната, с высокими дубовыми оливково-зелеными панелями, желтоватым фризом и лепным потолком. По кирпично-красному сукну, покрывавшему пол, разбросаны были шелковые персидские коврики с длинной бахромой. На столике красного дерева стояла статуэтка Клордиона, а рядом лежал экземпляр «Les Cent Nouvelles» в переплете работы Кловиса Эв. Книга принадлежала некогда Маргарите Валуа, и переплет ее был усеян золотыми маргаритками – этот цветок королева избрала своей эмблемой. На камине красовались пестрые тюльпаны в больших голубых вазах китайского фарфора. В окна с частым свинцовым переплетом вливался абрикосовый свет летнего лондонского дня». Парадоксально, что еще спустя три десятилетия после расцвета декаданса на другом конце Европы, в Советской России, продолжали высказываться мнения о том, что библиотека может (и обязана) быть произведением искусства. Летом 1928 года историк П.П.Парадизов пишет о проекте нового здания Библиотеки им. Ленина, предложенного братьями Весниными, В.И.Невскому, возглавлявшему тогда главную библиотеку страны: «И если уж строить… то надо построить действительно нечто, что было бы действительно искусством, а не второе здание Центрального телеграфа или Госторга». В конечном счете, как мы знаем, победил другой проект, принадлежащий В.Щуко и В.Гельфрейху; в их исполнении здание Ленинки (1928-1941) напоминает причудливую смесь древнеегипетского и римского храмов. Любопытно, кстати, что и новые, возводящиеся ныне здания библиотек до сих пор задумываются как экстравагантные архитектурные сооружения, близкие к художественным произведениям (и также буквально напичканные изнутри галереями, салонами, музейными экспонатами). Показательный пример – построенное в 2002-2006 годах здание Национальной библиотеки Республики Беларусь, выполненное в форме сложной геометрической фигуры, стеклянного ромбокубооктаэдра высотой более 70 метров; в темное время суток это сооружение, непрерывно освещаемое огнями иллюминации, напоминает объект из дорогой голливудской киносаги о предполагаемом будущем. Другой характерный пример того, как аура библиотеки «выплескивается» наружу и застывает в архитектурном ансамбле, определенным образом «маркируя» место, – это Публичная библиотека Канзас-Сити, фасад которой представляет собой подборку гигантских книжных «корешков»: «Человек-невидимка» соседствует здесь с «Властелином колец», «Дао дэ цзин» с «Ромео и Джульеттой», сборниками стихотворений и другими, наиболее рейтинговыми у местной публики книгами. Аура сакрального и аура художественного соединяются в случае Публичной библиотеки Канзас-Сити в одну общую – ауру «праздника», «события». Если подобное претворение помогает привлекать новых посетителей, значит, замысел авторов проекта оказался вполне успешным.​Максим Петров, кандидат философских наук