Аскольд ЗАПАШНЫЙ:

Имя Аскольда Запашного известно всем: представитель знаменитой цирковой династии в четвертом поколении, народный артист Российской Федерации, художественный руководитель Большого Московского цирка, знаменитый дрессировщик… А вот о том, что он является еще и председателем управляющего совета одной из московских школ, наверняка мало кто знает. В ходе интервью мы поговорили и о школе, и о цирке, и о том, чем дрессировка животных схожа с процессом воспитания подрастающего поколения.

– Аскольд Вальтерович, вы являетесь председателем управляющего совета школы №117. А если не секрет, почему именно эта школа? Ведь сейчас многие образовательные учреждения активно борются за то, чтобы привлечь в свои ряды известных, влиятельных людей, медийных персон.
– Во-первых, именно в этой школе учатся мои дочери. Во-вторых, это та самая школа, где когда-то учились мы с братом. Можно сказать, наша родная школа…
– Многое ли изменилось с тех пор?
– Конечно! Во многом изменилась сама организация образовательного процесса, в школу пришли цифровые технологии…
– Скажите, пожалуйста, удалось ли вам активно включиться в деятельность, связанную с управляющим советом? И что дает эта общественная нагрузка вам лично? С какими обязанностями приходится справляться на этом посту?
– Я стараюсь активно в этом участвовать. По возможности не пропускаю ни одного собрания управляющего совета, участвую в обсуждении различных вопросов, в решении проблем. Что это дает? Для меня важен сам факт, что я могу разбираться в вопросах школьной жизни. Что же касается обратной связи, то я рад, что могу оказывать школе посильную помощь.
– Наверное, приходится обсуждать и спорные вопросы? Скажем, система тестов ЕГЭ. Вокруг нее сейчас ходит очень много споров. В дискуссии включаются и родители, и сами работники образования… Как лично вы к этому относитесь?
– Моим дочкам пока еще далеко до сдачи ЕГЭ: одной восемь лет, другой девять. Но тема, безусловно, актуальная. В советской школе, где учились мы с братом, ребенка заставляли думать, размышлять. Чтобы сдать экзамен, требовалось получить сначала определенные знания. А сейчас в основном требуется знание самих тестовых заданий. Детей учат правильно ставить галочки, а не усваивать материал.
– Значит, вы против тестовой системы в школах?
– Мне кажется, не совсем справедливо отказываться от нее вообще. Тем более если она определенным образом зарекомендовала себя, если многие директора, работники образования относятся к ней положительно. Наверное, при оценке знаний учащихся нужна некая комбинация из традиционных методик и тестирования. И еще – лично я склонен оценивать все по результатам. В советской школе была вполне конкретная статистика оценки знаний выпускников. Целесообразно сравнить результаты сегодняшних тестов школьников с их достижениями после выхода из школы: насколько квалифицированными специалистами они станут, каких успехов добьются.
– Вы наследник цирковой династии. Возникала ли когда-нибудь мысль выбрать другую профессию или вы с самого начала были уверены, что станете работать в цирке?
– Понимаете, цирк – это семейное дело. Цирковое искусство требует определенных профессиональных навыков, которые наши родители прививали нам с детства. Конечно, как и все дети, мы с братом иногда говорили, что хотим быть пожарными, врачами, космонавтами. Но в глубине души мы уже с ранних лет осознавали, что нам нравится именно то, чем занимаются наши родители. Они сделали все, чтобы мы влюбились в эту профессию.
Иногда приходится слышать от родителей, что дети должны свободно выбирать профессию: мол, вырастут – сами решат, кем им быть. Но чтобы быть конкурентоспособным, быть лидером в своей сфере, необходимо начинать с самого раннего возраста.
Если ты только годам к шестнадцати начинаешь выбирать, в какую сторону тебе двигаться дальше, это выглядит странно. А вот если в более раннем возрасте дать ребенку определиться с областью будущей деятельности, это даст больший эффект. Он сможет попробовать себя в разных сферах, оценить свои способности и возможности.
Родители очень много всего нам давали, но диктаторства никакого не было. Нас учили музыке, танцам, иностранным языкам. Отец всегда говорил, что мы должны уметь работать головой, чтобы в случае травмы или при каких-то других обстоятельствах, при которых заниматься цирковой профессией станет невозможно, суметь обеспечить себя и семью. Кроме того, мы работали в разных жанрах – помимо дрессировки животных занимались жонглированием, акробатикой, ходили по канату…
Я считаю, что весь этот фундамент, заложенный в нас родителями, в итоге сработал, и благодаря этому мы с братом стали успешными людьми.
– Нередко приходится слышать, что у детей-артистов, в том числе цирковых, практически не остается времени на учебу. Правда ли это? Как решались вопросы общего школьного образования в вашей семье?
– На самом деле многое тут зависит от родителей и их приоритетов. Есть те, кто считает, что учеба в школе для их детей-артистов не так уж важна. Особенно распространено это в некоторых цирковых семьях, ведь в цирке царит культ тела. Главное – чтобы юный артист выполнял трюки. Да еще постоянно в разъездах… И учеба отходит на задний план.
В нашей семье всегда было понимание того, что для жизни важны знания. У отца задачи образования вообще стояли на первом месте. Как только мы приезжали куда-то на гастроли, сразу же шли устраиваться в школу. Причем отец жестко следил за нашей успеваемостью. Если оценки снижались, немедленно принимались меры. Например, нам запрещали приходить в цирк. А нас с братом это, конечно, сильно расстраивало, ведь в цирке было куда интереснее, чем в школе или где-либо еще.
– У вас с братом Эдгардом разница в возрасте всего год. Не было ли в детстве соперничества между вами? А во взрослом возрасте?
– Соперничества как такового никогда не было. Но вот конкуренция между нами была и остается. Ведь мы существуем рядом всю свою жизнь, да еще работаем вместе. В детстве отец даже провоцировал эту конкуренцию, чтобы мы тянулись друг за другом и таким образом прогрессировали.
– Известно, что вы впервые вошли в клетку с тиграми в десятилетнем возрасте. Страшно было?
– Вошел – громко сказано. По закону работать с хищниками разрешается только с 18‑летнего возраста. Но в цирковых семьях ребенку войти в клетку со зверем – это как ритуал, это чтобы отметиться. И мы с братом так делали. Я сам своих дочек заводил в клетки к львам и тиграм, но все они были ручными и не могли причинить им вреда.
Но тогда, в детстве, страх, конечно, присутствовал. Одно дело, когда наблюдаешь за животными с другой стороны, снаружи. И совсем другое – когда ты внутри клетки… Но папа всегда находился рядом и нас страховал. И он не дал бы нас в обиду.
– Я слышала, ваши дочери тоже работают в цирке. С какого возраста? А зарплату получают?
– На арену мы начали их выносить лет с двух. В представлениях они участвуют лет с четырех-пяти. Играют роли, выполняют цирковые номера. Да, и зарплату теперь тоже получают, оформлены как ученики.
– С какими животными вы сейчас работаете? С какими легче или труднее всего?
– Животные разные. Тигры, львы, лошади, собаки, обезьяны. Сложно сказать, с какими работается легче, а с какими труднее, так как у различных животных различный диапазон возможностей. Конечно, мне интереснее работать с приматами. Во-первых, они умнее большинства других видов, во-вторых, их тело лучше приспособлено к разным активностям – они могут передвигаться во всех плоскостях, бегать, прыгать. А вот, скажем, у черепахи диапазон возможностей гораздо ниже.
– Есть ли какие-то общие принципы дрессировки животных? Как заставить зверя себя слушаться? В Сети то и дело всплывают кадры жестокого обращения с животными в цирках – неужели без насилия их невозможно подчинить?
– Дрессура – эквивалент воспитания. Работа дрессировщика схожа с работой школьного учителя – и тот и другой ставят перед своими подопечными какие-то задачи, которые необходимо выполнить. При этом, чтобы добиться их выполнения, надо говорить с ребенком или животным на его языке. Но животные все-таки отличаются от детей. В силу ограниченности интеллекта они всю жизнь являются как бы детьми. И еще у них бывает агрессия.
Мы заставляем зверей что-то делать, только если есть в этом необходимость. В основном стараемся, чтобы животное выполняло требуемые действия с удовольствием. Кстати, это дает куда больший эффект, чем принуждение к чему-то. В принципе к каждому животному нужен индивидуальный подход в зависимости от его потребностей, особенностей характера и т. д.
Чаще всего мы прибегаем к политике кнута и пряника. Многие пугаются слова «кнут», сразу представляя себе, как им кого-то хлещут. Но наказанием для непослушного животного может быть и громко сказанное слово, и сурово брошенный дрессировщиком взгляд. Пряник же – это когда даешь животному то, что ему нравится, доставляет удовольствие.
Физического насилия к животным мы не применяем в принципе. Более того: я считаю, что если проявлять насилие по отношению к животному, оно из-за физических и психологических травм может просто отказаться работать, будет даже пытаться убежать. Физическое воздействие применяется лишь в исключительных случаях – например, когда животное становится агрессивным. Это схоже с армией: там ведь не бьют каждого солдата палками, но там царит дисциплина. Чтобы тебя слушались, нужно уметь быть строгим.
Сейчас приходится иногда слышать мнение, что нельзя никого ни к чему принуждать. Но если вы ребенка не будете принуждать к учебе, например, рано вставать по утрам, отправляться на уроки, что из него в итоге вырастет?
– Вы и ваш брат активно занимаетесь общественной деятельностью. В частности, вы заявили протест против расширения в России деятельности цирка «Дю Солей». В чем суть этого конфликта?
– Дело в том, что представители цирка «Дю Солей» хотели построить в России, в Сколково, постоянную базу. Я вообще-то уважаю этот цирк, у него немало достижений. Но в первую очередь это компания, которая занимается эксплуатацией мировых цирковых ресурсов. Например, они привозят в Россию наших же отечественных исполнителей под канадским флагом. А ведь у нас в России и так очень сильный цирк. Российский цирк – это народное достояние. Одно дело, если зарубежный цирк приезжает на гастроли – пусть гастролируют сколько угодно. И другое – если они будут создавать в нашей стране свои цирковые школы, свое производство, работая при этом только на себя и вытесняя нас с рынка. Зачем это нужно?
– Чем завершилась эта эпопея с вашим протестом?
– На сегодняшний день проект заморожен. К счастью, нас в этом полностью поддержал президент.
– В чем вы видите свою миссию – человеческую и профессиональную?
– Прежде всего это моя миссия как родителя – воспитать своих дочерей как достойных продолжательниц нашей династии. А что касается профессии – свою миссию я вижу и в том, чтобы радовать публику нашими представлениями и чтобы позиционировать цирк как искусство.
В нашем обществе духовным приоритетам противостоят приоритеты потребительские. Порой слышишь, что искусство как бы и не нужно, оно мало влияет на жизнь людей. Но ведь именно искусство во многом делает человека человеком. Оно дергает за какие-то струны души, призывает к размышлениям, раздумьям о жизни.
Я вижу свою основную профессиональную задачу в том, чтобы сделать цирк актуальным для современного общества, а цирковое искусство – интересным не только для современных людей, но и для будущих поколений.
– Кстати, о будущих поколениях. Что бы вы хотели посоветовать подросткам, которые хотят связать свою жизнь с цирком? Какими качествами они должны обладать, чтобы состояться в профессии? И вообще в любой профессии?
– Чтобы в принципе состояться, нужно стать профессионалом. Нужно понимать, что цирк – это не просто работа, а образ жизни. Это своеобразное искусство, это закрытый мир. За достижениями артистов на манеже скрывается тяжелый труд.