Аркадий ИНИН: Был я кудрявым, худым и тонким

Досье

Аркадий Инин – заслуженный деятель искусств России, писатель-юморист, автор двадцати книг и пятидесяти телевизионных программ. Более тридцати фильмов снято по его сценариям: “Одиноким предоставляется общежитие”, “Отцы и деды”, “Операция “Кооперация”, “Тонкая штучка”, “Личная жизнь королевы”, “Не хочу жениться”, “Удачи вам, господа”, “Единожды солгав”, “На Дерибасовской хорошая погода…”.
Родился Аркадий Инин в 1938 году в Харькове. Окончил политехнический институт. Студенческий эстрадный театр, капустники и участие в КВН сделали свое “судьбоносное” дело – через 8 лет работы по специальности он, инженер, поступает во ВГИК, начинает профессионально заниматься драматургией.

Кто не знает Аркадия Инина? Писателя, кинодраматурга, просто очень веселого человека и, конечно же, ведущего из телевизионного агентства “Атас”, без новостей которого не обходится ни одна церемония вручения “Ники”.

– Аркадий, недавно появился большой том вашего избранного, замечательный еще и тем, что в нем можно найти много фотографий. Особенно бросилась в глаза одна: на ней вы с пышными кудрями и тонкими усиками. Относиться она может только к славным 50-м. С такими кудрями и усиками вы в те годы не числились в “пижонах” или “стилягах”?
– Не числился. Фотография, действительно, 50-х, но на ней я изображаю человека из 30-х годов, в спектакле “Чужой ребенок”. Это в студенческом театре. То, что вы нашли в книжке, называется “Фотоиниана”, я в разных ипостасях. Но волосы настоящие, был я кудрявым, худым и тонким.

– Вас можно увидеть и среди студентов мастерской известного драматурга Алексея Арбузова. Все вроде говорило за то, что впереди путь серьезного литератора. Но вы выбрали юмор.
– Вообще-то стоит разобраться, что вкладывать в понятие “серьезный”. Я и правда в течение десяти лет был связан с Алексеем Николаевичем, но, увы, серьезного драматурга из меня не вышло, хотя многие из этого арбузовского гнезда стали настоящими драматическими писателями – Люся Петрушевская, Витя Славкин, Аня Родионова. Я же стал киношным человеком.

– Но при всем том выглядите как достаточно благополучный человек.
– Это опять же, что вкладывать в это понятие. Здоров, тьфу-тьфу…

– Популярен…
– Популярность и благополучие – разные вещи. И так как я, мне кажется, от жизни много не требую, то довольствуюсь тем, что есть. Минимум есть, и, возможно, я вполне благополучен.

– Если бы не пришел 85-й год со всеми его переменами и радостями, как бы сложилась ваша жизнь?
– Я-то думаю, что гораздо лучше. Я все же советский человек, и все, что произошло после развала, мне не нравится… Я абсолютно советский человек, так и напишите. И имперское мышление у меня, и т.д. и т.п. В смысле спокойствия, самосознания, самоуважения, ощущения своего места в обществе для меня совершенно однозначно, что в прежние годы я чувствовал себя лучше.
Я никогда не был сатириком, всегда занимался юмором. Вот говорят: писатель-сатирик, а ведь никакой я не сатирик, никогда ничего и никого не разоблачал, не свергал, предпочитал смеяться над самим собой. И все мои фильмы отнюдь не сатирические, а комедийные, более того, лирические комедии. Истории, где можно посмеяться, всплакнуть, опять посмеяться, опять поплакать.

– То же самое можно было бы сказать и о Григории Горине, к примеру.
– Во-первых, здесь я бы даже не стал сравнивать. Гриша был замечательный, а по таланту и одаренности на порядок выше меня. Естественно, начинали мы примерно одинаково, в “Литературке” на 16-й полосе, но дальше ни одну пьесу Горина, по-моему, нельзя назвать сатирой, это очень грустные и очень смешные истории. Я же занимаюсь сюжетами менее глубокими и философскими, это просто про жизнь, про любовь и разлуку.

– А что вам в жизни кажется смешным?
– Да вся жизнь смешная, правда, сквозь слезы, если по Гоголю. Сам факт, что ты родился, а придется уходить, делает жизнь вроде бессмысленной, что и смешно, и грустно.

– Читал где-то, что лес и природа вас не привлекают, что лучше всего вам работается в условиях сразу пяти включенных телевизоров…
– Одного вполне достаточно…

– Но орущего громко. Вам не кажется, что все это вроде против течения, вопреки…
– Я же говорю только о себе, и в этом смысле урод. Нормальный человек должен любить природу, прогулки в лесу. Нормальный человек должен любить засыпать в тишине. Засыпаю, правда, я тоже в тишине. А работать при включенном телевизоре или других громкоговорителях? Ну что делать, если я такой получился?

– Вы всегда знаете точно, что надо тому, кто встретится с вашими рассказами, фильмами?
– Нет, конечно. Вам любой профессионал скажет, что имеют место размышления, что мы надуваем щеки, чтобы заманить читателя или зрителя в сеть-ловушку. Но все усилия чаще всего остаются бесплодными. Не зря же авторы песенных шлягеров так любят рассказывать, что, мол, вот ходил, думал, напрягался, в муках рожал. Думал, что бы такого придумать, чтобы завтра запели все. И ничего, никакого результата. А потом позвонили из кабака, попросили два притопа, три прихлопа – сел и за тридцать секунд написал. Рожденное в муках забыто, о нем никто не помнит, а притопы и прихлопы живут годами. Так что ничего угадать невозможно. Единственное, что знаю, если говорить обо мне: я пишу про женщин и для женщин. Не потому, что так уж хорошо к ним отношусь, хотя отношусь хорошо, всех люблю, вообще не встречал женщину, которая бы мне не нравилась. Но тут все равно сугубо деловой интерес, я понимаю, что женщины – это две трети, если не три четверти любого зрительного зала. Придите в кино, театр, консерваторию, и вы увидите, что женщины там в подавляющем большинстве. Поэтому, начиная новую историю, всегда стараюсь понять, будет ли это интересно именно женщинам. Иногда угадываю, иногда нет.

– Над чем вы можете хохотать до слез?
– Это непредсказуемо. Иногда хватает одной фразы. Цепляешься за какое-то слово, шесть раз произносишь и не можешь выговорить. Ты умираешь, окружающие умирают. Иногда это абсолютная ерунда… Гораздо реже смеешься взахлеб над действительно талантливым и смешным. Помню, мы приносили свои рассказы в “12 стульев”, и если покойный Витя Веселовский или Леша Резников, прочитав, говорили: “Смешно”, так это была высшая похвала. Вообще-то я даже не пытаюсь придумать что-то смешное, стоишь на ушах и все впустую. Много воруешь. Я так точно ворую из жизни, из подсмотренного, из брошенной кем-то фразы. Конечно, среди нас, профессионалов, – не будем указывать пальцем – есть и большие воры, которые у другого воруют откровенно, и есть среди нас коллеги, при которых, точно известно, нельзя ничего произносить, потому что завтра он напечатает все под своим именем. Есть пара таких. Но не важно… До этого я пока не дошел, но не исключаю, что если старость совсем уж о себе заявит и самому сочинять станет невмоготу, то начну воровать, попробую, что это такое.

– Думаю, что перспектива воровать по-крупному вам не грозит. Не секрет, впрочем, и то, что, не в обиду будет сказано, ваша популярность растиражирована и телевидением. Всегда ждешь вашего с Аркановым дуэта в “Нике”.
– Дуэтом это назвать никак нельзя. Мы с Аркадием делаем это только раз в год. Разумеется, в нежных отношениях мы в течение всего года, но совместная работа у нас одна. Уже 15 лет. Начиналось все под Новый год, тогда “Ники” были под Новый год, это только в последнее время стали весенними. Однажды, выступая в Киноцентре, Арканов там сильно расшибся на мраморном полу, руку повредил, еще что-то, и все буквально накануне очередной “Ники”. Голова, к счастью, осталась все же цела, так что мы сели и сочинили “никовский” текст. Но читал я один, Арканов прийти не смог. Я честно сказал, почему Арканова нет, вот беда какая – упал. Зал хохотал, как ненормальный. Это к вопросу о том, над чем можно смеяться. Я совершенно серьезно объясняю, что он вот упал, повредил руку, челюсть… Видите, и вы смеетесь… Словом, “Атас” в одиночку тоже удался. Кстати, один доктор, исследуя природу смеха, все разложил по полочкам, получилось двенадцать градаций, и, как это ни прискорбно для нас, самым искренним оказался смех злорадный. Человек упал, в гипсе лежит, а людям это смешно. И история с Аркановым тому подтверждение.

– Вспоминая про “Нику”, как же про кинокапустники не упомянуть…
– Начали это не мы, не наша команда, еще наши отцы, которые для встречи Нового года в Доме кино всегда снимали кинокапустник. Делали их на студии Горького, что для студии считалось честью. Это не стоило ни копейки, киношники были счастливы этим заниматься. А когда настали новые времена, все стало стоить денег, и капустник теперь стоит порядка трех тысяч долларов: пленка, монтаж, копия, озвучивание, негатив, позитив. Конечно, таких денег ни у кого нет, так что и спонсоры помогают, и “Ника” выделяет. Теперь в январе собираемся командой и до апреля делаем. Люди все разные – Боря Грачевский, Леня Якубович, Миша Мишин – но веселые. Работа потная, иногда неделями ничего не получается, но потом прорвется, и все начинают друг друга перебивать, только успевай записывать.

– Вообще-то вы человек политичный или аполитичный?
– Я в политике глупый человек. Сегодня говорю вам, как прекрасна была советская жизнь, но ведь когда начиналась перестройка, я доверчиво и радостно кинулся на баррикады, участвовал в том пятом историческом съезде кинематографистов, который теперь называют истерическим. Восторгался тем, как освистывались наши непререкаемые авторитеты, тем, что кинематографическая тусовка буквально сметала кремлевскую охрану, хотя до того один вид милиционера вызывал дикий, животный ужас. А тут охрана Кремля робко пятилась. Это не было взятием Бастилии, но ниспровергателями мы себя ощущали. Вот и дониспровергались. Поэтому в политике, повторяю, я человек глупый и доверчивый. Одержимый гуманными идеями, тоже в это дело втянулся. И только теперь понимаю, какой был идиот. Да и сейчас не шибко разбираюсь. Мои друзья разбираются. Они мне объясняют про Березовского и Гусинского, а я все равно не понимаю. При этом смотрю все выпуски новостей, перескакиваю с канала на канал. Но на всякий случай, чтобы все было ясно, хочу уточнить. Я немало попутешествовал и считаю, что даже тот уродливый социализм, в котором мы жили, лучше того уродливого капитализма, который видел за рубежом. Одним словом, капитализм – зло, и социализм – зло. И каждый для себя выбирает из двух зол то, что поменьше.

– Напоследок опять задам вам вопрос, который сегодня уже задавал: вы все же человек благополучный?
– Словно и не отвечал, ладно, опять отвечу. Вопрос простой, но отвечу неоднозначно. Да, я благополучный. Но, знаете, есть у Михаила Аркадьевича Светлова одна шутка: “Сижу в президиуме, а счастья нет…”

Алексей АННУШКИН