Архив

Общежитие Кремля

убликация “Учительской газеты” “Титаник, затонувший на дне истории” (N 49 от 10 декабря 1996 года) хорошо встречена читателями. Мы решили продолжить рассказ о знаменитом доме на Берсеневской набережной. Тем более есть повод – к 850- летию Москвы легендарному дому возвращают кирпично-розовый цвет. Повод серьезнее, чем может показаться. Потому как изначально “общежитие Кремля” было задумано под цвет кремлевских стен. В предполагаемом однообразии – идея архитектора Бориса Иофана: Кремль должен быть виден даже из твоего сортира. Ты – пылинка у ног Хозяина. Пылинка кирпичного цвета.

Кандидатура каждого жильца Дома правительства утверждалась Сталиным. Лично. Им же утверждалась кандидатура главного архитектора этого проекта. За какие заслуги выбор пал на одесского еврея Иофана?

Стены цвета спаленных судеб

Иофану было 36 лет, когда он взялся за строительство дома на улице Серафимовича, 2. Что он успел построить к этому времени? В 1925 году – первый в Москве жилой комплекс на Русаковской улице, 7, Сельскохозяйственную академию имени К.А.Тимирязева (1927 г.), опытную станцию при Химическом институте имени Л.Я.Карпова по улице Обухова, на берегу Яузы. В Донбассе спроектировал поселок при Штеровской ГРЭС.

Если иметь в виду, что Иофан окончил факультет архитектуры Высшего института изящных искусств в Риме и там же прошел полный курс инженерной школы при Римском университете, то картина становится полной – Сталин назначил на “стройку века” человека, синтезировавшего в себе европейский романтизм и монументальный советский примитивизм.

В нашу историю архитектор Борис Иофан вошел не только как автор Дома правительства на Берсеневской набережной, но и как “родитель” известного санатория “Барвиха”. Бывший командующий воздушными силами республиканской Испании Игнасио Идальго де Сиснерос, отдохнув в “Барвихе” с женой, вспоминал, что это была одна из лучших в Европе правительственных здравниц.

Перст судьбы – архитектор Иофан умер в “Барвихе”. В редкий летний отпуск, за чертежной доской, на которой была наколота калька с эскизом к проекту реставрации скульптуры “Рабочий и колхозница”.

Сейчас в доме на набережной живут внуки архитектора Иофана и его жены Ольги Руффо – итальянской герцогини (по отцу) и русской княжны (по матери, княгини Мещерской). Своих детей у Иофана не было, зато было двое приемных. Вот их дети и живут сейчас в 21-м подьезде Дома правительства, под самой крышей. Стены квартиры Иофана украшены гравюрами и акварелью итальянских мастеров. А лоджия так велика, что в снежные зимы детвора заливала ее водой и каталась на коньках.

Так вот. Иофан планировал не грязно-серый, как сейчас, а нарядный, веселый, изжелта-розовый, “кремлевский” цвет стен сановитого дома. Из Подольска был завезен песок, чтобы приготовить раствор. Но… Пока проектировали громилу-дом. Пока рыли котлован. Ставили опалубку. Возводили фундамент… “К концу смены (строительство шло круглосуточно. – С.Р.) лица рабочих и инженеров покрывались копотью, – вспоминают первые строители Дома правительства, сестры-близнецы Колпаковы, в то время студентки-архитекторы, а сейчас вполне бодрые духом и ясные памятью пенсионерки, приближающиеся (дай им Бог!) к своему вековому юбилею. – Рядом коптила Центральная трамвайная электростанция. Иофан понял, что его детище вряд ли сохранит первородный цвет. И изменил проект”.

И оказался прав. В историю России дом на Берсеневской набережной вкатился на катафалке под траурные марши военных оркестров. Он и “прозвище” получил в народе соответствующее: “расстрельный дом”, “дом самоубийц”, “кремлевский крематорий”, “кремлевский морг”, “этап ГУЛАГа”…

Центральную ТЭЦ давно закрыли, а пепел все витал, вихрился над крышей “общежития Кремля”. Грязный пепел спаленных судеб. Кто знает – будь у стен этого дома изначально другой цвет, может быть, и история наша сложилась бы иначе?

И еще символ времени. Там, где сейчас достраивается Храм Христа Спасителя, по замыслу Сталина должен был стоять Дворец Советов. Несколько лет шел конкурс проектов этого грандиозного (как планировалось) сооружения. В 1931 году Борис Иофан вошел в число трех лидеров проекта – кроме его, рассматривались работы архитекторов И.Желтовского и американца Г.Гамильтона. Но, слава Богу, проект Дома Советов так и остался проектом…

Почти все жители дома на набережной постепенно “переселяются” на Новодевичье кладбище. Это тоже закономерность отлаженной работы государственной машины. Автор “стройки века” архитектор Борис Иофан вместе с женой-княгиней Ольгой Фабрициевной захоронены в колумбарии Новодевичьего мемориала. (Сестры Колпаковы вспоминают ее с дымящейся чашкой свежеприготовленного кофе. Склонившись над чертежной доской, муж время от времени командовал жене княжеских кровей: “Оленька, кофе!” И та мчалась по длинным коридорам мастерской, тесно заставленным столами, чертежными досками, бесконечными рулонами ватмана…)

Остров, пропитанный кровью веков

“В состав того, что мы называем человечеством, входит более мертвых, чем живых”, – сказал кто-то из мыслителей прошлого. Как все гениальное, афоризм актуален и сейчас. Дом правительства (официально, напомню, его величали так: жилой дом Советов ЦИК-СНК СССР) стоит на острове, “пропитанном кровью веков”, написал в книге “Тайна тайн московских” его бывший жилец, друг детства писателя Юрия Трифонова Михаил Коршунов – журналист, писатель, историк-москвовед. Почему на острове, думаю, понятно – дом построен между Большим и Малым Каменными мостами. Почему “пропитанном кровью”? Вспомним.

Четыре столетия назад именно здесь поставили дом Малюты Скуратова – Берии времен Ивана Грозного. Нарком-убийца Ежов придумал Сталину псевдоним Иван Васильевич потому, что у Сталина и Грозного совпадали инициалы имени-отчества: И.В. Иваном Васильевичем величали “вождя народов” в суперсекретных записках подчиненные из спецслужб, готовя очередное политическое убийство – Иваном Васильевичем навеличивал царя Ивана Грозного Малюта Скуратов-Бельский, докладывая о своих кровавых делах.

Через Большой и Малый Каменные мосты гнали пленных врагов.

И каторжники, закованные в цепи, брели на эшафот тоже мимо стен Кремля.

Политзаключенных везли на смерть в Сибирь мимо “кровавого острова”. В руках некоторых из них были огарочки свечей, символизирующие неугасаемый огонь жизни, свободы, борьбы…

Отсюда начиная с 1937 года в закрытых “хлебных” фургонах, респектабельных “фордах” или “победах” с зашторенными окнами увозили в подвалы Лубянки жильцов самого сановитого дома Страны Советов. (Сейчас во внутреннем дворике Лубянки можно побывать с экскурсией за 30 долларов США).

Дом ЦИК-СНК стоит на крови. На крови и пепле.

Но тогда его жильцы не задумывались над этим, а гордились “бытовой причастностью” к Истории России. Величина квартиры, количество и размер комнат в ней, их расположение, вид из окон (на Берсеневскую набережную с Москвой-рекой, на Кремль или на трубы ТЭЦ) прямо пропорционально соответствовали положению “главного квартиросьемщика” в иерархии Кремля. Тухачевский, Ворошилов, Баграмян, Каганович, Поскребышев, Вышинский… в разное время жили в разных квартирах Дома правительства. Но рекорд принадлежит Демьяну Бедному, то угождавшему Сталину своим творчеством, то, наоборот, раздражавшему его. Если известный поэт-баснописец шел по двору с любимым старинным зеркалом, размером в собственный рост, украшенным замысловатыми вензелями в стиле барокко, значит, комендант дома по указанию из Кремля снова переселяет его из подьезда в подьезд, стесняя в жилье. Или, что бывало реже, улучшая “жилищные условия” карманного баснописца.

Быт был продолжением политики. Перемещения из квартиры в квартиру имели больше воспитательную цель, чем цель “срезать квадратные метры”, ибо плохих квартир в этом доме просто не было и нет. (Были коммунальные, намеренно отстроенные для прислуги).

Место для строительства “госдома” было удобно и тем, что еще во времена Ивана Грозного Малюта Скуратов вырыл от собственного дома до царских палат подземный ход. Под Москвой-рекой. Лаз сохранился до сих пор. Есть его чертежи. Подземный коридор соединяет дом на Берсеневке с Кремлем через Храм Христа Спасителя и где-то на полпути между храмом и домом Пашковых раздваивается. Одна ветка ведет в подвалы дома Пашковых, другая – на территорию Кремля.

Пока краеведы, историки, исследователи Москвы ломали голову над полуфантастическим, сенсационным “открытием” подземной “тайны” Кремля (о которой были прекрасно осведомлены спецслужбы, для того и прокладывалась “кремлевская подземка”), семилетняя Лена Перепечко с шестью отважными мальчишками совершила несколько подземных путешествий от дома Малюты Скуратова до Кремля и обратно. Было это 65 лет назад. Семья секретаря ВЦСПС Ивана Перепечко была среди новоселов Дома правительства и жила в первом подьезде. Сейчас Елена Ивановна работает в музее “Дом на набережной”.

И маленький Левон Вартанян, сидевший за одной партой с дочерью маршала Жукова Эрой, тоже задолго до “сенсационного открытия советского времени” побывал в подземелье и вдоволь набродился по его сырым коридорам. Сейчас Левон Паруйрович Вартанян – контр-адмирал. Совсем недавно разрешено сказать, кем и где он работал: разведчик-нелегал, работал в Иране, Афганистане, Польше… Живет с семьей в доме детства.

Унитаз под расписку

Архитектор Иофан не только построил дом на Серафимовича, 2, но и сконструировал мебель для его квартир, подсобных помещений, местного Дома культуры, детского сада, магазина, парикмахерской, кинотеатра “Ударник”, сберкассы… Мебель тяжелая. Монументальная. Из мореного дуба и темно-коричневого ледерина. Счастливец, получивший право жить в этом доме, получал все – от пачки салфеток и рулона туалетной бумаги до набора посуды из серебра, фарфоровых сервизов, подсвечников, свечей и спичек к свечам…

Хорошо и точно описали интерьер дома его бывшие жильцы и друзья – писатели Юрий Трифонов и Михаил Коршунов.

Каждому жильцу при вселении выдавали “памятку” из 12 пунктов, в которой обьяснялось, как правильно пользоваться сливным бачком, выключателем, ключом от лифта, гладильной доской, выдвигавшейся из кухонного стола… Это было не лишним – большинство жен (да и самих небожителей Кремля) вышло из глухой провинции, не избалованной цивилизацией. Нельзя, конечно, сказать, что по нужде они выползали из чума и, чтобы не сбил ветер, одной рукой держались за шест, которым погоняют оленей, воткнутый в глубокий снег, а другой, вооруженной суховатой палкой, отгоняли волков… Но тем не менее… Бабушки, тетки, сестры, свекровки, свояченицы… наезжавшие время от времени к своим сановитым столичным родственникам “кремлевского розлива”, умудрялись открывать лифт заколками для волос, засорять унитазы коробками из-под калош, красть из подьездов спички, оставленные в специальных углублениях подсвечников на случай аварии (нечем прикурить), высморкавшись, вытирать пальцы о шелк, которым были отделаны стены…

Мальчишки (будущие писатели Трифонов и Коршунов, например) любили баловаться: связывали дверные ручки двух квартир на лестничной площадке и одновременно звонили в обе квартиры. Учитывая, что двери открывались внутрь, получалось смешно… Но эти фокусы досаждали не членам правительства и военачальникам, а их и без того заморенной прислуге.

Два слова о прислуге, или домработницах, как принято было их называть. Как правило, это были красивые, крепкого тела, бойкие деревенские молодухи, привезенные из мест прежней работы хозяина квартиры. Или благоприобретенные уже в Москве, по чьей-то надежной рекомендации. Они успевали все: привезти диетический обед из кремлевской столовой, взять из ателье готовое платье хозяйки, вытрясти казенные ковры, сбегать за редким лекарством на улицу Грановского (спецаптекой служил один из залов Шереметьевского дворца), отвести отпрыска в садик (Дом пионеров, авиакружок, стрелковую секцию… Но чаще сидели с детьми сами. Для этого нанималась няня постарше), выдраить немереные хоромы, просушить на балконе одежду (к слову, прислуга дочери Сталина, жившая в 9-м подьезде, и после смерти “вождя народов” еще долгие годы раз в неделю проветривала его шинель)… Эти бойкие деревенские девки успевали все. И беременеть от хозяина – тоже. Дом на набережной знает несколько таких деликатно-скандальных случаев.

Все в этом доме было казенным, все принадлежало партии – от мебели до собственной жизни.

“Наши родители – наркомы, заместители…”

Дети дома на набережной учились в школе имени В.Белинского на Софийской набережной. Школа, конечно, была необычная. Уроки танцев, например, девочкам давала бывшая балерина Большого театра Михайлова, а в актовом зале стоял рояль, на котором в свое время играл Сергей Рахманинов.

Пионерский галстук при приеме в пионеры мог повязать дедушка Калинин. Напутственное слово произнести шахтер-рекордсмен Стаханов (в его дочь был безнадежно влюблен сын Кагановича). Лекцию прочесть – легендарный летчик Водопьянов. Провести открытый урок литературы – писатель Серафимович. Да что там! Михаил Кольцов считал за честь напечатать мини-фельетончик в школьной стенгазете.

Будущие писатели Юра Трифонов, Миша Коршунов и Олег Сальковский выпускали “философско-публицистический” журнал “А”. Поэтический журнал “Торнель” выпускали девчонки. Вот маленькое стихотворение из “Торнеля”, написанное дочерью одного министра (наркома):

Каменный ящик – правительства дом.

В каменном ящике все мы живем.

Наши родители – наркомы, заместители –

Мечутся с портфелями целыми неделями.

На нас внимания не обращают,

Все время где-то заседают.

Мило. Наивно. Но точно. Стихотворение цитирует в своей книге “Тайна тайн московских” Михаил Коршунов, похоже, сам влюбившийся в девочку из своего двора.

Помнит дом и трагическую любовь Нины Уманской и Володи Шахурина. Джульетта была дочерью известного дипломата Уманского, а Отелло – сыном министра воздушного транспорта. Шахурин застрелил Уманскую на ступенях лестницы, ведущей с Большого Каменного моста к нынешнему Театру эстрады. За что? Официальная версия – любовь. Ревность. Но в музее “Дом на набережной” сохранилась записка жены известнейшего хирурга Бакулева Александры Николаевны. Перескажу ее.

Несколько учеников суперпрестижной школы N 175 имени В.Белинского создали подпольную организацию антиправительственного толка. Точнее, злого умысла не было, но старшеклассники “играли в правительство”, распределив в нем “портфели”. Володя Шахурин был премьером. Старшему в группе было 16 лет, младшему (сыну хирурга Бакулева) – 13. Входила в “правительство” и Нина Уманская, в которую был влюблен Вова Шахурин.

Родители Уманской вот-вот должны были лететь в Мексику, где отец был назначен чрезвычайным и полномочным послом. Влюбленный Шахурин запретил Нине следовать за ними. Та отказалась подчиниться “жениху-министру”.

Юноша застрелил возлюбленную и застрелился сам. Двое суток хирург Бакулев боролся за его жизнь, но Отелло скончался.

“Дело о подпольном правительстве” всплыло, собственно, из-за убийства. Стали копать. И раскопали. Да так, что арестовали девятерых мальчишек. Среди них – два сына Анастаса Микояна, племянник жены Сталина, сынишка хирурга Бакулева… Прокурор не нашел состава преступления. Тогда Сталин попросил пересмотреть “дело”. Пересмотрели. Все это время (более полугода) мальчишек держали в одиночных камерах внутреннего дворика Лубянки. Потом, осудив, выслали в разные города Казахстана.

И только в 1956 году реабилитировали.

Эту историю рассказал мне Лев Николаевич Шабуров, военный пенсионер, а тогда – подросток, сын наркома соцобеспечения, члена ВЦИК, главного редактора журнала “Работница” Марии Александровны Шабуровой. Лева видел Нину Уманскую, когда ее на руках принесли с набережной Москвы-реки в родительский дом…

Сергей РЫКОВ