На чтение: ≈ 24 мин.В пятизвездочной гостинице «Мередиен» я нашел маленький магазинчик, полный сокровищ Аладдина. Вот старый серебряный бедуинский кофейник. Ему лет двести. Рядом стоит что-то среднее между кастрюлей и казанком. Тоже бедуинская посуда, и ей никак не меньше ста лет. Отдельной кучей лежат расшитые подушки. В другом углу ковры и коврики.
Заметки на полях
Светловолосая женщина спрашивает меня, откуда я, и, услышав, что из России, радостно вздыхает: «Я тоже оттуда. Здесь уже пятнадцать лет. Вышла замуж за араба. Мы вместе учились в Виннице. Муж получил диплом инженера-строителя. Приехали сюда, он пару лет поработал на стройке, неплохо получал. Но это, скажу вам, была тяжелая работа, приходил весь замученный, потом решил, что хватит, и занялся торговлей. Открыли магазинчик. Аллах помог, дело пошло хорошо, и через пару лет сумели обосноваться в этой гостинице. Я тут уже привыкла, по-арабски говорю».
У Наташи восемь детей. Старшей пятнадцать, младшему годик. Долгие годы одна за другой рождались дочери, а муж все ждал сына, хотя ничего не говорил, но каждый раз вздыхал: кому отцовские земли достанутся? Тут ведь земля переходит только от отца к сыну.
Я спрашиваю у Наташи: а сколько у вас жен в семье? Она улыбается: «Да все это мифы. Конечно, Коран разрешает иметь четыре жены. Но это вовсе не обязательно. Да и прокормить их всех надо. Так что в Иордании несколько жен у мужа – это скорее исключение, чем правило».
Муна и Мона. На них все держится
Несколько лет назад Муна Дарвиш аль-Шами сказала: «Вы мне не поверите, но через несколько лет мы все встретимся в Аммане на очередном Всемирном конгрессе по гражданскому образованию». Прошло шесть лет. За это время был создан арабский «Сивитас». Иорданская столица по-настоящему стала мозгом и сердцем гражданского образования всего арабского мира. Конечно, здесь легче было начинать, чем в любом другом месте на арабском Востоке. Иордания – своеобразный мостик между Западом и Востоком. Она не такая консервативная, как страны Персидского залива. Муне вместе с ее коллегой Моной аль-Алами удалось сделать то, что до сих пор не по силам многим их коллегам из негосударственного сектора в других арабских странах: они сразу и бесповоротно привлекли на свою сторону государственных чиновников.
Министр образования Иордании Халед Тукан, выступая на конгрессе, сказал, что гражданское образование является наиболее эффективным средством формирования активной гражданской позиции человека и обеспечения мира и стабильности. А сенатор Лейла Шараф, известная в прошлом журналистка, подчеркнула, что гражданское образование помогает по-новому взглянуть на проблемы, которые существуют в арабском мире, и оно может если не решить большинство конфликтов, то научить молодое поколение искать мирные пути их решения.
За последние девять лет это был самый представительный конгресс, проводимый Центром гражданского образования из Калабасаса. Его исполнительный директор Чак Квигли радовался как маленький ребенок: «Чем больше людей, тем больше идей. Я вижу, как мир меняется в лучшую сторону благодаря и нашим усилиям. Я уверен, нет пока более успешного проекта, чем «Гражданин». Он универсален. Он приемлем для любой страны, для любой культуры».
Более двухсот человек из Азии, Африки, Южной и Северной Америки, Европы собрались вместе, чтобы не только познакомиться с арабским опытом, но и подумать, какую роль должно сыграть гражданское образование в формировании новых взаимоотношений между Востоком и Западом, Севером и Югом. На первый взгляд это может показаться слишком глобальной задачей. Но большое складывается из малого. И каждая частица равняется целому. Раньше на подобных конгрессах главной целью было, чтобы каждый поделился своим опытом, своими находками, продемонстрировал свои технологии и ноу-хау. В Аммане участники независимо от того, как много учащихся или учителей охватывает их проект, сколько тысяч экземпляров пособий напечатала их организация, сколько семинаров и мастерских они провели, поняли: реализуя свой проект, все вместе они создают новую реальность. В ней главную роль будут играть не транснациональные корпорации, не интересы политических кланов и коррумпированных государственных структур, а демократические ценности, права человека, мир и социальная стабильность.
Я разделся и лег. Сильные руки коснулись моей уставшей спины, и мне показалось, что боль начала медленно уплывать. Мурад молча, сосредоточенно массировал мне спину, плечи, руки под еле слышную ненавязчивую музыку.
«Откуда вы?» – «Из России». Он так обрадовался, словно встретил родного брата после долгой разлуки. «Я там учился целых восемь лет. В Киеве закончил институт физкультуры, и аспирантуру там же. Стал специалистом по реабилитации и лечебной медицине. Я часто вспоминаю Киев. Он такой красивый – особенно весной, когда цветут каштаны. И какое вкусное оболоньское пиво!» Я насторожился: «Но мусульманам нельзя употреблять спиртное». – «Нельзя много употреблять и по праздникам, а чуть-чуть не возбраняется». У Мурада хорошая работа – в спортивном клубе World Class, но он мечтает уехать в Америку и открыть там собственное дело.
«Чему учат в школе, то и получается»
Бахрейн принял иорданскую версию проекта «Гражданин». Правда, адаптировав ее к национальной конституции. Здесь в школах используются только официальные программы и учебники, одобренные Министерством образования. С первого по одиннадцатый класс преподаются философия и история королевства. Проект «Гражданин» идет как дополнительная программа. Нам показали видеосюжет о тренинговом семинаре. Хотя за столом президиума Муна Дарвиш сидела вместе с местными мужчинами, зал незримой чертой был разделен на две половины: с одной стороны находились женщины, с другой – мужчины. Точно так же работали потом команды: мужская и женская, не общаясь между собой, не споря, не делясь мнениями.
Раньше я бы возмущался: нарушение прав женщин, неуважение, теперь я понимаю, что культурные и религиозные традиции надо принимать такими, какие они есть, и не пытаться их насильно разрушить. Увидев результаты бахрейнских проектов, я спросил себя: разве они хуже, чем те, которые я видел в Будапеште, Бразилии, Мексике, Орле? Вовсе нет. Детей тут интересуют те же проблемы, что и их сверстников в других странах. Они так же хорошо сделаны. Проведено много исследовательской работы. На них никак не сказалось то, что на том установочном семинаре женщины сидели отдельно от мужчин. Что поделаешь, такие традиции. И с ними надо считаться. Если хочешь, чтобы и твои традиции уважали.
На Йемен с одной стороны давят Соединенные Штаты и Всемирный Банк: в стране нарушаются права человека, отсутствует свободная пресса, не происходит процесс демократизации. С другой стороны – Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) требует от местных властей придерживаться традиционных ценностей и следовать в образовании консервативным курсом. Йеменские власти американцам отвечают: в государственных школах у нас все в порядке, никакие фундаменталистские курсы не преподаются, даже проект «Гражданин» стали кое-где внедрять. Консерваторам из Совета говорят: наши частные школы полностью следуют традиционным курсом. Именно в частных школах преподают ваххабитское течение, внедряя в головы главную идею – джихад. Как сказала Суад Кведси из Йеменского центра обучения гражданству и демократии: «Чему учат в этих школах, то и получается». А получается то, что большинство выходцев из частных школ присоединяются к экстремистским мусульманским организациям.
Центр Суад Кведси начинал с того, что стал привлекать прессу к освещению проблем гражданского образования. Не обошлось без курьезов. Первый год многие журналисты гражданское образование принимали за физическое (в арабском языке в этих двух словах всего одна буква разницы). За три года появилось 346 статей. Для маленького Йемена с 10 газетами и 18 миллионами населения – это много или мало? Кто в России пишет о гражданском образовании, кроме «УГ» и «Граждановедения»?
На всю Палестину один госпиталь – в Рамалле. Туда едут со всех городов и деревень. Но только тогда, когда в самом деле припечет по-настоящему. Ибо на территории автономии говорят: попадешь туда – умрешь обязательно. Первыми всерьез положением с госпиталем обеспокоились школьники. Он и стал главной темой их проекта «Гражданин».
Они начали с того, что подняли статистику. Четыреста человек умерло в госпитале в прошлом году. Причем большинство от вторичных инфекций и несоблюдения режима. Попасть в госпиталь мог в любое время кто угодно. И пронести туда тоже можно было все что угодно. Никакого контроля. Везде грязь. Ребята сделали снимки в коридорах, палатах, туалетах. Проинтервьюировали и тех, кто находился еще там, и тех, кому посчастливилось вернуться оттуда живым. Со всем этим материалом пошли к мэру. Мэр отказался разговаривать со школьниками. Играют детки! Тогда они сделали брошюру: на одной странице фотография чистенькой домашней кухни, на другой – больничная кухня. Больничные палаты и домашние спальни. Санузлы там и там. Коридоры. И теперь отправились с этой брошюрой в Министерство здравоохранения. Тут забеспокоились. Не потому, что не знали, что происходит в госпитале на самом деле, но уж слишком публичной стала эта история. Ребята отправили свои исследования в администрацию автономии, парламент, привлекли журналистов и в конце концов при поддержке родителей организовали представление своего проекта в самом госпитале. После этого уже само руководство Палестины занялось ситуацией с госпиталем.
На фестиваль проектов «Гражданин» два года назад министр образования так и не выбрался. Слишком много других дел было. Но после истории с госпиталем он три часа провел на последнем фестивале и пообещал, что министерство поддержит проект не только морально, но и материально. Говоря об этом, директор Центра креативности учителей Рифат Саббах с улыбкой замечает: «Не верю, что деньги дадут».
Сейчас на Западном берегу и в секторе Газа проектом «Гражданин» занимаются в 132 школах 7920 учеников.
Ахмеду двадцать четыре года. Он работает в престижном баре «Брювери». Закончил колледж по специальности «гостиничное хозяйство», и вот уже три года он здесь. Начинал простым барменом, теперь менеджер. Работа начинается в шесть вечера и заканчивается в четыре утра. «Я раньше приходил домой, шарил по интернету пару часиков, а потом заваливался спать, вставал, обедал и шел сюда. Потом я понял, что становлюсь похожим на какого-то сурка, и поменял себе режим. Ложусь сразу, как только открываю дверь квартиры. Встаю не позже десяти, потом иду в спортивный зал или кино, читаю книжки, встречаюсь с друзьями, а к вечеру прихожу сюда. Я получаю в месяц четыреста динар, ну еще наберется сто динар чаевых, и все, а чтобы купить дом в районе для середняков, мне нужно как минимум сто тысяч, вот и посчитайте, сколько лет надо работать, не есть, не пить, никуда не ходить, чтобы скопить на квартиру: семнадцать. У меня есть кусок земли, он достался мне от отца, в ста километрах от Аммана, но его нельзя продать, это просто моя земля, и она всегда будет моей землей, пока не достанется моему сыну».
Он протягивает мне сигарету. Я мотаю головой: нет, спасибо. И тут же шучу: «Я курю только марихуану». Его зеленые палестинские глаза враз зажигаются: «Угостите?» – «Прости, на этот раз запасы кончились». Мы оба долго и заразительно смеемся.
«Ну зачем ты меня, мама, замуж отдала?..»
Эти девочки в длинных легких платьях до пят, под которыми просматриваются джинсы, в белых платках приехали в Амман на конгресс, по иорданским меркам, издалека. Их школа находится в пустыне. Почти в трехстах километрах от столицы. Это суровая и бедная северо-восточная Бадия. Они выбрали для своего проекта тему «Ранние браки».
Фатима Мохаммед рассказывает: «Вы даже не можете себе представить, как много девочек выходит замуж в 12-14 лет. Но они ни физически, ни психически не готовы быть женами. Они часто не понимают: зачем им это замужество. А родители, наоборот, очень рады, когда удается пристроить дочь. Потому что в этих районах очень низкий уровень жизни. С одной стороны, выйдя замуж, они становятся как бы более защищенными. Через два-три года рожают. Организм еще не готов к материнским функциям, и многие умирают. Подростковая смертность в 15-19 лет очень высокая. Многие в 20 лет уже разводятся».
Девочки провели сравнительный анализ законодательства в арабских странах. Оказалось, что самый низкий возраст для вступления в брак в Иордании – 16 лет для ребят и 15 для девушек. В Объединенных Арабских Эмиратах разрешается вступать в брак девушкам и юношам в 18 лет, в Сирии – в 18 лет (ребята) и 17 (девушки), в Тунисе – 20 (ребята) и 17 (девушки).
Фатима считает, что девушки должны выходить замуж, так угодно Аллаху. Но необходимо срочно вносить изменения в законодательство. Прежде всего установить возраст для вступления в брак: 20 лет для юношей и 21 год для девушек. Родителей, которые не будут следовать этому закону, наказывать годом тюрьмы. Тех же, кто будет толкать на раннее замужество или выправлять для брака фальшивые бумаги, тоже карать пятимесячным заключением.
Они знают, что решить эту проблему нелегко. Существуют серьезные противоречия между религиозными и гражданскими требованиями к браку. Чем беднее люди, тем сильнее их религиозные представления. Что нужно делать? Повышать образовательный уровень самих девушек. Превратить проблему в общественно значимую. Подключить радио, телевидение, женские организации. Для начала бадийские десятиклассницы передали свой проект в парламент. Они не надеются, что вскоре появится новый закон, регулирующий брачные отношения. Но на ожесточенные дебаты рассчитывают.
Я спрашиваю у них: «А эту проблему вы обсуждали со своими сверстниками – ребятами?» Они удивленно смотрят на меня: «Нет. Это не принято. А потом, у нас школа для девочек». Тогда я спрашиваю Мону аль-Алаби, координатора Иорданского центра гражданского образования: «В этом году была ли хоть одна команда мальчишек, которая тоже исследовала проблему ранних браков?» «Нет», – отвечает она однозначно.
Чак Квигли чуть не прослезился, слушая этих девушек. Он еще никогда не был так счастлив. «Чтобы заниматься таким проектом, – сказал он, – надо иметь мужество и огромную силу воли. Этот проект – это борьба за свое человеческое достоинство. Спасибо вам огромное», – и потянулся, чтобы пожать руку Фатиме. Она тоже протянула свою руку навстречу и вдруг резко ее опустила. Нельзя, чтобы чужой мужчина прикасался к руке девушки. Чак тоже вспомнил об этом. Они посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись понимающе.
Дорога в Карак вдруг резко вильнула вправо, и наш джип почти завис над пропастью. Справа резко поднималась ввысь стена песчаника. Слева зияла пропасть, на дне которой серебрилась тоненькая ниточка речушки, а оливковые рощи по берегам казались неровным газоном. Все вздохнули, когда все четыре колеса снова коснулись дороги. Кто-то из нас только и сказал: «А у вас отличные дороги». На что водитель с гордостью ответил: «Не зря же мы налоги платим. Впрочем, могли бы быть и лучше, если бы Аллах за какие-то грехи не обделил нас нефтью. У всех вокруг, даже сирийцев, есть нефть, а у нас нет. Вот поэтому мы так бережно и относимся ко всем нашим памятникам: мусульманским, христианским, иудейским. Люди едут на них посмотреть, собственными глазами увидеть, где ступала нога Моисея, или где Иоанн крестил Иисуса, или откуда вознесся на небо пророк Мохаммад. Мы, единственная из арабских стран, живем практически только за счет туризма». И наш водитель Мустафа почему-то грустно умолк.
Как научиться писать учебники
Так называлась тема нашей с Наталией Воскресенской, вице-президентом Ассоциации «За гражданское образование», презентации на конгрессе. И это была единственная российская презентация, хотя наша группа включала около десяти человек из различных организаций, партнеров Центра гражданского образования. Мы рассказали об итогах прошлогоднего проекта, проводимого на средства Национального фонда подготовки кадров. Нужно было разработать методику создания авторского коллектива для написания учебно-методического комплекта по граждановедению и опробовать ее, создав первый вариант такого комплекта. Мы поделились своим опытом: как создавалась команда, как формировались темы семинаров, как шла работа над материалами будущего пособия, как проходили стажировки в Калабасасе. Честно скажу, мы не ожидали так много коллег на нашей презентации. Многие потом просили прислать не только электронную версию, но и основную документацию по проекту. Среди них были те, чье мнение я особо ценю и кто является для меня признанным авторитетом в гражданском образовании: исполнительный директор нигерийского «Сивитаса» Ними Валсон-Джек и консультант из штата Вашингтон Кэси Хенд.
Конгресс закончился. Мы сидим на веранде ресторана на берегу моря в Акабе. Круизные яхты проплывают по заливу. Акаба – уникальное место. Никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Сидя за столом, я видел сразу пусть не всю Вселенную, как в «Алефе» Борхеса, но четыре страны. Слева в пяти километрах по побережью горели огни Эйлата, это был уже Израиль. Чуть дальше, километрах в пятнадцати от нас, светился египетский город Таба. А справа в десяти километрах почти скрытый ночью еле мерцал Хакиль, принадлежавший Саудовской Аравии. Такой разный и такой единый мир.
Москва – Амман – Москва
Выбор читателей
Комментарии