Андрей РОССОМАХИН:

Очень хорошо, когда год начинается с главного его события. Для любителей поэзии русского авангарда такое событие уже произошло, им стал выход научного издания «Зангези», грандиозной поэмы, или, точнее, сверхповести Велимира Хлебникова. Это футуристический шедевр, в котором трагический лирик размышляет об истории человечества. В новой книге опубликован скрупулезно выверенный вариант текста, приведены отклики современников, статьи современных ученых и фантазии художников, визуализировавших мотивы «Зангези». В связи с почти юбилейной датой – в марте сверхповести исполняется 99 лет – мы поговорили с комментатором и научным редактором издания Андреем Россомахиным о вкладе новой книги в хлебниковедение, канонизации футуриста и о том, как рассказывать о его стихах школьникам.

– Андрей, обрел ли Хлебников статус русского классика?

– Безусловно, поэт давным-давно в этом пантеоне. Легенда о Хлебникове начала культивироваться мгновенно после его гибели. Ушедший в 1922‑м, в неполные 37 лет, в роковом возрасте поэтов, уже к 1928 году он был удостоен 5‑томного «Собрания произведений» (последний том вышел в 1933 году). И при жизни поэта было опубликовано не так уж мало – 17 отдельных изданий (12 книг и 5 листовок), а также публикации в сотне других изданий (газетах, журналах, альманахах и коллективных сборниках), речь идет о 15‑летнем интервале с 1908 по 1922 год.

Первая монография о Хлебникове появилась еще при его жизни, эта пионерская работа впоследствии всемирно известного лингвиста Романа Якобсона называлась «Новейшая русская поэзия. Набросок первый: Подступы к Хлебникову» (Прага, 1921) и заложила основы хлебниковедения. Якобсону же принадлежат емкие и простые слова о Велимире, с которым он познакомился в 1912 году, мгновенно поняв и оценив его гениальность: «Был он, коротко говоря, наибольшим мировым поэтом нынешнего века…» (сказано уже на склоне лет в мемуарном тексте, в 1977 году, имея возможность сопоставлять и ранжировать творцов нескольких поколений и культур).

Так что канонизация состоялась почти 100 лет назад, хотя потом в рамках советской идеологии Хлебников издавался крайне мало и долго упоминался вскользь или сквозь зубы, особенно в 1940-1950‑е. В школьную программу он вошел уже на рубеже слома советской эпохи на волне тотального переоткрытия так называемого Серебряного века. Сегодня, полагаю, никакие усилия, принуждающие изучать Хлебникова, а тем более кадить ему фимиам, не нужны. Любой культ чреват вульгаризацией.

– Кажется, сейчас Хлебников в школьной программе существует лишь как чудак, друг Маяковского, максимум как автор «Заклятия смехом» и «Бобэоби пелись губы». На какие тексты учителям стоит обратить более пристальное внимание?

– Да, упомянутыми двумя стихотворениями вместе с миниатюрой «Кузнечик» знакомство с Хлебниковым обычно и заканчивается. Этот перекос совершенно неадекватен, поэт вовсе не был адептом зауми (как его соратник Алексей Крученых), это лишь одна из его ипостасей, отнюдь не магистральная. Боюсь, что школьникам такой материал может быть не близок, хотя, безусловно, все зависит от способности учителя раскрыть текст, в том числе его фонтанирующую игровую и экспериментальную ткань. Возможно, концентрировано «заумные» тексты-миниатюры с их фонологией наиболее благодарно были бы востребованы в начальной школе детьми, способными оценить их игровой потенциал. В школьной хрестоматии для 11‑го класса я обнаружил восемь коротких стихотворений Хлебникова (включая три вышеназванных), и только в одном из них можно было уловить отголоски ярости, куража, политическую повестку и амбиции хлебниковского поколения бунтарей и радикалов. Утаивая от 17-18‑летних старшеклассников зашкаливающий радикализм гениев отечественной литературы ХХ века (в том числе и Маяковского), хрестоматии предлагают то, что одиннадцатикласснику может показаться сугубо инфантильным. Почему бы 18‑летним не прочесть «Воззвание Председателей Земного Шара» и не поразмышлять о задуманном Хлебниковым «правительстве 22‑летних»?

– Как вообще рассказывать об этой фигуре школьникам, особенно тем, которые не склонны к чтению?

– Полагаю, старшеклассников обязательно стоит ознакомить с поэмой-палиндромом «Разин» (1920), ошеломительная виртуозность и формальная сложность этого первого в отечественной словесности столь масштабного палиндромического эксперимента совершенно наглядны для любого заинтересованного глаза. Поэма «Разин» заложила основу богатейшей традиции.

Обязательно нужно продемонстрировать планетарный размах тех сверхзадач и утопий, которые ставили перед собой Хлебников и поколение авангардных творцов. В ряде текстов Хлебникова это сформулировано ясно и стройно, без какой-либо эзотеричности. Например, в декларации «Наша основа» (1920). Или обращу внимание читателей на емкие поэтические строфы поэмы «Ладомир» (1920), крайне актуальной для нашей современности: «Высокой раною болея, // Снимая с зарева засов, // Хватай за ус созвездье Водолея, // Бей по плечу созвездье Псов! <…> И пусть мещанскою резьбою // Дворцов гордились короли, // Как часто вывеской разбою // Святых служили костыли. // Когда сам бог на цепь похож, // Холоп богатых, где твой нож? <…> Черти не мелом, а любовью, // Того, что будет, чертежи. // И рок, слетевший к изголовью, // Наклонит умный колос ржи».

В годы Гражданской войны Хлебников кочует по охваченной огнем стране, выступая хронистом и летописцем своего времени. Старшеклассники способны прочесть его стихи о голоде или, например, его поразительный рассказ «Малиновая шашка» (1921), предвосхитивший целый ряд произведений об этом времени (в том числе широко известные тексты Михаила Булгакова).

Хлебников, современник позора Русско-японской войны (слово «Цусима» стало мемом – маркером некомпетентности и недееспособности власти), а затем свидетель двух чудовищных войн – Первой мировой и Гражданской, – мечтает уничтожить войну. Среди его удивительных метафор есть и такая самопрезентация: «Я был единственной скважиной, через которую Будущее падало в России ведро». Как сказано! Будущее – как дождь, падающий в ведро-Россию… А сам поэт – медиатор, проводник этого расплескиваемого через край, невостребованного знания.

Хлебников, мечтавший создать планетарный язык, понятный всему человечеству, запальчиво наложил запрет на использование иностранных слов. Но при этом адепт «русского корнеслова» задается вопросом: «Государство – зачем оно кормится людьми?»; «Зачем отечество стало людоедом, а родина его женой?».

Полагаю, именно так и нужно рассказывать в школе о Хлебникове – как о поэте-мыслителе и экспериментаторе, сверхчутком к языку и истории, страстном «Колумбе новых материков» (аттестация Маяковского). Не как о юродивом-мечтателе, а как о совершенно трезвом наблюдателе, с одной стороны, как большинство авангардистов, целиком поддержавшем большевистский переворот, а с другой – как о четко фиксирующем результаты человеческого одичания и государственного террора, когда декларируемое светлое будущее воплощается в виде «Рая – с пулеметом у входа, чтобы не разбежались райские жители»… Но, конечно, ничто не мешает показать школьникам и лирические шедевры, иногда завораживающие. Вот, например, четыре строки из «Зангези»:

Они голубой тихославль,
Они голубой окопад.
Они в никуда улетавль,
Их крылья шумят невпопад…

– Вы уже упомянули «Зангези», главный повод нашего разговора. Можно ли назвать эту сверхповесть главным произведением Хлебникова? Выделяется ли она на фоне других его текстов и как связана с остальным творческим наследием поэта?

– Главным произведением Хлебникова, несомненно, следует считать нумерологические «Доски Судьбы», по сути, все 17 лет своего творчества он шел к их созданию. Эта работа так и не была закончена. Но и то, что было сделано, на сегодняшний день не опубликовано в полном объеме. А сверхповесть «Зангези» не главное, но итоговое произведение: весной 1922 года (ровно 99 лет назад) поэт сам сдал рукопись в типографию и даже выправлял корректурные оттиски. Но книгу он уже не увидел. «Зангези» – ни на что не похожий новый монтажный жанр, объединивший в себе комплекс разнонаправленных идей и экспериментов Велимира. А герой сверхповести – пророк-сверхчеловек Зангези – альтер эго самого автора.

В этой книге Хлебников хотел смонтировать множество текстов, написанных им за период почти трехлетних скитаний 1919-1921 годов: десятки стихотворений, поэм, драматических сцен, ритмизированных диалогов и трактатов. Однако из-за отсутствия денег на издание был создан компромиссный вариант, способный поместиться в 36‑страничную книжку.

«Зангези» – это синтетический текст, ускользающий от классификаций: пьеса? симфония? мистерия? гезамткунстверк? Сверхповесть. В этой сверхповести визионерские нумерологические выкладки показывают циклические закономерности исторических событий, мантрическая заумь соседствует с площадным языком улицы, пророческий пафос – с иронией, прозаические периоды – с афористичными поэтическими формулами. Темы Хлебникова – Время, Судьба, Язык, Революция. Он выступает здесь как поэт, мыслитель и хронист, как исследователь, теоретик и бытописатель, как лирик и историк.

– В подготовленном вами научном издании «Зангези» видна колоссальная работа коллектива авторов – обработано множество архивов, сделано несколько настоящих открытий. Могли бы вы суммировать все новые сведения и кратко рассказать, что нового мы узнаем о сверхповести из этого тома, как меняется ее восприятие?

– В нашем издании очень много новой информации, как документальной, так и исследовательской, как литературной, так и визуальной. В книге впервые дается тщательно выверенная текстология сверхповести (включая вариативное чтение рукописей), эта работа была сделана профессором Рональдом Врооном, одним из главных специалистов по текстологии Хлебникова. Впервые собраны и подробно прокомментированы разнообразные рецензии, отклики современников, мемуары и документы, связанные с первоизданием 1922 года. Книга также содержит ряд исследований поэтики и контекстов «Зангези». Их авторы – филологи и искусствоведы из России, США, Италии и Германии. Кроме того, впервые собран и подробно аннотирован весь корпус визуальных материалов, связанных с театральной постановкой сверхповести, осуществленной Владимиром Татлиным в 1923 году в петроградском Музее художественной культуры. (Отмечу, что в сценографии «Зангези» Татлин продолжил разработку ряда своих идей, которые ранее были реализованы им в прославленном на весь мир утопическом проекте памятника III Интернационалу.) В книге 150 иллюстраций, в том числе ряд редких портретов, изданий и рукописей, а также живописно-графических произведений по мотивам «Зангези», созданных художниками с 1923 по 2010‑е годы. Завершает издание масштабная библиография, свидетельствующая о широком диапазоне исследовательской рефлексии вокруг самых разных аспектов этого ни на что не похожего произведения.

Особенно я хотел бы выделить два факта, способных удивить даже знатоков творчества Хлебникова. Во-первых, в нашем издании отвергнута каноничная в публикациях последних четырех десятилетий числовая структура «Зангези» (и это самым серьезным образом отражается на семантике всего произведения в целом). Во-вторых, впервые публикуемые документы показывают, что уже отпечатанный тираж книги целых два месяца был под угрозой уничтожения, книгу спасло только вмешательство наркома просвещения А.В.Луначарского. Добавлю, что в составе нашего 450‑страничного тома 40 страниц содержат факсимильное воспроизведение первоиздания «Зангези» 1922 года – последней книги Председателя Земного Шара Велимира Хлебникова.

Сверхповесть «Зангези» Велимира Хлебникова: Новая текстология. Комментарий. Рецепция. Документы. Исследования. Иллюстрации / Сост., науч. ред., предисловие, комментарий, аннотирование иллюстраций А.А.Россомахин. – М. : Издательство «Бослен», 2021. – 448 с., 150 ч/б и цв. ил.