На чтение: ≈ 9 мин.Почти две трети несовершеннолетних правонарушителей, содержащихся в Новосибирской воспитательной колонии, по новому законодательству и указу президента подлежат амнистии.
Казалось бы, не такая уж и плохая новость: среди них есть и ошибочно осужденные, и насильственно вовлеченные в преступную деятельность взрослыми людьми, часто – родственниками или даже родителями (мать, например, подсаживала ребенка в форточку первого этажа и наставляла, что именно красть). Многие из этих молодых людей – с неврозами, навязчивыми состояниями, истерией и прочими психическими бедами – нуждались с малых лет в наблюдении психоневролога, помощи психолога, но получали только тычки и укоры, попадали под влияние убежденных преступников, в полную зависимость от криминальных “авторитетов” – есть и такие среди обитателей колонии, с которыми мне довелось близко общаться в течение трех лет, пока я собирала материал для различных публикаций.
В Новосибирской колонии много лет работает школа. Среди ее учителей и отличники просвещения, и педагоги высшей категории. Завуч Елена Васильевна Горланова за создание развивающих технологий обучения в условиях колонии была удостоена премии Ленинского комсомола (это была очень высокая награда), а за свою модель реабилитации несовершеннолетних правонарушителей получила премию Фонда Сороса. Необычные уроки в этой школе сочетались с множеством факультативов, спецкурсов по выбору и студий, среди которых были и театр, и клуб интеллектуальных игр, и школа журналистики. Многие подростки начинали здесь учиться или после длительного перерыва, или – что часто случалось в последнее десятилетие – не умея вовсе читать и писать.
Преподавателям этой школы не раз приходилось слышать от осужденных мальчишек: “Если б на воле я встретил хоть одного такого учителя, со мной ничего такого, может, и не случилось бы”.
На базе этой школы проходил Всероссийский конкурс “Учитель года” среди профессионалов подобных учреждений. Директору школы Святославу Сергеевичу Ботову удалось привлечь к сотрудничеству с колонией десятки общественных движений и организаций, в том числе международных.
Но тем не менее жизнь вне школы шла по другим законам, подростки, попавшие в колонию из детских домов и спецшкол, признавались, что здесь “проходят курсы повышения квалификации воровского ремесла”. Ситуация в последнее время осложнялась частой сменой руководства, противостоянием педагогов и новой администрации, не поддерживающей методы школы и срывающей, по словам завуча, учебный процесс мелочным оскорбительным контролем. Все это не улучшало результатов воспитания и морального климата в колонии. В августе 24 колониста пытались в День открытых дверей вскрыть себе вены, чтобы привлечь к своим проблемам внимание общественности. В декабре, когда информация об амнистировании оставалась закрытой, возникли еще не менее экспрессивные акции демонстративного неповиновения. Когда-то это была одна из лучших воспитательных колоний, откуда выпускники школы уходили не в тюрьмы, а в вузы. И “Учительская газета” писала об этом. Сегодня бедам колонии нет числа.
Изменить подходы к проблемам несовершеннолетних правонарушителей и организацию их реабилитации с учетом мирового опыта многие годы пытался и директор школы Святослав Ботов. В минувшем году он заручился поддержкой областной Лиги предпринимателей, готовых предоставить рабочие места оступившимся подросткам, в первую очередь – сиротам, способствовать созданию ферм, коммун сельскохозяйственного типа, ремесленных мастерских, но идею не поддержал новый начальник колонии Полянский, который, по словам директора школы, воспротивился также идее компьютеризации школы при участии Федерации Интернет Образования. “Пусть они нам лучше продуктами на ту же сумму помогут”, – аргументировал он отказ.
В таких условиях колония вряд ли может стать идеальным местом перевоспитания проблемных подростков. Возможно, амнистии в такой ситуации должно бы радоваться все общество. Это выход из создавшегося тупика. Если бы при этом подростков не выталкивали просто на улицу, в ту же среду, в те же обстоятельства, которые уже однажды толкнули их на преступление.
Старые структуры “шефства” и реабилитации разрушены, новые не имеют финансов, технических, материальных средств и квалификации. Нет специалистов, которые могли бы обеспечить адаптацию и защиту прав амнистированных подростков на образование, трудоустройство, жилье и прописку, защиту от пьющих родственников, от криминальных структур. Подросток, который возвращается в преступную семью (мне очень жаль мальчишку, который вернулся к отчиму-убийце и дяде-наркоману, чтобы через полгода самому совершить убийство на окраинной улице Тюмени), ничем не защищен, не поддержан даже психологически.
На вопрос корреспондента “Чем ты теперь займешься?” амнистированный подросток Сергей М. из Бердска ответил:
– Поеду к мамке. Она, может, через своих знакомых куда-нибудь меня устроит.
Мать у него безработная, пьет давно и безнадежно. Знакомые такие же. Куда они мальчишку “устроят”, нетрудно догадаться…
На мой вопрос “Обратились бы вы за помощью в трудной ситуации в государственные структуры, в службу занятости, в органы опеки, в социальную защиту, в прокуратуру?” подростки, находящиеся в колонии, отвечали: “Нет. Не дураки же мы”.
Целый день я потратила, чтобы обзвонить комитеты по делам молодежи, различные управления и отделы социального и правового характера, инспекции по делам несовершеннолетних, прокуроров и адвокатов, чтобы узнать, существуют ли какие-либо программы, проекты, фонды, центры, где помогли бы бывшим воспитанникам колонии.
Увы. Никакой информации, никаких соображений услышать мне по этому поводу не удалось. Директор одной вечерней школы честно призналась: “У нас со своими наркоманами проблем хватает, нам не до зеков, как бы они там отлично в колонии ни учились”.
Святослав Сергеевич Ботов грустно прогнозирует, что амнистируемые (не очень-то спешно!) подростки скоро начнут возвращаться за колючую проволоку: “Кроме нас, они никому не нужны”. Допустим, эти несчастные не нужны чиновникам, не нужны нравственно глухой части общества, но безопасность-то нужна всем! Всем нам стоит призадуматься над их судьбой хотя бы ради безопасности собственных детей и внуков. Тюрьмы этой безопасности не гарантируют: их двери рано или поздно открываются. Все начинается сначала?
Галина ФРОЛОВА
Новосибирск
Статфакт
923,8 тысячи человек сидят в России в 13 тюрьмах, 737 исправительных колониях, 184 следственных изоляторах.
19 тысяч подростков в возрасте до 18 лет находятся в 64 воспитательных колониях для несовершеннолетних.
Из них примерно 6-8 тысяч уходят во взрослую колонию. А примерно 4-5 процентов после освобождения возвращаются в детскую, поскольку снова совершают преступления.
Осужденные получают образование в 274 общеобразовательных школах.
Выбор читателей
Комментарии