Амаяк АКОПЯН: Веселый волшебник с печальными глазами

Судя по всему, этому артисту на роду было написано стать волшебником. Он может перевоплощаться в кого угодно: в факира, Бабу Ягу, иллюзиониста, режиссера и т.д. Кто не знает этого веселого балагура с печальными глазами? Для многих из нас Амаяк – это целая эпоха. Или мы росли на его трюках и фокусах, или растили своих детей и водили их на его представления.

– Амаяк, как правильно вас называть: фокусник или иллюзионист?
– По-моему, называть меня фокусником неправильно. У нас в стране и так немыслимое количество фокусников: они работают в Госдуме, в торговле, создают банковские пирамиды. Я иллюзионист, а фокусы показывают мои герои.
– Стать иллюзионистом мечтали с детства?
– Должен сказать, что когда я родился, то первое время спал не в кроватке, а в папиной волшебной коробке с зеркальным эффектом. Меня развлекали кубиками, игральными картами, перед глазами постоянно “амаячили” всяческие волшебные аксессуары. Поэтому можно сказать, что моя судьба была предопределена. Но с раннего детства во мне боролись две страсти: мечтал стать художником или лицедеем – актером. И мои мечты осуществились. Я учился у замечательного художника Владимира Александровича Серова, все свое свободное время проводил у него в мастерской. Мне прочили большое будущее. В шестом классе поступил в Суриковскую художественную школу, но не закончил ее: на меня очень повлияла смерть моего учителя, и я на многие годы забросил кисти и краски. Учился в английской школе, потом в математической, но науки иссушили мое сердце, и я поступил в эстрадно-цирковое училище, но там упал и получил трещину в позвоночнике: судьбе было не угодно, чтобы я стал акробатом. Так что пришлось снова уйти в обычную школу. Затем стал студентом ГИТИСа, где ко мне вновь вернулось желание рисовать, да с такой силой, что все свои дипломные спектакли как художник оформлял сам. Помогал и своим сокурсникам, причем не только оформлял спектакли, но делал еще и эскизы костюмов, шил их вместе с нашими милыми портнихами.
– Я видел ваши шаржи, карикатуры во многих изданиях.
– Действительно, я много печатался в “Литературке”, “Культуре”, “Вечерней Москве”. Эти газеты охотно публиковали мои рисунки. До сих пор интерес к рисованию у меня не пропал. Это умение очень помогает в моей работе. К примеру, прежде чем найти тот или иной образ, ту или иную сценическую маску, я, как художник-мультипликатор, ищу ее на бумаге. Найдя нужные ракурсы, переношу это на сцену и репетирую, так сказать, покадрово.
– Зрители вас больше знают как иллюзиониста. Вы помните, каким был ваш самый первый трюк на публике?
– Конечно, помню. Мне тогда было шесть лет. Вместе с родителями я приехал в Центральный Дом работников искусств. До начала папиной “волшебной” новогодней программы Дед Мороз и Снегурочка проводили с детьми различные конкурсы. За выступление полагался подарок. И вот каждый раз, когда приглашались на сцену желающие спеть или станцевать, выскакивал я и, естественно, забирал все подарки. В конце концов я предложил показать фокус, которому меня научил папа. Это старый классический иллюзионный трюк, очень, кстати, эффектный: когда изо рта вылезают шарики от пинг-понга. Шарики я всегда носил с собой, и потому фокус готов был показать в любую минуту. Это мое первое выступление имело огромный успех. Представляете, стоит шестилетний мальчишка с открытым, как копилка, ротиком, из которого друг за другом вылезают белые шары. Хохотали все дети, а вместе с ними Дед Мороз и Снегурочка…
– Вы ведь могли стать профессиональным спортсменом. Не секрет, что вы входили в тройку лучших борцов Москвы. Что помешало? Магия пересилила?
– В начале жизненного пути у меня в планах было профессионально заниматься спортом. Я уже вошел в сильнейшую тройку борцов Москвы. И на соревнованиях, где боролся за СКА “Фили”, претендовал на первое место среди юношей. Но, глупец, стал бороться со спортсменом, который оказался значительно старше меня и сильнее. Больше того, у нас была разная весовая категория. Он ударил меня головой в челюсть, и мой язык раскроился на две части. Окровавленный, я рвался в бой, но его прекратили, засчитав мне поражение. Это для меня было катастрофой. Заговорила моя восточная гордость, и я, до этого не имевший ни одного поражения, ушел из спорта – к великому счастью мамы, которая очень переживала, что меня в конце концов искалечат.
– А еще в чем-то проявлялось ваше восточное происхождение?
– О, я всегда защищал девочек. Для меня честь дамы всегда была превыше всего. Ухаживал красиво и элегантно, девушки меня называли джентльменом. Когда учился в английской школе, то однажды вызвал на дуэль трех старшеклассников, обижавших их. Победителем оказался я, но один из моих противников получил сотрясение мозга, и меня с треском выгнали из школы. Поэтому и пришлось перейти в математическую школу.
– В “Спокойной ночи, малыши!” вы работаете уже пять лет. Дети пишут вам письма?
– Я получаю их мешками. Пишут дети, их папы и мамы, бабушки и дедушки, благодарят за передачу, которую все смотрят с большим интересом. Правда, в письмах часто сквозит огорчение из-за того, что в кино я нередко исполняю роли бандитов. Однажды какая-то мама мне написала: “Как же так, мы вас так любим, уважаем, вы для нас как свет к окошке. И вдруг видим вас в роли бандита в фильме “Взбесившийся автобус”, где вы взяли в заложники детей. Как же это возможно?”. Ну как объяснить зрителям, что я актер?
– Но не только актер.
– То, чем я сейчас занимаюсь, наверное, немало. Снимаюсь в кино, работаю на телевидении, пишу книги, анекдоты, снял детский фильм. Но по большому счету могу-то я намного больше. Просто в своей стране мне не хотят помогать. Зачем давать деньги Амаяку Акопяну, когда можно заплатить большие деньги и привезти того же Дэвида Копперфилда. Но я не завидую тому де Копперфилду, и знаете почему? Потому что я-то знаю: я лучше его и могу гораздо больше, чем он. Америка – это же страна Микки Мауса, у нее нет своей культуры, все там заимствовано. Так и у Копперфилда – он же демонстрирует набор мыльных пузырей, рекламных трюков. Конечно, у меня порой пропадает кураж: слишком много времени и сил уходит на бесполезную беготню, когда пытаешься кому-то доказать, что ты не верблюд. Но в то же время я уже не могу все бросить, ибо то, чем я занимаюсь, стало своего рода неизлечимой болезнью, которая с годами только прогрессирует.
– Амаяк, вас не достают просьбами показать фокус?
– Да без конца. Дети пасут меня у моего подъезда с утра до вечера. В связи с этим мне вспоминается один случай, который я описал в одной из своих книжек. Как-то вечером я возвращался домой после концерта. Во дворе меня окружила детвора с просьбой: “Дядя Амаяк, покажи фокус!” Понятно, что с собой “волшебных аксессуаров” я не ношу. Поэтому решил воспользоваться яйцами, которые купил по дороге. Разбил яйцо, отделил желток от белка и достал золотое кольцо. Дети были в полном восторге, они же не поняли, что кольцо это я незаметно снял со своей руки. Из другого яйца я вытащил сложенную сторублевку, потом появилась монетка и так далее: я доставал все, что лежало у меня в кармане. Когда все яйца были перебиты, я наконец-то смог уйти домой. Дома поставил чайник и отправился в душ. Неожиданно раздался звонок в дверь. Открываю – стоят молодая женщина и рослый мужик, у обоих вид весьма агрессивный. Рядом с ними мальчуган, с волос которого стекала яичная жижа вперемешку со скорлупой. Я узнал его: он участвовал в моем уличном представлении. Не успел я прийти в себя, как мама ринулась в бой: “Это вы заставили нашего сына перебить все яйца в доме! После того, как вы показали на улице свои фокусы с яйцами, он сразу кинулся к холодильнику и устроил в нем настоящий погром! А потом в слезах кричал: “Врун этот Акопяшка!”… Мне ничего не оставалось делать, как выплатить им компенсацию за разбитые яйца. Кстати, они охотно взяли у меня деньги.
– Вам с детьми работать легко?
– Нет, что вы! С детьми работать очень трудно, им же нужно обязательно проникнуть в самую суть, докопаться до истины. Им важно поймать меня за руку, уличить в обмане. Так что дети – самая коварная аудитория, не прощающая никакой оплошности. Но в то же время это самые благодарные, благожелательные зрители, я обожаю работать перед ними. Также мне нравится работать перед женщинами, они, в отличие от мужчин, верят в чудеса. Во время своих выступлений я позволяю себе рассказывать байки и анекдоты, показывать пантомиму, выходить в зал, шутить, отвечать на записки. А вообще в моей профессии иллюзиониста все зависит от того, что желает видеть зритель.
– Вы, я слышал, являетесь коллекционером.
– Совершенно верно. Всем известно, что я, например, коллекционирую карты. У меня уже 766 колод. Недавно моя подруга Светланочка Герасимова привезла из Англии еще четыре замечательные колоды. В основном мне карты дарят друзья, но особо ценные экземпляры подарили министр культуры Мальты, Муамар Каддаффи и принцессы княжеств. С одной колодой карт можно проделать не меньше двухсот фокусов. Кстати, секреты некоторых из них я раскрываю в своем десятитомнике о чудесах и магии. Они адресованы артистам, которые работают в жанре иллюзии. У меня дома много предметов с карточной символикой. Это посуда, скатерти, ковры, а также пиджаки и галстуки. Еще в детстве я исписал анекдотами 45 толстых тетрадей, теперь их у меня насчитывается 56, под них я приспособил четыре чемодана. Я очень люблю анекдоты, потому что это – квинтэссенция народной мудрости и доброго юмора. Есть у меня и коллекция из 220 пиджаков и 127 жилетов. В жилетах выступаю на сцене и на телевидении. Пиджаки храню в шкафах, и, хотя многие уже вышли из моды, каждый – это память о каком-то времени. Есть, например, пиджак со студенческих ГИТИСовских лет, бордовые и красные – напоминание о 90-х годах, есть пиджаки “от кутюр” и такие, которые ношу каждый день. Правда, стоит иметь в виду, что в течение дня я меняю четыре-пять пиджаков – это мой имидж. Одно время у меня в квартире был целый парфюмерный магазин туалетной воды, которую привозил со всего мира. Потом у меня открылась жуткая аллергия, и я раздал все флаконы друзьям и знакомым. Должен сказать, что моя квартира напоминает гримерку, и жизнь на чемоданах – это мое счастье, и мне хочется, чтобы оно продолжалось как можно дольше.
– С отцом приходилось выступать в одной программе?
– Только на заре туманной юности. У нас с ним было разное отношение к профессии. Было время, когда он говорил, что я разбрасываюсь: снимаюсь в кино, на телевидении, выступаю на эстраде, не щажу себя, пытаясь объять необъятное. По его мнению, надо было полностью отдавать себя одному жанру. Я же ему отвечал, что мне интересно попробовать себя во всем, что только можно.
– Как поживает сейчас Арутюн Акопян?
– Спасибо, что вспомнили. Папа сейчас очень болен, плохо себя чувствует, к большому сожалению. И никто не вспоминает о некогда очень популярном иллюзионисте…
– В настоящее время вы по-прежнему холостяк?
– Да, и в этом моя трагедия: женщины почему-то от меня уходят, не уживаются со мной. Видимо, разочаровываю их. Я думаю, что профессия актера очень непростая, поэтому далеко не каждая женщина способна терпеть его возле себя.
– Вам не приходилось играть в казино? Вы же можете выигрывать огромные деньги?
– Конечно, я мог бы обобрать любое казино, но кто же в трезвом уме сядет играть с Амаяком Акопяном?
– Читатели мне не простят, если я не попрошу вас рассказать какой-нибудь анекдот.
– Пожалуйста. Мужчина приходит в ресторан и кричит официанту: “Мне бутылку и кусок мяса, только обязательно с кровью”. Официант ему в ответ: “Понятно, а какую группу крови желаете?”.

Леонид ГУРЕВИЧ