Альтернатива Соловейчика. Главный итог его творчества – в сфере мысли, идей

1 октября выдающемуся писателю и публицисту Симону Львовичу Соловейчику исполнилось бы 80 лет. Нам, старшеклассникам 60-х, страшно повезло: нас открыли. Как открывают новый, неизведанный материал. Нам дали имя – подростки – и впервые узаконили как некую особую общность в сознании общества, где до того были лишь дети и взрослые. На Западе это произошло чуть раньше, в50-х, когда вышел роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Но на русском он был впервые издан в 60-е и к нам на стол попал почти одновременно с тоненькой книжкой в светлой обложке под названием «Книга для тебя» – первым в стране изданием для подростков, про подростков. Имя автора – Сима Соловьев (так Симон Львович Соловейчик подписывал в молодости свои материалы в журнале «Пионер»: вожатый Сима Соловьев).

Книга ошеломила. Впервые в мои 15 лет с той стороны – со стороны взрослого, чуждого мира  вдруг пробился голос, адресованный лично тебе, говорящий на потаенном языке твоего внутреннего мира, признающий и разделяющий значимость, настоящность особого труда: самостроительства души, личности.Подростковость как особое состояние, особое отношение к миру и к себе в мире была, пожалуй, первым открытием Симона Львовича. Это открытие вскоре воплотилось в созданной им вместе с соратниками первой в мире странице для подростков «Алый парус» в тогдашней «Комсомолке». В своей уже поздней, основной книге «Педагогика для всех» он описал особое «детное» состояние, которое охватывает человека, когда в семье рождается малыш – как просто физически не можешь сам съесть ни яблока, ни апельсина, а несешь его домой, маленькому.Вот это «детное» состояние держало Соловейчика всю жизнь. Многие его книги напрямую адресованы ребятам. И каждый раз – на высокой, торжественной ноте. Книга «Учение с увлечением» – о том, как реально, практически самим ребятам организовать успешную учебу, – названа романом, «романом о любви к учению, такой же драматичной, как и всякая любовь: здесь страдания, страсти, томление, надежды и разочарования, через которые проходит каждый человек».И с первых же страниц он помещает и саму проблему, и самого читателя в высокое смысловое поле. «Мысли, не выходящие за границы сиюминутных забот, занимают почти все наше время – иначе быть и не может. Нельзя вечно думать о вечном: человек живет сейчас, а не в будущем. Но нельзя, невозможно не думать и о высоком – о людях, о стране, о вечности и человечестве!Вот круг на плоскости. В нем можно разместить неисчислимое множество точек. Но только одна точка из этого множества – центральная, центр. Она одна в бесконечном числе других точек, но она определяет место всего круга. Так и среди мыслей наших есть центральные мысли; и что с того, что мы не сосредоточиваемся на них с утра до вечера, что не каждый день они приходят в голову? Они есть, эти центральные мысли, и именно они определяют центр тяжести нашей души, ее устойчивость, составляют духовную жизнь человека».В книге «Час ученичества» он поясняет юным читателям: «С одними людьми бывает много всяких приключений, другие, казалось бы, живут однообразно: день за днем проводят среди книг, в аудитории, в лаборатории. Но приключения духа, приключения мысли, приключения научных взглядов иногда бывают очень острыми, даже опасными, хотя их, конечно, не покажешь в кино».Соловейчик избрал труднейший жанр: в основе большинства его очерков не обычный событийный сюжет, а «приключение мысли», развитие идеи. Он не декларировал идею гуманизма, свободной школы: он доказывал, как можно и вправду учить успешно всех детей, без отсева, победно, и развивал эту идею, шаг за шагом погружая читателя в суть реального мыслительного и практического поиска педагогов-новаторов. Да еще и следил, чтобы никаких «завлекательных» заголовков у его очерков  в «Комсомолке» не было, только строго: «Школа Сухомлинского», «Метод Шаталова», «Класс Лысенковой». Он, как никто, умел увлечь другим: красотой и высотой мысли, разворачивающейся в мучительном поиске новых путей счастливого, радостного учения детей.А в основе лежало то, что нынче начисто выветрилось и в журналистике, и в искусстве, и во всем обществе: серьезное, даже торжественное отношение к жизни. К человеку, его предназначению. Вот как описывает Соловейчик свою встречу с книгой никому еще не известного Сухомлинского «Сердце отдаю детям» – когда он вышел из Ленинской библиотеки к киоску в переходе метро: «То, что я тщетно искал наверху, в одной из самых больших библиотек мира, лежало внизу, под землей, в самом «открытом доступе», какой только может быть, и потоки людей проходили мимо, спеша на поезд. Дух величия явно, почти зримо исходил от этой небрежно, на плоховатой бумаге изданной книги. Сама интонация автора показывала, что он понимает значение своего дела, и это признак величия».Но в том-то и дело, что в нем самом была особая собранность, настроенность на поиск этого «духа величия» в том деле, которое он считал самым значимым на земле: в педагогике.Сегодня сам этот настрой, сама собранность – уже вызов, уже альтернатива общему умонастроению. И она требует особого мужества и духовных сил.Соловейчик никогда не считал себя «борцом с режимом», хотя режим этот в лице главных идеологов и травил его, и запрещал статьи, книги, преследовал его героев. Он был делателем, созидателем – не просто описывал новые формы жизни, отношений старших и младших, но и порождал на их примере многотысячные движения: так было с коммунарством в юношеской среде, когда он работал в «Комсомолке», с объединением тысяч учителей вокруг его «манифестов педагогики сотрудничества» в «Учительской газете» времен Виктора Федоровича Матвеева… Создал он и собственную газету – «Первое сентября».Но все же главный итог его творчества – в сфере мысли, идей. Он создал собственную философию педагогики, соотнеся ее с законами устройства внутреннего мира человека. С этикой. Этот нерв, этот синтез пронизывает труды Корчака, Сухомлинского, Амонашвили, но наиболее полно и явно выражен именно Соловейчиком в его книге «Педагогика для всех». «Ответов на уровне «Что делать, если ребенок…» нет, они живут, эти ответы, в другой сфере – в этической». А в этой сфере и язык другой – живой, «ненаучный» – одухотворенный: «В высоких словах может содержаться обман – а без них все оборачивается обманом неминуемо».«Педагогику для всех», этот основной свой труд, он адресовал не учителям, не взрослым даже, а будущим родителям. То есть опять же совсем молодым еще людям, юношеству. Главным своим собеседникам.