Альтернатива

Юридический узел,

или Сколько в России может быть кадетских корпусов

Весь этот год – с тех пор, как открылся в Кронштадте первый в России Морской кадетский корпус, – собиралась я поехать туда. С любовью и благодарностью написать о людях, которые сумели, несмотря на все наши беды, в тяжелейших условиях осуществить столь нелегкий замысел. Достучались все-таки до всех ведомств, уполномоченных принимать необходимые решения, собрали под крышей старейшей русской морской крепости мальчишек из “социально не защищенных семей”, чтобы дать им хорошее образование, а может быть, и профессию. В каком отчаянном положении оказываются сейчас вместе со своими родными многие подростки, рассказывать, наверное, не надо. Можно было сразу, даже не заглядывая в новенькие кадетские кубрики и классы, поклониться учителям и морским офицерам, которые пришли работать с такими ребятами. Понятно же: многие из новобранцев за недолгую свою жизнь успели насмотреться такого, что приохотить их теперь к регулярной учебе, труду и дисциплине, должно быть, очень непросто…

днако город сразу заметил появление на общих праздниках бравых юных моряков, с трогательной тщательностью одетых в новенькую форму и уже неплохо выученных вести себя, всегда хорошо подготовленных к выступлениям. О них остались очень добрые впечатления в лагере “Заполье”, где отдыхали этим летом вместе со своими мичманами больше тридцати кадетов. Но я не торопилась: пусть, думала, наживут хоть какую-то свою историю, сложатся отношения, накопятся интересные случаи. Вот когда к “старичкам” небольшого первого набора придут новички уже полномерного нынешнего, когда окрепший коллектив будет принимать в свои ряды необученную вольницу, тут-то и обнаружатся, видимо, настоящие принципы и нормы, подлинные внутренние законы кадетского корпуса.

Год назад набирали первых воспитанников сразу в 6-й, 7-й и 8-й классы. Теперь планировалось принять сто новеньких всех возрастов начиная с 10 лет. А принять пришлось, как сказали мне в комитете по образованию, в полтора раза больше – 155 человек. Потому что невозможно было отказать. Потому что иначе как воплем отчаяния не назовешь письма и обращения одиноких матерей, бабушек, инвалидов афганской, а теперь и чеченской войн, рассказывающих о бедственном положении своих младших сыновей, братьев, внуков. “…Мне 56 лет, сыну 10. Сама росла в детском доме, перенесла 2 операции, стала инвалидом 2-й группы. Богом дан мне этот ребенок – моя последняя надежда, мой единственный шанс, и я должна карабкаться изо всех сил, чтобы довести мальчика до ума. Пенсия маленькая, пособие на сына грошовое, а он растет. Ему не только одежда и еда нужны. Помогите несчастной матери, возьмите сына хотя бы в резерв, сделайте меня и моего мальчика счастливыми!”. “…Готова стирать на всех, убирать, делать любую работу, помогать городу и его людям, только помогите устроить сына!” “…Учитывая мое тяжелое семейное положение – четверо детей, старший погиб в Чечне, прошу принять младшего сына…” Заявлений такого рода, как и более сдержанных, поступило больше тысячи на сто мест. При отборе учитывались в основном состояние здоровья ребят и – с помощью собеседований и тестирования – способность к учебе. Члены приемной комиссии предвидели, конечно, такой наплыв. И меру отчаяния матерей предвидели. И все равно нервы не выдерживали. Некоторых ребят оставлять дальше в тех условиях, в каких они оказались, было просто бесчеловечно. К тому же первый год существования корпуса показал, что новая школа может стать действительно замечательной. Усилия двух ведомств, взявшихся за ее создание, позволяют в будущем обеспечить корпус всем необходимым, дать мальчикам “мужское воспитание”, не лишая их материнской нежности, любви и доброты.

Правда, оба учредителя заявлены были только в самых первых документах – совместном решении министра обороны РФ и мэра Санкт-Петербурга от 31 марта 1995 года. Буквально через несколько дней, 3 апреля, словно бы для того, чтобы поддержать прекрасную инициативу, последовало распоряжение Президента РФ о создании сети кадетских корпусов по всей России. Воодушевленное такой поддержкой, командование Ленинградской военно-морской базой находит в Кронштадте подходящее помещение – комплекс зданий 3-го учебного отряда. Мэрия Санкт-Петербурга финансирует срочный ремонт первой очереди помещений. Уже в конце апреля 1995 года, выполняя распоряжение мэра Санкт-Петербурга, комитет по образованию, не дожидаясь следующих шагов Министерства обороны, регистрирует интернатное учреждение среднего полного общего образования “Первый кадетский морской корпус” для того, чтобы скорее можно было открыть регулярное финансирование и подготовить школу к новому учебному году. А осенью соответствующим приказом сюда откомандировывается группа морских офицеров под руководством полковника Евгения Пешикова для воспитательной работы с детьми.

Дорога в Кронштадт теперь сравнительно проста. Полтора десятка лет назад приходилось сначала электричкой добираться до Ораниенбаума, потом ждать парома. Печально знаменитое строительство защитных сооружений оборвалось как раз на том этапе, когда уже была насыпана дамба, соединившая остров Котлин с материком. По ней теперь домчаться до Кронштадта можно меньше чем за час. Но как печально выглядит эта дорога! Брошенные недостроенными гигантские сооружения напоминают страшноватые легенды об инопланетянах. Да и в самом Кронштадте буквально с порога бросается в глаза безысходное обветшание прекрасных памятников архитектуры XVIII-XIX веков рядом с щеголеватостью иных новых офисов. Краснокирпичные старинные корпуса 3-го учебного отряда тоже ухоженностью не блещут. Многие окна забиты досками, на спортивных площадках – безлюдье и запустение. Присутствие двух с лишним сотен мальчишек никак здесь не угадывается.

“А их и нет пока. Ремонт помещений для новичков еще и не начинался. Учатся только те 74 воспитанника, которых набрали в прошлом году”, – с грустью констатирует социальный педагог корпуса Ольга Лисова. У нее-то как раз и с теми, кто учится, хлопот выше головы. Вместе с опекунами и работниками детских домов нужно позаботиться, чтобы сироты, например, не потеряли жилплощадь в городе, а у кого ее нет – получили. Подумать, где каждый из ребят, не имеющих близких, родных и попечителей, проведет субботу и воскресенье. Заранее позаботиться об их каникулах. На ней сейчас в значительной степени и забота о здоровом климате в коллективе, о настроении каждого из ребят. Занимаются этими проблемами, конечно же, и воспитатели, но все они только временно прикомандированы, а она уже всей душой и надолго, если не навсегда, – здесь. Идея не только военного, а прежде всего человеческого воспитания, гармоничного развития каждого из этих мальчишек с обязательным приобщением их к искусству, музыке, великой культуре города, в котором живут, ею принята сразу как единственно верная. Кадетский корпус отличается от суворовского училища тем, что выпускникам предоставляется свободный выбор профессии. Они необязательно должны становиться кадровыми командирами, хотя офицеры-воспитатели непременно постараются привить им любовь к морю, вырастить мужественными, верными законам чести и доблести морского братства.

В обеденные часы учителя в столовую не торопятся. Воспитатели тоже вместе с воспитанниками за столы не садятся. “Дорого! – смущенно признается Ольга Николаевна. – Ребят кормят на 19 тысяч в день, а офицеры у себя на базе уже несколько месяцев не получают зарплаты. Да и учителям такое питание не по карману, хотя пока зарплату выдают аккуратно…” Голодные офицеры, неначатый ремонт…

Как-то незаметно тема моего сочинения, задуманного исключительно “во здравие” нового корпуса и посвященного тонкостям воспитания, начинает меняться. А уж после разговора с Евгением Пешиковым от первоначального оптимизма совсем мало что остается. Благодарные городской администрации уже за то, что было сделано, работники комитета по образованию не стали расписывать мне все трудности. А Пешиков, отвечающий здесь за каждую лампочку, каждый грамм хлеба, в крайней тревоге. Закон “Об образовании”, принятый уже после открытия корпуса, требует, чтобы все учебные заведения военного направления находились в ведении Министерства обороны. И это правильно, считает полковник, иначе может появиться другая, не государственная военная сила. Но когда 22 февраля 1996 года выходит распоряжение самого президента, специально посвященное созданию Кронштадтского морского кадетского корпуса, в котором нет ни слова о соучредительстве, а финансирование всех расходов, связанных с созданием и содержанием нового учебного заведения предлагается “осуществлять в пределах средств, выделяемых на содержание Вооруженных Сил Российской Федерации”, положение становится почти трагическим. Кадетский корпус, отремонтированный и открытый на средства мэрии, зарегистрированный как учреждение муниципальное, не получивший пока ни копейки от Министерства обороны, оказывается как бы вне закона. Моряки в учредительных документах не значатся, а местные администрации не имеют права открывать учебные заведения военного направления. И в системе Министерства обороны такого учреждения как бы нет. Офицеры-воспитатели только временно прикомандированы. Известно также, что средств у этого министерства сейчас нет не то чтобы на содержание нового учебного заведения, но и на зарплату военнослужащим. И если распоряжение президента будет выполнено буквально и детей в открытом уже кадетском корпусе станут кормить со складов военно-морской базы, как матросов, лучше сразу отправить мальчиков туда, откуда взяли – хоть и в приемник-распределитель: там обеды лучше.

Однако колеса юридической машины уже закрутились. В конце августа выходит приказ Министерства обороны, благодаря которому временно командированные офицеры должны стать после соответствующей аттестации штатными воспитателями. Любимый ребенок, буквально “вынянченный” за этот год вместе с Евгением Пешиковым Евгенией Шиловой, начальником управления по охране детства городской администрации, может превратиться в рядовое военное училище, влачащее жалкое существование на скудные средства армии, у которой других хлопот полон рот…

Почему в распоряжении президента не оказалось ни слова о совместном учредительстве или хотя бы возможности использовать средства местных администраций – загадка. Но именно эта “мелочь” теперь существенно усложняет судьбу самой идеи создания в России учебных заведений нового типа. Хорошо, что у обоих ведомств пока хватает настойчивости, терпения и решимости отстаивать именно тот замысел, с которого все начиналось: двойное учредительство. Но после президентского распоряжения утвердить такой статус можно только специальным решением Правительства РФ за подписью В.Черномырдина. Евгения Шилова ни на минуту не сомневается в том, что соответствующий пакет документов, направленный в Правительство России, будет доброжелательно рассмотрен и утвержден. Она не устает твердить, что кадетский корпус сейчас, как воздух, нужен прежде всего городу, чтобы беспризорные подростки не пополняли криминальную среду. Нужен он и Кронштадту, где у мальчишек сейчас очень скуден выбор специальных учебных заведений.

Был момент, когда казалось, что новое правительство города не захочет отстаивать инициативу прежних властей. Спасибо, период колебаний, кажется, закончился в пользу юных моряков. Новая администрация вроде бы согласилась, несмотря на юридическую чересполосицу, поддержать Морской кадетский корпус. Деньги на ремонт обещаны, и вице-губернатор Вячеслав Щербаков сейчас лично принимает участие в решении судьбы нового учебного заведения.

Надежда на благополучную развязку досадного юридического узла в нашем случае вполне реальна. Но вот вопрос: появится ли в России целая сеть кадетских корпусов, если учреждение каждого из них будет связано с такими трудностями? Хватит ли настойчивости, энергии и пробивной силы у местных администраций, которым помощь военных, конечно же, очень нужна, чтобы добираться каждый раз аж до Черномырдина? Не лучше ли сразу, оформляя, например, документы первого Морского корпуса, внести соответствующее разьяснение в распоряжение президента?

Нина ПИЖУРИНА

Санкт-Петербург

Иностранный язык. Свободный выбор?

аждый год в самом начале сентября в корпункте раздаются телефонные звонки от родителей, недовольных тем, что ребенка записали в группу немецкого (французского, испанского) языка, а не английского. В этом году просьбы вмешаться и помочь сопровождались комментариями, которые несколько лет тому назад были бы немыслимыми:

– Кому он нужен, этот испанский, с Кубой-то разошлись…

– У нас есть свободный выбор предметов или это только слова?

– Сын будет заниматься бизнесом, ему только английский нужен.

С этим собеседником мы даже поспорили. Спрашиваю:

– Разве с Францией мы не торгуем?

– На французский рынок нам, сибирякам, не пробиться, там все схвачено. Да и деловые разговоры сейчас в основном везде ведутся на английском.

– Сыну еще десять, он будет не бизнесменом, а, скажем, учителем. С французским его и в школу не возьмут. Моя просьба – не пустяк, ведь жизнь может сломаться.

После этого мои аргументы – мол, французский – язык Бодлера и Гюго и владение им – признак аристократизма – показались мне неуместными.

То, что английский является доминирующим иностранным языком в стране (и в мире) – очевидно. Поют на английском, фильмы на английском. Бизнесмен, не знающий английского, – нонсенс. Английский просочился к нам вместе с долларом, причем в самые разные слои населения, из высших сфер он опустился в жизнь, в быт. Ни продать без него, ни купить. Все в нем: эстетика, инструкции, рекламные проспекты, вывески, печатная продукция от комикса до сложного технического или научного журнала. Развернув первую в жизни жвачку, ребенок найдет в ней картинку с английским текстом. Бывает, что и фану захочется узнать, о чем, бишь, поет его кумир. Английский сейчас востребован не кучкой специалистов, а массой людей, он стал жизненно необходим.

Провинция, где раньше хоть какой иностранный лишь бы был, тоже начинает тревожиться. Недавно родители Светланы Ходоевой из поселка Усть-Ордынский подали на школу в суд, считая, что, отказывая девочке в обучении английскому, администрация нарушает Закон “Об образовании”. В первой усть-ордынской школе три квалифицированных преподавателя иностранного языка, двое из них окончили немецкий факультет иняза. Судья не без труда отыскала в Законе “Об образовании” фразу о праве на выбор языка обучения, но право это подкорректировано добавлением – в пределах возможностей. И главное: речь-то идет о языке обучения, а не об иностранном. Первый в области прецедент, но и он остался нерешенным.

Три других иностранных языка, по которым готовит учителей Иркутский иняз, активно отторгаются школой, но институт продолжает работать по старому социальному заказу.

Правда, на всех трех факультетах английский дается как второй язык. Недавно я разговаривала с учительницей, которая, окончив немецкий факультет, ведет английский. Грустные выводы: масса времени потрачена впустую, английский приходится совершенствовать самостоятельно по ходу дела.

Заместитель начальника Главуно Анатолий Лесняк вот уже несколько лет находится в обороне – атакуют рассерженные родители. Ситуация кажется неразрешимой: перепрофилирование иняза – проблема наисложнейшая. Да и нужно ли оно? У Анатолия Петровича свой взгляд на проблему – Россия недавно стала членом Совета Европы, политические, экономические, культурные связи будут интенсивно развиваться, да и сейчас они достаточно сильны. Востребованность традиционных европейских языков будет расти. Он убежден: образованный человек должен знать два иностранных языка. Надо смелее вводить в школах второй язык, вузовская система на это и рассчитана.

И все же в рамках нашей традиционной вузовской системы подготовки учителей иностранного языка, наверное, можно проявить большую гибкость. Может быть, дифференцировать обучение, готовить учителей и переводчиков отдельно, ведь это весьма разные профессии, ввести двуязычные факультеты, наделив языки равными правами?

Возможно, готовить учителей с прицелом на ускоренные курсы обучения, которые широко практикуются в частных школах.

Вуз должен реагировать на запросы общества. А пока посоветовать родителям можно одно – принимать ситуацию таковой, какова она есть сейчас. Надеясь, что в перспективе она обернется преимуществами для их детей. Ведь мир так широк и многообразен…

Виктория ГАЛКИНА