search
main
0

Альпийская баллада Жизнь, отданная скалам и песням

Мне необыкновенно приятно было договариваться о встрече. Договор, в сущности, состоял из объяснения дороги, но по теплому тону, скрупулезным уточнениям остановок и ориентиров угадывался петербургский интеллигент старой закваски. Это обещало интересную беседу и ни с чем не сравнимое удовольствие от общения. Действительно, оказавшись в небольшой квартирке на Тихорецком проспекте, я поняла, что попала в настоящую сокровищницу. Нет, не алмазы и сапфиры лили свое сияние на простенькую мебель – здесь на всех предметах лежали тетради и папки. А в них – истории человеческих судеб. Тех судеб, с какими жизнь сталкивала уникального летописца, радиоинженера, альпиниста, собирателя альпинистского фольклора, блокадника Николая Федоровича Курчева.

Еще с детства он взял себе за правило: хочешь запомнить событие, запиши его. И следовал ему безоговорочно, даже несмотря на страшные в своей неотвратимости девятьсот дней блокады. А первыми и потрясающими впечатлениями стали в его жизни горы. В 1937 году, когда Николай заканчивал Ленинградский политехнический институт, к ним приехал австрийский альпинист со слайдами и рассказом о том, что представляет собой это “заболевание горами”. Ребята внимали с интересом, но жуткий холодок от опасностей нет-нет да и щипал нервы. Впрочем, посмотрели и забыли, если бы не один институтский казус. Решив хоть раз отдохнуть на каникулах (стипендия была маленькой, многим приходилось подрабатывать в свободное от учебы время), четыре молодых человека из одной комнаты, в том числе и Коля Курчев, обратились в местком. Там развели руками: все путевки разобраны, остались только альпинистские лагеря.
– Нам вспомнились слайды австрийского гостя, и все дружно мы подумали, что горы – это хорошо, но зачем так рано рисковать жизнью? – улыбается Николай Федорович. – Решали-решали, наконец сговорились: схитрим, поедим, попьем, а в горы не пойдем. Насильно никто не потащит.
…И вот четверо находчивых выпускников отправились во Владикавказ, чтобы оттуда добраться до альпинистского лагеря в предгорьях Казбека. Обилием транспорта Военно-грузинская дорога, воспетая еще Лермонтовым, тогда похвастать не могла, и ребята шли по ней пешком. За несколько дней пути их чуть было не ограбили. Ночь они провели в сенях дома какого-то сердобольного местного жителя. Там, на берегу Терека, им встретилась в конце концов путеводная звезда в образе девочки из того самого альпинистского лагеря, которая привела их туда такими ущельями и горными тропами, что к страху теперь добавилось и почтительное уважение.
Тренировок они не избежали. Ничего ужасного там не делалось. Со смехом забирались на тренировочную скалу, высотой с комнату, и со слезами спускались обратно.
– На ногах-то глаз нет! – поясняет Николай Федорович и весело подмигивает.
Сползали по травянистым склонам, учились рубить ледорубом ступеньки, готовясь к первому зачетному восхождению. И оно наступило. Ранним утром, все выше и выше, через крутой хребет, поднялись на снежное плато. Николай Федорович на секунду замолкает, словно давая время оценить это удивительное состояние высоты.
– И оттуда увидели такую поразительную картину! Ущелье, где проходила Военно-грузинская дорога, все заполнилось облаками, они кружились, клубились, ползли вверх, скрывая низы гор. Горы становились островами. Возникали очень густые сиреневые тени. Облака, что вырывались из этого фона, становились золотыми. Невероятно красивое зрелище! Мы чувствовали себя в каком-то неземном мире! Жаль только, что облака обняли и спрятали Казбек. В общем, восхождение наше состоялось. Спуск дался тяжелее: с крутого склона съезжали на пятой точке да еще обгорели сильно: в горах солнце жестокое и опасное.
…После восхождения надо было возвращаться в институт, но кто сказал, что горы так просто отпускают от себя? Коля Курчев по знакомой Военно-грузинской дороге отправился в Тбилиси и с помощью местного инструктора прибился к туристической группе. Насладился горами “до отвала”. С этого момента он почувствовал, что навсегда, сладко и безнадежно ими болен. Горы же пробудили в нем еще две страсти: к очаровательной альпинистке Анечке и к авторской песне. Анечка Хмелинина стала женой, а авторская песня, петая не одним поколением альпинистов у костра, “поселилась” в толстых тетрадях с клеенчатой обложкой.
Николай Федорович аккуратно перелистывает их, читая собственный задорный девиз: “Ничего нет чудесней, ничего нет родней, чем хорошая песня для хороших друзей”. Мелькают выцветшие кое-где названия, мой взор выхватывает веселое: “Ослиная серенада”. Год 1951-й, 1953-й, 1959-й… Песен не одна тысяча. Он записывал их везде. На Казбеке, на Эльбрусе, на Гвандре. У потрескивающих ночных костров, на днях рождения, на встречах ветеранов альпинизма. Когда был безусым юношей и серьезным инструктором альпинизма. Откликаясь на частые просьбы друзей, он пробовал предложить ленинградским издательствам выпустить сборник альпинистского фольклора. Ни одно не согласилось. Тогда альпинистские секции в Израиле и Америке устроили благотворительные концерты, собрали деньги, благодаря которым вышла в свет тысячным тиражом уникальная книга “Горы в наших сердцах”, где наряду с малоизвестными авторами фигурируют имена Визбора, Федорова, Вихорева. Тираж разошелся в два месяца.
– Нам звонят почти через день люди из разных городов с просьбой переиздать сборник, – подсаживается к нам жена Николая Федоровича Анна Михайловна, – но для этого нужен исходный капитал, которого у нас нет и вряд ли будет. Все, что мы смогли, это разослать бесплатные экземпляры своим “горным” друзьям во всех уголках страны. Альпинистское братство, оно ведь навеки. Это та дружба, что с годами только крепче. Горы кардинально меняют взгляд на жизнь, на себя, на отношения между людьми. Знаете, какова система страховки на гребне? Если человек сорвался и полетел в одну сторону, то ты должен прыгать в другую. Тогда зависаем по обе стороны и никуда не летим. Ты собой останавливаешь падение другого. В горах своя шкала ценностей, она остается неизменной.
– Падали – знаем, – согласно кивает Николай Федорович.
Однажды начав вести своеобразную хронологию событий, он уже не смог изменить этой традиции. В блокаду записывал стихи о войне, о работе инженерного корпуса. Имея образование радиоинженера, Николай Федорович в голодном, изможденном Ленинграде занимался радиолокацией. Вся телевизионная аппаратура была оставлена в городе, специалисты воспользовались ею, чтобы ускорить поступление радиолокационных данных в центр управления авиацией. Это было настолько эффективно, что немецкие бомбежки прекратились. Николая Федоровича наградили орденом Красной Звезды.
– Ну а самое большое увлечение мое – самодеятельная авторская песня, – признается собеседник. – Мне посчастливилось быть свидетелем проведения на берегах Невы конкурса-фестиваля самодеятельной песни в 1965 году. До этого подобных мероприятий не проводилось, а такие, как мы, любители песни просто ездили на разные слеты молодежи, записывали песни в поездах и так далее. Во время фестиваля пел весь город. Билеты на заключительный концерт в ДК им. Кирова были моментально распроданы. На нем впервые прозвучал Юрий Кукин. И был еще такой нюанс. Прибежал один парень, говорит, какой-то незнакомец пытается пройти, мы не пускаем, разберитесь. Разобрались: оказалось, Окуджава. Очень хвалил идею фестиваля. Тогда же при ДК им. Ленсовета организовали клуб самодеятельной песни.
Параллельным событием стало открытие в 1961 году молодежного кафе “Восток”. В 1962-1963 годах туда стали приходить исполнители песен, и на эти песни потянулись люди. Вечера сделались популярными. В 1965 году по окончании фестиваля стали приглашать туда авторов. Аншлаг был полный. Начали продавать абонементы на концерты. Весь первый абонемент я записывал авторов и их произведения с третьего ряда. Официальным хроникером стал только на второй год существования клуба. В моей хронотеке 213 концертов вплоть до 90-х годов. Материалы разбиты по годам, в них есть описания событий, важных для клуба, диалогов. Эти записи очень помогли созданию книги “От костра к микрофону”, где рассказана история не только клуба самодеятельной песни “Восток”, но и история самодеятельной песни в целом.
Я легкомысленно восклицаю, что Николай Федорович – “кладезь для музеев”. Однако и он, и его супруга огорошивают меня тем, что те музеи (например, альпинизма, ПВО, блокады), которым было передано огромное количество материалов, представляющих интерес, закрыты… за нерентабельностью. Материалы исчезли. У фундаментальных музеев нет места. История человеческих судеб, зафиксированная увлеченным и трудолюбивым энтузиастом, вынуждена пылиться в шкафах. Только на ежемесячных собраниях в клубе ветеранов альпинизма ценители авторской песни самозабвенно просят Николая Федоровича “напомнить те слова”. Он приносит потрепанные тетради, шуршит страницами, и звучит, звучит нестройным хором пронзительное воспоминание молодости. Когда лучше гор были только горы, когда, желая выразить восхищение их торжественной красотой, человек пел. И плыли долгим эхом вместе с облаками звуки верной спутницы – гитары.
– Нам с Николаем Федоровичем жаль, что некому воспользоваться таким огромным архивом, – обводит руками залежи бумаг Анна Михайловна. – В нем, помимо непосредственно запечатленного духа времени, есть то, что мы считаем самым ценным, – память.
В ее глазах едва заметный налет грусти. Уходят годы, а вместе с ними та обаятельная тайна самодеятельной песни, когда в каждой строке закладывался смысл и, самовыражаясь, ты слышал общее сердцебиение в ответ. Когда песня спасала и сближала. Преданным рыцарем ее так и остался Николай Федорович Курчев. Он бы продолжал любовно собирать ее у задушевных горных костров, и его 90 лет – не помеха, да альпинистские лагеря все разрушены. За нерентабельностью.

Наталья АЛЕКСЮТИНА

Санкт-Петербург

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте