Алексей ВЕНЕДИКТОВ: Ответственности у журналиста нет!

Каждый день на волнах радиостанции «Эхо Москвы» журналисты берут интервью, сообщают новости, а проще говоря – вызывают страну к доске и заставляют власть имущих сдавать экзамен на добросовестность. И все потому, что главный редактор «Эха» – бывший учитель истории Алексей Венедиктов. Но тут Венедиктову пришлось и самому сдавать экзамен, и не кому-нибудь, а Владимиру Познеру. Что же сказал Алексей маститому телеколлеге?

Я не диссидент, я профессионал. Считаю, что политический журналист должен всегда оппонировать власти – не быть оппозиционером, а оппонировать, если журналист честно лоялен или честно не лоялен власти, ему слава. Главное, чтобы он был честен. Свобода слова в стране есть. Другое дело, что она сужается, за последние 10 лет в разные законы было принято 43 поправки, и все 43 репрессивны по отношению к распространению информации. Можно создавать любые учебники, но надо прекрасно понимать, что история страны – и Советского Союза, и Российской империи – настолько огромна, что у каждого народа может быть свой взгляд на историю. У меня была в гостях министр образования США правительства Буша, подруга Буша, тоже из Техаса дама, и я ее спросил в эфире: «Послушайте, у вас в южных штатах герои в школьных учебниках истории – это лидеры конфедератов, лидеры южан. Генерал Ли – герой просто. А в северных штатах в школьных учебниках истории у вас генерал Грант и Авраам Линкольн. А что бывает с ребенком, когда его семья переезжает из Техаса в Бостон? Он же получает другой учебник, у него те, кто герои, – антигерои». Она посмотрела на меня и сказала: «У нас есть общие герои, отцы-основатели». Я согласен с этим подходом. У меня есть друзья, например, я своим другом называю министра образования и науки РФ Андрея Фурсенко. Свобода и демократия, то есть свобода выбора, – это как воздух, которым ты дышишь. Ты же не думаешь, как ты дышишь, это естественное состояние человека – быть свободным в принятии решений.Мы пытаемся превратить интервью в диалог – мы не подставки для микрофона. Для меня фашист – не просто тот, кто исповедует некие взгляды, а тот, кто призывает уничтожать или изгонять людей других взглядов или другой национальной, или расовой принадлежности. То есть силовая история. А еще были несколько личных вопросов и несколько личных же ответов. – У вас всегда подчеркнуто расхристанный вид.  Это специально? – Нет, это не специально, так сложилось – мне так удобно. Галстук я вообще носил один раз, на выпускной вечер в школе. На свадьбу надел пиджак, так называемый дедушкин пиджак (Ельцин – дед): шеф протокола Бориса Николаевича Ельцина заставлял меня надевать пиджак на какие-то мероприятия, но было личное разрешение не надевать галстук, и я был единственный без галстука. В школе я тоже ходил без пиджака, в свитерах. Так все осталось. – Романы учеников с учителями – это нормально? – Я знаю, что и в советское время это происходило, просто там, как известно, «секса не было». Такие случаи массовые, я подчеркиваю, массовые между молодыми учителями, молодыми ученицами и, наоборот, между молодыми учительницами и выпускниками. И в советское время это было, это факт, это социальная проблема, и с ней вы ничего не сделаете. У меня в девятом классе (была десятилетка) девочка забеременела от пацана из параллельного класса, в советское время таких исключали из школы. А я был молодым учителем и вообще не знал таких правил. Они же неписаные были. Я, классный руководитель, пришел на педсовет. Мне говорят: «Исключаем». Я говорю: «Как исключаем? А почему исключаем?» – «А как она будет экзамены сдавать?» Я говорю: «Поможем». Все всё понимают и говорят: «А кто будет сидеть с ребенком?» Я говорю: «Я дежурства устрою в классе. Мало ли кто будет? Ее одноклассники». Педсовет не стал со мной ссориться. Девчонка родила, окончила десятый класс, ее одноклассники дежурили… И это не единичный случай. – В чем вы видите свою полезность для истории? – Полезность для истории заключается в том, чтобы поднимать те вопросы, которые обсуждаются, казалось бы, в узкопрофессиональной среде, поднимать, используя собственное радио, и выносить их на широкое обсуждение. Все проблемы должны обсуждаться не только узкими специалистами, потому что это история наших дедов, прадедов, прапрадедов, она касается каждой семьи. То есть учебники и книги должны писать специалисты, безусловно, но обсуждать проблемы не надо стесняться. Поэтому я сторонник открытия архивов, поэтому мы будем добиваться, чтобы открывали архивы. В этом я вижу свою полезность. – Вам понравился сериал «Школа», вы считаете, что  он ставит вопросы, на которые нет ответов, во многом диагноз по части болезни, которая поразила школу. Что это за болезнь? – Это раннее взросление детей, возможность неограниченного доступа к информации, стирание разницы между поколениями. Мы, взрослые, не успеваем понять, что происходит с нашими детьми. Если раньше я, как учитель истории, был источником информации для ребенка, то теперь ребенок приходит к учителю, уже обладая всей информацией. Сменилась профессия. Мы не договорились в обществе, что должна делать школа, поэтому в каждой школе каждый делает как понимает. Знаменитые директора типа Ямбурга – одно, другие директора – другое. Нет понимания, что такое школа как институт в современном постиндустриальном обществе. Не только у нас – во Франции, в США, в Германии то же самое. В постиндустриальном обществе учителя в растерянности – как и что преподавать детям?  Нет ответа. – Вы как-то сказали, что нынешний период характеризуется активным и даже прямым вмешательством государства в решение исторических споров. Когда-нибудь было иначе? – Национальные государства возникли в XIX веке. Я противник того, чтобы государство принимало решение на уровне парламента, президента, премьера о том, что нельзя говорить о холокосте или что можно говорить о холокосте, что нужно запрещать говорить о геноциде армян или называть это геноцидом. Это не дело парламентов, это не дело правительств. – Почему ваша любимая историческая эпоха – XVII век, Франция, мушкетеры? – Первая книга, которую я сам прочитал в 5 лет, – «Три мушкетера». – Вы не считаете себя журналистом? – Я менеджер, я журналист, я еще собственник, у меня есть 18% акций «Эха Москвы». – Что такое «профессиональные принципы журналиста»? – Я считаю, что таких общих принципов нет, потому что у каждого средства массовой информации есть свои принципы, своя этика. Есть и у желтой прессы свои принципы. Первое: нельзя врать, придумывать или додумывать – это все слово «врать». Второе: все, что ты узнал, ты должен сообщить, во всяком случае в редакцию, полностью, а не частично, четко представляя, из какого источника ты получил информацию, заслуживает ли он доверия или нет. У нас есть источники, которые мы не проверяем, но которые за 15 лет ни разу нас не подвели. – У журналиста есть какая-то ответственность перед аудиторией? – Нет. Если он соблюдает принципы, то есть говорит правду, и полную правду, то у него ответственности нет. – Вы как-то сказали: если медиа работает в благоприятной среде, это не медиа, а средство пропаганды, выходит, что все западные СМИ пропагандистские? – В благоприятной среде медиа начинают лениться искать новую информацию, перестают проверять, поэтому им легче отдавать информацию. Это происходит в любой стране, где медиа полностью начинают поддерживать правительство, тогда власть (любая, не важно – в Зимбабве, в США, во Франции, в России) создает ему более благоприятную среду, медиа ленится, теряет поджарость, интерес к поиску. Зачем? Придет министр и все нам даст. – Манифест Михалкова читали? Что о нем думаете? – Читал. Это XIX век. – Чего вы больше всего боитесь? – Болезни близких и ухода близких. – Какую черту вы более всего не любите в себе? – Вспыльчивость. – Какую черту вы более всего не любите в других? – Трусость. – Какое качество вы более всего цените в мужчине? – Преданность. – А в женщине? – Сострадание. – Когда и где вы были более всего счастливы? – В ту секунду, когда я узнал, что у меня родился сын. – Каким талантом вы хотели бы обладать? – Способностью к иностранным языкам. – Оказавшись перед Богом, вне зависимости от того, верующий вы или нет, что бы вы ему сказали? – «Слушайте, в начале было слово. Ну дайте интервью для «Эха Москвы»!»