Алексей ПОЛЯРИНОВ:

Не вижу смысла критиковать русскую классику

Алексей Поляринов приобрел известность как один из переводчиков легендарной «Бесконечной шутки» Дэвида Фостера Уоллеса и автор романа «Центр тяжести», в котором герои – журналист, хакер и художница – сопротивляются наступлению новой реальности. Его перу также принадлежит сборник ярких эссе о литературе «Почти два килограмма слов». Сегодня он, кроме того что переводчик и писатель, популярный блогер, колумнист нескольких интернет-изданий (среди них «Горький», «Кинопоиск», Pollen и «Афиша»). «Кажется, что Алексея Поляринова кто-то специально придумал для русской литературы. Носит кеды, толстовку и джинсы, умеет поддержать разговор, много читает и рассказывает о книгах в телеграм-канале «Поляринов пишет», – считает журнал Esquire. В интервью «Учительской газете» Поляринов рассказал о том, как относится к критике своих текстов, и о том, что общего у русской классики и голубых китов, а также поделился информацией о новой книге.

– Алексей, как случилось, что вы вообще начали писать прозу? Не жалеете, что решили стать писателем?

– Да как-то само собой вышло, мне кажется. Сначала начал писать, а рефлексировать на эту тему стал гораздо позже. Есть, конечно, какие-то истории, которые уже потом, ретроспективно, вспоминаешь или родственники вспоминают. Например, когда вышел «Центр тяжести», мама рассказала, что еще в раннем детстве, когда она читала мне сказки, я их запоминал слово в слово и ей пересказывал или додумывал дальше. То есть не факт, что так было, конечно. Но мы же любим придумывать причины и предыстории. Есть, впрочем, и четкое воспоминание. Я точно помню, как в 1999 году посмотрел «Матрицу» и был под таким впечатлением, что сразу сел писать продолжение. Поэтому справедливо будет сказать, что я начинал с фанфиков. К счастью, Интернета у меня не было, поэтому свой сиквел «Матрицы» я так никуда и не выложил. Хотя точно помню, что закончил его, и состоял он в основном из подробных описаний драк и перестрелок. Особенно подробно я описывал, как от стен при стрельбе отлетает штукатурка. Это ответ на первый вопрос, а ответ на второй: нет, не жалею. Я всегда любил рассказывать истории. Свои или додумывать чужие. Как опять же было со сказками в детстве. И рад, что спустя десять лет неудачных попыток у меня что-то начало получаться. Даже не десять, наверное, а гораздо больше. Если считать от того самого продолжения «Матрицы», то и все двадцать.

– Как вы относитесь к критике своих текстов?

– Честно говоря, я был уверен, что критики и злости будет больше. Когда роман вышел, я морально готовился, но в итоге за первые условно полгода прочел всего две довольно желчные рецензии и вдруг обнаружил, что это не так уж страшно. Когда незнакомый человек в Сети называет твою книгу последними, или непечатными, словами, это может задеть на пару секунд максимум.

То же самое было перед выходом перевода «Бесконечной шутки». Я натурально готовился уйти из соцсетей. Потому что привык видеть, как в Фейсбуке и вообще везде разносят переводчиков. В итоге, когда книжка вышла, никакой злости не было, я встретил пару постов, где нас с коллегой Сергеем Карповым тыкали носом в какие-то мелкие просчеты и косяки, но и все.

Точно так же, кстати, было с романом. Я прочел на «Центр тяжести» три или четыре очень злые рецензии, и все они, как правило, сводились к каким-то забавным придиркам. Например, один рецензент был недоволен тем, что я упомянул, что в Рассвете есть лифты, – по его версии, в провинциальном поселке лифтов быть не может. Думаю, все жители моего родного поселка очень удивились бы. Такая же логика была у других рецензентов. Кому-то не понравилось упомянутое в романе квадратное овсяное печенье, которое мама главного героя обрезала, чтобы сделать круглым. Рецензент написал, что квадратного овсяного печенья не бывает. Это забавно, потому что историю про овсяное печенье я взял буквально из жизни, она произошла с моей сестрой. И сестра очень смеялась, когда я сообщил ей, что кто-то в Интернете считает ее жизнь ложью.
Ну или если совсем кратко: я вполне отдавал себе отчет, что мой дебютный роман очень несовершенен, в том числе с точки зрения композиции, поэтому был абсолютно готов к тому, что мне за это достанется.

В общем, на самом деле критика – это не самое страшное. Это вообще нестрашно. Страшно – это когда роман вышел, а ты придумал, как его улучшить, но уже поздно. Вот это страшно. Но и с этим ты учишься жить, просто отпускаешь этот роман и садишься писать следующий.

– Увидели ли читатели в вашем романе то, что вы хотели до них донести как автор?

– Во многом да, мне вообще очень повезло. И с читателями, и с временем выхода романа, наверное. Я иногда вижу, как люди в соцсетях делают отчеты о совместных чтениях «Центра тяжести» и книжных клубах. И это такое сверхвнимательное чтение, о котором любой автор может только мечтать, я очень им благодарен.

– Вы иногда говорите про свой первый роман, что сейчас сделали бы все по-другому. А, например, как?

– Я, кажется, уже много раз говорил и начинаю повторяться, но дебютный роман – это вызов, потому что ты одновременно пишешь и учишься писать. Ты вырастаешь из собственной прозы, пока пишешь. И это проблема. Потому что, если ты пишешь долго, текст получается неоднородным, куски быстро устаревают. Мне кажется, первый роман надо в идеале писать быстро. А если растягивать, как я, то это потом напоминает попытку построить песочный замок во время прилива. Его подмывает, он расползается, а ты бегаешь кругами и пытаешься удержать, но удержать уже не получится, потому что ты изначально накосячил с архитектурой и забыл про фундамент.

Второй роман в этом плане отличается: тут ты уже начинаешь с фундамента, и он обычно никуда не расползается. Плюс у второго романа есть еще одно преимущество: идея для второго романа приходит тебе, пока ты пишешь первый, и ты не хватаешься за нее сразу. У тебя есть время прикинуть, обдумать.

– Удалось ли сделать, что называется, работу над ошибками во втором романе?

– Да, определенно. В этом смысле дебют был бесценным опытом «как не надо». Я сразу заложил какие-то структурные детали, которые позволили не уходить от темы. Это опять же очень архитектурная аналогия: я научился начинать с несущих конструкций, чтобы потом не пришлось опять спасать распадающуюся историю.
Ну и в целом в отличие от дебюта во втором романе я заранее знал, о чем хочу рассказать, какова основная идея, как и через кого я буду эту идею раскрывать. Такой подход решает кучу проблем. Это, конечно же, не значит, что мне было легче.

Процесс работы над романом – это вообще очень хаотичное занятие, например, каждый раз, когда ты читаешь что-то по теме для ресерча, твоя идея неизбежно меняется, потому что идея, на которую ты ставил, оказывается нежизнеспособной, в другом случае ты можешь обнаружить, что среда, о которой ты начал писать, работает совершенно не так и ты пишешь полную ерунду, и тогда, конечно, приходится откатывать все назад.

Но если у тебя есть изначальное понимание того, что ты хочешь сказать, этот фундамент, то даже вечные откаты к началу тебя не волнуют, ты учишься воспринимать их как норму, как неизбежный процесс создания чего-то нового. Так, в общем, у меня было с новым романом. И если бы я знал все это, когда писал «Центр тяжести», я бы сделал все лучше и быстрее, конечно.

– Можете немного рассказать, о чем новый роман?

– Он о сектах. Еще могу сказать, что он о том, что «настоящее дирижирует прошлым, словно музыкантами оркестра».

– Как вы относитесь к классике? Ее в последнее время стало принято то возводить на пьедестал, то критиковать. Что вам ближе и почему?

– Я очень люблю русскую классику, мне кажется, это такие стволовые клетки литературы (не мое определение, не помню, откуда украл, но мне нравится эта аналогия, поэтому использую) именно в плане языка. Особенно хорошо читается, скажем, Толстой, когда прочел несколько иностранных романов. Он тебе как-то мозги на место ставит, ты сам по-другому писать начинаешь. Мне, например, мой собственный роман очень помогло дописать то, что я в феврале перечитал «Анну Каренину».

Критиковать русскую классику не вижу смысла. Это все равно что критиковать голубых китов или, скажем, осьминогов. Китам и осьминогам без разницы, что ты о них думаешь, они просто потрясающие сами по себе.

Полина БОЯРКИНА