Алексей ОВЧИНИН: На борту МКС была замечательная обстановка

«Он всех нас позвал в космос» – это сказано о Юрии Алексеевиче Гагарине, 60 лет назад открывшем для человечества космическую эру. С «Гагаринского старта» космодрома Байконур отправился в свой третий полет Алексей Николаевич Овчинин вместе с астронавтами НАСА Ником Хейгом и Кристиной Кук. Наш сегодняшний собеседник – Герой Российской Федерации, летчик-космонавт РФ, участник основных космических экспедиций МКС-47/48 (март – сентябрь 2016 г.) и МКС-59/60 (март – октябрь 2019 г.). Общая суммарная продолжительность его пребывания в космосе составила около 375 суток.

– Алексей Николаевич, после полугодового полета на МКС в 2016 году вы вместе с американским астронавтом Ником Хейгом отправились на МКС 11 октября 2018 года. Произошла авария носителя, и сработала система аварийного спасения. Как сообщалось в прессе, вы падали с высоты более 90 километров. Было жесткое приземление?

– Это было не падение, а обычный спуск. До этого я летал в 2016 году, и мне было с чем сравнить. Мы спускались, во-первых, с высоты не 90 км, а 50 км. У нас авария произошла на высоте порядка 46 км, а верхняя точка была в районе 50 км.

– Все равно немало…

– Ну тут разницы нет, 100 или 50 км. САС отработала штатно, мы поняли, что полет дальше продолжаться не может, что нужно готовиться к посадке. Спуск был баллистический, траектория более крутая, нежели при штатном снижении. Соответственно, перегрузки больше, но у нас не было запредельных значений. Во время тренировок на центрифуге в Центре подготовки мы испытывали перегрузки 8G, а это больше, чем при спуске. Системы отработали штатно, парашют раскрылся на заданной высоте 10 км, и мы приземлились в 400 км от места старта. Посадка была обычная, ни жесткая, ни мягкая. Спускаемый аппарат остановился в не очень удобном положении для нас, мы с Ником висели на ремнях. Группа поиска и спасания на АН-12 уже была на подлете, они нас видели, трое спасателей на парашютах выпрыгнули и приземлились рядом с нашим спускаемым аппаратом.

– Что сказал Ник Хейг после приземления?

– Ник отметил работу нашей системы аварийного спасения, которая спасает жизни экипажа на этапах выведения и посадки. Вообще за всю историю пилотируемой космонавтики САС срабатывала всего три раза, и наш был как раз третий спустя 35 лет после второго срабатывания. Надо отдать должное нашим инженерам: система работоспособная, несмотря на то что она редко срабатывает, и она спасла нам жизнь.

Мы с Ником очень сдружились, общались и семьями, он хороший парень. Вместе рисковали жизнью, стали как побратимы. До сих пор поддерживаем контакты, периодически общаемся, переписываемся.

– Что сказала вам ваша супруга, когда вы сразу после аварии носителя начали подготовку к следующему полету?

– Конечно, переживала, но она прекрасно понимает, что это моя работа, мой жизненный путь и отговаривать меня не надо.

Я уже принял для себя решение. Точнее, мы с Ником его приняли. Во-первых, мы были подготовлены к полету, было бы неправильно «задвигать» нас. Мы об этом говорили и с главой Роскосмоса Рогозиным, дали ему понять, что мы в принципе готовы лететь хоть через неделю. Но понятно было, что, пока не разберутся в причинах аварии, никто никуда не полетит. Слава богу, причину быстро установили, и уже в декабре 2018 года полетел следующий экипаж с командиром Олегом Кононенко.

Мы с Ником были готовы лететь. Опять же на МКС уже были доставлены комплекты одежды для нас, рационы питания. Также мы дали понять, что хотим полететь этим же составом. И мы полетели 14 марта 2019 года, в экипаж добавили Кристину Кук, американку.

– Всего через пять месяцев вы с Ником Хейгом и Кристиной Кук снова отправились на МКС, где провели еще более полугода. Вторую половину срока, с 23 июня, вы были командиром экспедиции. Как строились отношения с астронавтами других стран, с американцами, были ли совместные действия, эксперименты?

– На тот момент экипаж на станции был 6 человек. Были и американские астронавты, и европейские – итальянец Лука Пармитано. Я считаю, что мне очень повезло с моим экипажем. Во-первых, мы друг друга хорошо знали, у нас сложилась замечательная обстановка на борту. Мы приглашали друг друга в гости, на ужины, вместе отмечали праздники. Например, в сентябре в течение 4 дней у нас у троих были дни рождения: У Ника Хейга 24-го, у Луки 27-го, а у меня 28 сентября. И у нас так подобралось, что все любили петь, а Лука вообще хороший музыкант, на борту МКС есть гитара, мы под гитару пели.

– Какие песни пели? Русские или английские?

– Разные! И итальянские, и на русском, и на английском. Как говорится, кто во что горазд. Кто не знал слов, просто мелодию подпевал «ля-ля-ля». В общем, у нас очень хорошие были взаимоотношения, абсолютно никаких проблем не было. Ну и, конечно, по роду нашей деятельности бывало так, что нужно было выполнить какие-то работы на американском сегменте, а американцы иногда работали в российском сегменте. Мы, конечно, друг другу помогали, были совместные эксперименты.

– Вы выходили в открытый космос. Какие ощущения вы испытывали? С каким чувством смотрели на планету?

– Выходы планируются заранее, если есть необходимость во время экспедиции сделать какие-то манипуляции: установить или снять научное оборудование, что-то поменять, что-то отремонтировать. Скажу, что мне было очень интересно выйти «за пределы», это несколько иной род деятельности. Две недели готовятся оборудование, инструмент, скафандры, изучается циклограмма выхода, все расписано по минутам: куда «идти», что нужно сделать. Когда открываешь выходной люк и выходишь за пределы станции, виды просто завораживают. В иллюминаторе поле зрения ограничено, а тут ты выходишь и, насколько у тебя глаз хватает, обозреваешь нашу планету, видишь саму МКС. Меня поразили размеры нашей станции. Просто диву даешься, какая исполинская конструкция создана человеком и летает вокруг нашей планеты.

Хотя во время выхода работы много и отвлекаться времени нет, нельзя не залюбоваться видом Земли. Понимаешь, насколько прекрасна наша голубая планета, очень хорошо видно атмосферу, это что-то вроде тумана, который ее окружает, понимаешь, насколько она хрупкая, к любви примешивается жалость, хочется ей помочь. Хочется людям сказать: люди, сохраняйте Землю чистой, не засоряйте, берегите нашу планету, это наш дом.

– Вы работали с антропоморфным роботом Федором. На что он способен? Возможно ли в будущем заменить роботами людей в космических аппаратах?

– Во-первых, робот экспериментальный, он не обладал какими-то суперфункциями и возможностями. Но надо было с чего-то начинать, чтобы понять, нужны ли нам роботы в космосе. Робот прилетел «самостоятельно» на беспилотном грузовом корабле, который не сразу удалось состыковать, через 2 суток. Мы управляли им вдвоем с Александром Скворцовым. Это был робот антропоморфного типа, чтобы им управлять, оператору надо надеть на себя экзоскелет. Саша Скворцов как раз, находясь в одном из модулей, надевал экзоскелет, а я с Федором находился в другом модуле. Робот в ходе эксперимента выполнял простейшие манипуляции, работал инструментами, подключал (состыковывал) разъемы кабелей. У нас все получилось. Потом мы тестировали его речевую систему, задавали ему вопросы, он с голоса должен был распознать их и ответить. Из нескольких вариантов ответов он всегда выбирал правильный и практически на все вопросы ответил с первого раза. Программа, что была намечена, была нами выполнена успешно.

Думаю, что рано или поздно роботы в космосе появятся. Внутри станции в принципе они особо не нужны, а вот вне станции, например для ремонтных или иных работ, они пригодятся. Космонавт, находясь внутри станции, надев экзоскелет, будет управлять таким роботом. Робот будет оставаться на внешней поверхности станции, отпадет необходимость выхода космонавта в открытый космос, на что тратятся большие силы и средства. Но полностью заменить человека в космосе роботы, я думаю, не смогут никогда.

– У Илона Маска взорвался прототип многоместного многоразового корабля. Стоит ли строить такие корабли?

– Илон Маск постоянно двигается вперед. Он создает новую технику, новые технологии, делает усовершенствования. Понятно, когда создается новейшая техника, все гладко не может быть. На заре отечественной космонавтики происходило то же самое. 60 лет назад Юрий Гагарин взлетел на ракетоносителе, созданном на базе ракеты Р-7, при создании которой тоже поначалу было немало неудачных стартов. Лунная ракета Н-1 вообще так и не полетела, было несколько стартов, и все не­удачные. Когда создаешь что-то новое и неизведанное, прокладываешь новый путь, потери неизбежны. Но, когда после аварии разработчики разбираются в причинах и исправляют ошибки, после этого все начинает летать и работать. У Маска сейчас все так и идет.

– Как вы считаете, нужны ли вообще многоразовые корабли?

– Это не праздный вопрос на самом деле. Почему корабли делают многоразовыми? Пытаются снизить стоимость запуска, полета. Но не всегда это получается. Вот такой пример: у американцев летали многоразовые «Шаттлы». Но запуск «Шаттла» в то время стоил в 10 раз дороже запуска нашего «Союза». И наш «Союз» может находиться в пристыкованном к МКС состоянии более полугода, а «Шаттл» – не более двух недель. Поэтому вроде как и многоразовый корабль, но после каждого полета его разбирали, осматривали, собирали, в итоге стоимость его эксплуатации выше. Поэтому Маск сам говорит, что снижение стоимости возможно только за счет увеличения количества пусков. То есть если он будет выходить на определенный уровень, например более 20 пусков в год, тогда это будет рентабельно и стоимость будет снижаться. Если будет меньше, то все это зря. Но опять же это еще и новые технологии, возвращаемые ступени, это круто, это интересно, и рано или поздно это пойдет в копилку опыта для создания новой и более современной техники.

– Вы более года провели на МКС, испытывая невесомость и все прочие прелести. Но для полета на Марс и возвращения нужно минимум три-четыре года. Насколько это реально? Как вы относитесь к идее полета на Марс?

– Во-первых, полет на Марс сейчас займет порядка 250 суток в одну сторону, то есть 500 суток, или полтора года, туда и обратно. Но все равно это достаточно длительный срок. Ученые обещают создать ядерные двигательные установки, и если они будут работать так, как задумано, то мы сможем сократить время полета от Земли до Марса с 250 суток до 80. Это уже цифры действительно приемлемые. Другое дело – чтобы лететь на Марс, это мое мнение, нужно отработать технологии, и лучше это сделать на Луне. Луна ближе, и если что-то вдруг не получилось, то до нее проще долететь и оказать помощь или спасти.

Чтобы полететь на Марс, нужно сначала определиться, зачем туда лететь. Просто так, чтобы совершить подвиг, поставить рекорд? Сейчас много распространяется домыслов о создании каких-то марсианских баз или о грядущем переселении с Земли, колонизации… Но это все из области фантастики. А для того чтобы убедиться, что там реально можно создать условия для жизни, конечно, нужно сначала исследовать эту планету, что сейчас, собственно, и происходит: туда летают автоматические станции, марсоходы обследуют поверхность планеты, пытаются найти воду в замороженном виде или в любом другом. Подождем! Конечно, Марс, я думаю, будет еще не скоро. Гораздо быстрее будет и просто должна быть, как я говорил, для отработки тех же технологий Луна. А потом это все, конечно, бешеных денег стоит.

– Нужна ли России собственная орбитальная станция?

– Считаю, что России нужна собственная станция в принципе. Она должна летать по несколько иной траектории, чем та, по которой летает МКС. Наклонение орбиты должно быть большее, для того чтобы охватывать целиком территорию России. Сейчас мы можем видеть только до 51 градуса широты, а территория нашей страны распространяется выше. Наша станция должна полностью видеть территорию России для всевозможного мониторинга.

– Какие-то иные факторы и причины помимо этого, по вашему мнению, могут быть в пользу создания нашей станции и почему МКС где-то может «не хватать»?

– Сейчас, например, мы зависим от американцев, постоянно подстраиваемся под них. На собственной станции мы будем выполнять ту программу и те эксперименты, которые нам нужны. И опять же это будет возможность испытать новую космическую технику и отрабатывать технологии для будущих космических программ и последующих полетов, в том числе и на те же Луну или Марс. При этом важно сохранять международное партнерство в освоении космоса, не забывая о наших национальных интересах.