Алексей ФИЛИППОВ, выпускник МПГУ, учитель истории школы №232: Раб истины, любви и доброты

​Есть в одном неприметном московском дворике странный памятник. Люди оказываются там крайне редко, а если и проходят мимо, то не обращают на него никакого внимания. Почти никто за ним не ухаживает, лишь ветер подметает дорогу, да дожди смывают засохший голубиный помет. Иногда на ступеньках оказывается несколько красных гвоздик, однако никому из живущих на земле не известно, кто их туда кладет: то ли терзаемый ревностью ухажер, разъяренный несостоявшимся свиданием, выкидывая ненужный теперь букет, рассыпает их по твердому граниту, то ли старая бабушка, перепутав его с военным обелиском, дрожащей высохшей рукой опускает на холодный камень частичку своей памяти. А может быть, кто-то делает это сознательно?

Когда на улице стоит хороший мороз и зимнее солнце ледяным огнем освещает замерзшее московское небо, можно до последней черточки рассмотреть все детали этой незатейливой скульптурной композиции. В центре, купаясь в солнечных лучах, замерла фигура человека. Одет он небрежно, как будто ему некогда было уделять внешнему виду много времени, но в то же время нельзя сказать, что он неряха. Одежда его самая простая, чем-то похожая на античную тогу, в складки которой часто забивается снег, и сидит на нем так, словно в ней родился. Он бос, слегка сутул, волосы чуть растрепаны ветром.Этот человек держит за руку ребенка лет так семи-восьми. Ребенок доверчиво распахивает перед ним свой взгляд, открыто и искренне улыбаясь своей наивно-радостной душою. Человек с любовью смотрит на дитя, и его губы, тоже слегка позолоченные улыбкой, и бескорыстные глаза, теплящиеся лампадкой доверительного счастья, выражают неуклонную веру, твердую надежду и тихую, непонятно щемящую грусть. Эти двое были схвачены бронзой в пути – они застыли в очередном шаге из небытия к бытию. Ребенок слегка заинтересован, будто бы ждет чего-то, голова чуть задрана кверху, вторая, незанятая рука, на которую так любят садиться перелетные птицы, замерла в каком-то непонятном пируэте. Он весь словно готовится к прыжку, но не хочет отпускать эту руку, видимо, чувствуя, душою своею незаполненной ощущая, что, только держась за нее, сможет допрыгнуть до своего счастья. Отливали этот памятник непросто. Вместе с привычными всем материалами в нем замешались детские улыбки и учительские слезы, чернила и мел, слова и цифры, горячий пот и запах шоколадных конфет, радость и печаль… Мозолистые руки скульптора, доводящие памятник до нужного блеска, ласково погладили детскую голову и слегка похлопали взрослого по плечу. А кто-то украдкой поцеловал холодную бронзу…Это памятник педагогу. Если попытаться вспомнить, кто такой педагог, то перед нами в памяти сразу встанет раб, ведущий чье-то чадо в школу. Однако эта скульптурная композиция не копирует античную реальность, она только неподражаемо показывает рабскую суть этой профессии. Да, педагог – раб. Но не собственных страстей, не своей работы, не природных стихий и ни в коем случае не раб детей. Он раб истины, ибо не может ей изменить и сказать что-то лживое. Он раб любви, так как не может ненавидеть и отомстить за обиду. Он раб доброты, потому что иначе все – обман… Перед идущими расстилается извилистая дорога, усеянная металлическими шипами и острыми осколками, окурками и шприцами, пустыми бутылками и мелкими монетами. Взрослый человек идет чуть впереди, опытному, внимательному глазу заметно, что аккуратными движениями он расчищает ребенку путь, чтобы тот смог встать на ровную, твердую почву. Ребенок этого не замечает, он только доверительно-нежно всматривается в складки опытного, родного, чуть морщинистого лица. Он не видит за ними ни задыхающихся слезных надрывов, ни безмолвных отчаянных криков, ни сжавшейся в комок души. Ему сейчас не понять, как можно все равно любить и быть благодарным за уже седые виски, за свитые веревкой нервы и дрожащие, испачканные мелом руки, за волнующееся сердце и поющую душу…Почему-то глаз обычно цепляется за табличку, которая, правда, давно поблекла и начала зарастать каменным мхом. На ней написано всего несколько слов: «Памятник учителю», а чуть ниже добавлено: «Слава Богу за все». Блики от стекол машин резво мелькают по этим надписям и исчезают в суетливой городской дымке и туманности окон. Двое людей идут, не зная, что их ждет там, впереди. Идут наугад, потому что не всегда есть время спросить дорогу. А тот путь, что остался за ними, устлан лепестками роз. Они рассыпаны повсюду, но внимательный и опытный глаз, если присмотреться, сможет увидеть, что эти лепестки прикрывают кровавый след, который оставляют за собой израненные стопы учителя…