Амплуа, в которых известен Александр Зиновьев, можно перечислять до бесконечности: писатель, поэт, художник, ученый. Человек, взгляды которого оказались не ко двору ни в СССР, ни на Западе. Беспощадно раскритиковавший коммунизм (вспомним “Зияющие высоты”, “Гомо советикус” и многие другие его книги), но никогда не причислявший себя к его противникам.
С ним можно не соглашаться (я сам разделяю его убеждения далеко не во всем, да и нет, наверное, в природе людей, чьи взгляды совпадали бы на сто процентов). Но что надо признать – если он и выступает против, то делает это корректно, без митингового надрыва.
– Александр Александрович, в последние годы немало написано о сталинской эпохе. Что вам, человеку, видевшему эти годы воочию, во всех произведениях о них не нравится больше всего?
– Большая часть того, что написано, особенно на Западе, сфальсифицировано. Сталинская эпоха изображается в основном как цепь преступлений, а это абсолютный вздор. Да, это была трагическая эпоха, и все же я считаю ее самой великой в истории России. А никакое величие не достигается исключительно на пути полного благополучия.
Это противоречивая, сложная эпоха. Суть ее заключалась в том, что в эти годы произошел мощный эволюционный прорыв в истории человечества. Наша страна открыла путь эволюции, качественно отличный от всего, что было до сих пор и что имело место на Западе. И он мог конкурировать с западным путем эволюции, который я называю западнистским. Коммунистический путь очень успешно с этой задачей справлялся, пока не был искусственно оборван. Оборван не потому, что себя изжил или оказался внутренне слабым – все это чепуха. Россия в те годы достигла колоссальных успехов, аналогов которым я не нашел во всей мировой истории.
Строй, сложившийся в сталинские времена, – мой строй. Я с детства был его критиком, но никогда – подчеркиваю – не был его врагом. Я сам – продукт той эпохи. Я был критиком этого строя, потому что эпоха была противоречивой. Я оказался в той среде, которая испытывала на себе все тяготы этого периода. И все же я, повторюсь, не был врагом этой эпохи. И будь у меня возможность выбирать, я для себя предпочел бы именно ее. Пусть я тогда голодал, мерз, подвергался гонениям. Но в ней было нечто такое, что стоит всех потерь.
– Когда в Германии вас спрашивали, что помогло СССР победить в Великой Отечественной войне, вы отвечали, что ее выиграла в первую очередь советская школа. Что вы имели в виду?
– Сейчас принято идеализировать дореволюционную Россию, в то время как она была в первую очередь нищей страной с безграмотным населением. И то, что вскоре после революции она превратилась в страну поголовной грамотности, – величайшее завоевание тех лет. Сильнейший прогресс в образовании начался с первых дней существования советской системы, и этого у нее не отнять. Советская школа смогла унаследовать и приумножить лучшие традиции дореволюционной гимназии. Плюс общедоступность образования. Я сам родился в деревне, в семье, где было одиннадцать детей. Сами понимаете, до революции я мог рассчитывать максимум на три класса церковно-приходской школы.
На фоне тогдашней разрухи и нищеты советская школа стала самым настоящим храмом. В школе я и мои сверстники получали все то, что не могли получить в семье, – образование, культуру, воспитание, спорт, гигиену. Только потом, по мере того как страна стала богатеть, эта роль школы, конечно, снижалась – многим все перечисленное стало доступно в семье. Но именно в тридцатые годы эту роль школы переоценить трудно.
Именно школа тридцатых годов подготовила то поколение, которое выстояло в схватке не на жизнь, а на смерть, начавшейся в сороковые годы. Она один из решающих факторов победы. На фронт пошел вчерашний десятиклассник. И эти миллионы десятиклассников оказались способными быстро овладеть профессиями, необходимыми для войны. Благодаря этому нам легче, чем немцам, у которых совершенно другая система образования, было восполнять потери в офицерском составе армии. А эвакуация предприятий за Урал! В считанные месяцы они воссоздавались на новом месте и начинали работать на полную мощность. А восстановление страны в послевоенный период! Не будь грамотного, быстрообучаемого десятиклассника тридцатых годов, этот процесс растянулся бы на многие годы.
– Чечня начала свою независимость с того, что под корень уничтожила систему образования. И все же реальным хозяином положения в этой республике на сегодня остается неграмотный боевик…
– Вы знаете, и чеченская, и афганская кампании не являются войнами в обычном смысле этого слова. Это новое явление.
Во второй половине нашего века произошли колоссальные перемены в социальной эволюции человечества, в том числе и в характере войн. Когда началась война в Афганистане, я сразу говорил, что это не военная операция в чистом виде, а военно-политическая. А в Чечне это проявляется в еще большей мере.
Уже в Афганистане Россия воевала не столько с дикими душманами, сколько со стоящими у них за спиной Соединенными Штатами. В Чечне то же самое. За спиной у бандитов стоят не только США, а все западное, как я его называю, глобальное сообщество. Это продолжение проигранной Советским Союзом “холодной войны”.
Поэтому сравнивать Великую Отечественную войну с чеченской кампанией только в военном аспекте нельзя. Да, со школой сегодня плохо, и одно из следствий этого – то, что призывник сегодня уже не тот, что в 41-м: уступает и по физическим, и по интеллектуальным качествам. Но главный фактор неудач российской армии на Кавказе не в этом, а в том, что это противостояние – продолжение “холодной войны”.
– Герой вашей последней книги “Глобальный человейник” в одном из эпизодов рассуждает о двух типах принуждения – основанном на страхе и основанном на любви. Какой из них опаснее?
– Устами своих персонажей я просто высказываю разные концепции, и их взгляды не нужно отождествлять с моими. Но если говорить о новом типе принуждения, то он есть – более изощренный, чем существовавшие ранее. В обществе возникла такая форма принуждения – основанная на… добровольности. Сейчас почти все делается добровольно. Но это та добровольность, когда людей принуждают определенной системой средств массовой информации, образования, воспитания, соблазнов к добровольному выбору тех решений, которые выгодны тем, кто этими людьми манипулирует.
Смена общественного строя в России в 1991-м произошла добровольно. Но на то, чтобы она состоялась, ушло более полувека “холодной войны”.
– Снова о “Глобальном человейнике”. После его прочтения остается ощущение, что человечество развивается по формуле “чем дальше, тем хуже”. Неужели все так мрачно?
– Это только одна линия эволюции. Принимая во внимание тот факт, что коммунистическая линия разрушена, западнизм восторжествовал, я проанализировал, что будет, если общество станет полностью западнистским.
Период расцвета демократии позади. Мы вступили не только в посткоммунистическую, но и в постдемократическую эпоху. По мере укрепления западнистской линии эволюции, социальный строй Запада будет становиться все более сталинообразным, гитлерообразным. При этом изобретаются новые методы принуждения и угнетения.
Перед моим возвращением в Россию один знакомый американец, человек очень высокопоставленный и до сих пор участвующий в манипулировании нашей страной, сказал мне: “Мы вас, русских, уничтожим. Но гуманно”. Вот и изобретаются такие методы, к которым формально как будто не придерешься.
Методы Гитлера и Сталина – открытое физическое уничтожение. В сегодняшней России стратеги западного глобального сверхобщества добились гораздо большего. Не нужно ни концлагерей, ни массовых расстрелов. Однако впервые в истории России смертность стала превышать рождаемость. Продолжительность жизни в стране за последние годы сократилась на десять лет и даже более. Вот так приводится в исполнение их замысел – низвести Россию до жалкого состояния, а впоследствии вычеркнуть из мировой истории.
Нас и поныне считают генетическими коммунистами. Поэтому нас всегда будут стремиться стереть с лица Земли, чтобы мы не составляли конкуренции западноидному, как я его называю, эволюционному типу.
Сейчас население планеты составляет около шести миллиардов. Но я не согласен с футурологами – в грядущем веке эта цифра не возрастет до 10 миллиардов. Наоборот, в два раза уменьшится. Два-три миллиарда будут уничтожены. Но как? Не расстреливать же их – такое скрыть невозможно. Вот новые методы истребления сейчас и апробируются на развитии. А там и до Китая дойдут.
– Ждет ли Россию дальнейший распад на “удельные княжества”?
– Это один из путей. Западная стратегия разработала этот вариант еще десятки лет назад. Вариантов много, и методы дезинтеграции и атомизации в их числе играют далеко не последнюю роль. Дезинтеграция – территориальное расчленение страны – уже произошла. Случившееся в Беловежской пуще произошло совершенно сознательно. Не надо думать, что Ельцин и компания там просто перепились. Все было давно решено в Вашингтоне, и всеми, кто подписал соответствующее соглашение, умело манипулировали.
А вот дальнейшая дезинтеграция Западу невыгодна. Будет сложнее контролировать такую территорию, дороже обойдется содержание своей “пятой колонны”. Куда продуктивнее метод атомизации. В чем его суть? Сепаратистские интересы регионов начинают доминировать над общенациональными. Возьмем многопартийность. На Западе – две-три партии. У нас – сотни. То же самое с газетами – их у нас просто не перечесть. В результате страна разрыхлена, а рыхлый не может быть сильным.
Ну а в случае надобности отделить от России какие-то куски удастся очень быстро. Люди вроде Лебедя или Руцкого, чтобы стать полноправными вождями в своей вотчине, как в свое время Кравчук, Назарбаев и прочие, пойдут на это. Потом, правда, будут локти кусать, но это уже не поможет.
– Что может Россия противопоставить этому?
– Последнее слово история еще не сказала. Чрезмерным амбициям США сопротивляются во всем мире, даже в Западной Европе. Да и Россия не так уж покорна. Так что трудно сказать, как пойдет дело дальше. Но доминирует в эволюции России, увы, линия упадка и линия интеграции в западный мир. Но интегрируется она туда как поставщик сырья и в последнее время – интеллектуальных ресурсов. Западу катастрофически не хватает своего интеллекта, а в России – избыток. Причем объективная потребность страны в интеллекте высока, но свои квалифицированные кадры она сегодня выбрасывает на Запад. А как их здесь удержишь, если профессор МГУ зарабатывает меньше уборщицы в элитном доме?
После революции наша страна начала создание нового общества со школы. И любой общественный строй должен начинаться именно с нее. И сегодня наше государство обязано в первую очередь думать об учителе, а только во вторую – о своей обороноспособности. В свое время у нас была самая грамотная армия, и достичь этого удалось только благодаря школе.
Руслан ЦАРЕВ
Фото автора
Комментарии