Александр Зацепин: Впервые я влюбился в шестом классе…

Фильмы, к которым Александр Зацепин написал музыку (“Кавказская пленница”, “Бриллиантовая рука”, “Иван Васильевич меняет профессию”, “12 стульев”, “Красная палатка”, “Земля Санникова” и другие), знают три поколения. Его старые и новые песни пели Валерий Ободзинский, Юрий Никулин, Анатолий Папанов, София Ротару, Валерий Золотухин, Олег Анофриев, Наталья Варлей и многие другие звезды. В январе с огромным успехом прошли юбилейные концерты Зацепина в зале “Россия”, посвященные 75-летию композитора. За свою творческую жизнь Александр Сергеевич сочинил более 300 песен…

– Вы когда-нибудь мечтали о другой профессии?
– Я родился в Новосибирске в семье хирурга и учительницы литературы. В детстве увлекался химией, акробатикой, интересовался радиотехникой, сам мастерил приемники и усилители. Мечтал поступить в Московский институт связи, но судьба сложилась иначе… После школы поступил в Новосибирский институт инженеров транспорта. Хотел в Москву, но шла война. Не сдал математику на зимней сессии и пошел в армию. Я служил в Тюмени, в пехотном училище. Активно участвовал в самодеятельности, играл на аккордеоне и балалайке. После армии три года работал в Новосибирской филармонии, пробовал уже тогда сочинять музыку. Концерты привели меня в Алма-Ату. Была пора экзаменов, и я решил поступать в консерваторию. На первый курс я поступил как пианист, а на следующий год перешел на композиторское отделение.
– Вы начинали свою композиторскую деятельность с крупных форм…
– Да, струнный квартет, фортепианное трио, несколько сюит для симфонического оркестра. Говорили, что Шостакович хорошо отозвался о моих симфонических танцах на индийские темы. Потом я сочинил трехактный балет “Старик Хоттабыч”. Он шел пятнадцать лет, но только в Алма-Ате.
– А что вас привело в кино?
– Во время учебы приходилось подрабатывать, помогая семье. В институте физкультуры я играл на занятиях по художественной гимнастике. Платили два рубля в час, жить было можно. Работал музыкальным оформителем на студии “Казахфильм”, подбирал музыку к киноочеркам – что-нибудь из Бетховена или “легкомысленное”, в зависимости от сюжета. В 1956 году сняли фильм “Наш милый доктор”, а песня “Надо мной небо синее” стала известной. Потом был фильм “Белый рояль”, где пел молодой Магомаев. Чтобы записать музыку, приходилось часто приезжать в Москву, так как на “Казахфильме” не было нужных условий. Руководитель московского симфоджаза Виктор Кнушевицкий предложил мне перебраться в столицу.
– Вы сочиняете музыку только для кино?
– В основном да. Хотя некоторые песни я пишу специально для исполнителей, например, песню “Дожди” сочинил для Марины Хлебниковой. Писал музыку совершенно для разных режиссеров, например, для Гайдая и Калатозова. Я достаточно прагматичный человек: если работать, то для чего-то, а не ради того, чтобы это лежало на столе.
– Чем был вызван ваш отъезд во Францию?
– Я женился на француженке, сестре моего друга. Она художница, но была не чужда музыке… У нее сложная судьба. В юности она хотела выйти замуж. Но воспротивился отец. И она ушла на пятнадцать лет в монастырь… После того как мы познакомились, меня не выпускали к ней, часто отказывали во временной визе. Ее не пускали ко мне. Я оформил постоянную визу и смог уехать по Францию к жене. Кроме того, мне мешали сотрудничать с американской фирмой, с которой я заключил долгосрочный контракт. И это тоже стало одной из решающих причин для отъезда.
– Большинство ваших песен о любви. А что, по-вашему, любовь, и какое место в вашей жизни занимали женщины?
– Впервые я был влюблен еще в школе, в шестом классе. Ляля Нечаева была отличница. Мы держались друг от друга на расстоянии, я о ней вздыхал и постоянно думал. А потом она с родителями уехала в Курск из Новосибирска. Я долго о ней вспоминал и даже плакал. Вот что такое первая мальчишеская любовь. За свою долгую жизнь я был женат трижды. Первый брак был скоротечный и неудачный – она была старше меня, и у нее была своя дочка, а потом родился сын, который, умер в 21 год от тяжелой болезни. Вторая жена, с которой мы прожили вместе 30 лет, была очень красивая, но она, к сожалению, тоже умерла. У нас есть общая дочь, которая растит моих любимых внуков: 19-летнего Александра и трехлетнюю Светочку. Они все живут сейчас в Женеве. Дочь закончила в свое время МГИМО, а муж у нее юрист. Внук хорошо играет на рояле, у него очень хороший слух, сейчас он учится на курсах звукорежиссеров.
– А что вы больше всего цените в женщине?
– Женщина должна быть в первую очередь женственной, радостной, приветливой, красивой душой, ибо не во внешней красоте счастье. Она должна следить за собой смолоду и до глубокой старости и стараться быть современной.
– Ваши песни когда-нибудь “зарезали”?
– Из фильма “Двенадцать стульев” выкинули “Полосатую жизнь” – по цензурным соображениям. Из “Тридцать первого июня” убрали две песни, но там их столько, что это оказалось незамеченным. Хотели убрать песню “Остров невезения” в “Бриллиантовой руке”. В “Красную палатку” попала не вся моя музыка. Когда Калатозов меня пригласил, я был очень рад и разработал тему, которая проходила бы через весь фильм. А так как картина была совместной, итальянцы попросили познакомить их с музыкой. Я отправил, им понравилось. Через полгода итальянцы требуют прислать готовую запись музыки, а у нас монтаж не готов. Пока мы раскачивались, они взяли музыку Морриконе. Я слушал этот диск. Музыка прекрасная. Досаднее всего, что я хотел делать ее в такой же “арктической” стилистике…
– Насколько известно, наиболее плодотворным было ваше сотрудничество с Леонидом Гайдаем…
– Мы начали работать с ним в 1961 году, с короткометражных лент “Самогонщики” и “Пес Барбос”. Леонид тогда поссорился с Никитой Богословским. А кто-то порекомендовал ему меня. Тогда же состоялось знакомство с Леонидом Дербеневым – талантливым поэтом, с которым мы создали около 200 песен, многие из них позднее стали шлягерами. И первой нашей песней стала “Костер на снегу” в исполнении Майи Кристаллинской. А все втроем мы встретились на “Кавказской пленнице”. Сначала мы с Дербеневым написали “Первый день календаря”, который Гайдай забраковал. И я поехал в Дом творчества в Иваново работать… Гайдай был человек на редкость трудный. В сцене уколов, когда вся группа покатывалась со смеху, он ни разу не улыбнулся. “Песенка о медведях” ему тоже не понравилась, он считал, что народ ее петь не будет. Хотя Вицин, Моргунов и Никулин в один голос уверяли, что мелодия запоминается с первого раза. “Вы не народ, вы артисты”, – говорил Гайдай. Я обиделся и в сердцах предложил ему пригласить Арно Бабаджаняна с его “Лучшим городом Земли”. Общими усилиями мы все-таки убедили Леню, и песня осталась.
– В “Песенке про меня”, которую исполняет Алла Пугачева, есть слова: “Жизнь меня порой колотит и трясет, но от бед известно средство мне одно: в горький час, когда смертельно не везет, – говорю, что везет все равно”. Это и ваш девиз?
– Очень может быть. Хотя за формулировку надо благодарить Леню Дербенева – он умел находить самые точные слова.
– А с кем из певцов вы еще не работали, но хотели бы?
– С Валерием Леонтьевым. Мы давно с ним знакомы, но в работе почему-то до сих пор не пересекались. Может быть, скоро состоится наша встреча, и мы еще с ним что-нибудь сделаем.
– Как вы считаете, ваша главная музыка еще не написана?
– Думаю, что моя главная музыка уже написана, а если что и упустил – наверстывать поздно…
– Вы насовсем вернулись в Москву?
– Будем с женой теперь жить в Москве, а отдыхать во Франции.
– Чем отличается жизнь в России от жизни во Франции?
– Искусство – проекция жизни. Здесь, в России, все в 2-3 раза дороже, чем во Франции, а зарплата в 20 раз меньше. Там билет в кино стоит 50 франков – при среднем заработке в шесть тысяч франков. Здесь в кино сходить стоит сто рублей. Не все могут купить хороший проигрыватель, хороший диск… А некачественное искусство порождает некачественные вкусы.

Татьяна ЯМЩИКОВА