Александр ПРОШКИН: Всю жизнь снимаю одну-единственную картину

Сегодня день рождения у режиссера Александра Прошкина, знаменитого своей драмой «Холодное лето 53-го», исторической сагой «Михайло Ломоносов», экранизацией романа «Доктор Живаго». Дата не круглая – праздновать 75-летие Александр Анатольевич будет только следующей весной. Предъюбилейный год обещает быть отнюдь не холодным, как пресловутое лето, а более чем жарким: вот-вот начнутся съемки новой трагикомедии «Клавдия» по сценарию Юрия Арабова. Это история о молодой женщине, страстно мечтающей о ребенке. Но положение отчаянное – мужчин в ее крошечном провинциальном городке днем с огнем не сыщешь. Как распорядится автор судьбой своей героини, можно только догадываться, одно лишь ясно заранее: незамеченной эта работа точно не останется. Не в правилах Прошкина снимать проходные фильмы. Его предыдущая картина «Искупление» объездила весь мир, была особо отмечена на знаменитом кинофестивале в Монреале. Сам режиссер признает: реакция публики на его черно-белую ретродраму по одноименному роману Фридриха Горенштейна была неоднозначной. Но главное, что она была!

– Во Франции после премьеры нам устроили 10-минутную овацию. Причем зал аплодировал стоя. Тепло встречали картину в Лондоне. Конечно, я не обольщаюсь насчет восторгов западного зрителя. За рубежом к нам приходит публика специфическая: это либо эмигранты, либо «сочувствующие» – иностранцы, которые по каким-то своим причинам интересуются русской культурой, люди просвещенные и переживающие за то, что происходит в России, даже больше нас самих.А вот дома к нам отнеслись по-разному. Одни благодарили, другие рвали и метали. Например, после премьерного показа в Москве какой-то юноша кричал, что разнесет меня в своем блоге за то, что я снял вредную, антирусскую, антисоветскую и много других разных «анти» картину. Но я к таким выпадам уже спокойно отношусь. Что поделать, человек молодой, пороху, к счастью для себя, не нюхал и воспринял фильм так, как его почувствовал. Во всяком случае, сказал об этом честно.«Искупление» – картина действительно непростая, тяжелая даже, рассказывает о войне и первом послевоенном годе, о том, как «идейные» дети писали доносы на своих родителей, о жутком страхе, о том, какую чудовищную цену приходилось платить за свои убеждения. И конечно же, мне хотелось еще раз показать, что война – это страшнейшее испытание, ничего мучительнее, пожалуй, люди для себя не придумали. Война – это абсолютное разрушение. Она ведь не только тело убивает, но и душу. И, на мой взгляд, мода на военно-патриотическое кино, на все эти «ура-ура», нас усыпляет. Люди, особенно совсем еще юные, начинают думать, что война – это такое приключение для настоящих мужчин, игра, авантюра, и ничего страшного там нет. А мне кажется, нужно, не жалея сил, убеждать общество в том, что война немыслима, особенно в XXI веке. При том уровне вооружения, которое разработано на сегодняшний день, любой военный конфликт может привести к мировой катастрофе. Поэтому если в нашем сознании укоренится, что война в принципе невозможна, может быть, ее и удастся избежать. Хотя, возвращаясь к истории с этим неистовым блогером, должен сказать, что уровень царящей вокруг агрессии, нетерпимости описанию не поддается.- Странно это, Александр Анатольевич, ведь принято считать, что злоба – спутник пустого желудка, а сытым делить нечего. И вроде не голодаем, хлеб не по карточкам, а ненависть вокруг такая, будто у тебя только что последнюю засохшую корку отобрали. Получается, дело в чем-то другом?- Насчет сытости и пустого желудка я вам так скажу: главное воспоминание моего детства – голод и продуктовые карточки. Помню, как столкнулся однажды с мальчишкой, который шел по улице и грыз яблоко. Я провожал его взглядом, сглатывая слюну, пока он не скрылся за поворотом. Еще помню огромные густонаселенные коммуналки. Да, страданий было много, предательства, хитрости – через край. Но вот злобы, агрессии, которые наблюдаются сегодня, гораздо меньше. Люди тогда еще не разучились сочувствовать друг другу.Причин ненависти, которая сегодня цветет таким пышным цветом, масса. Одна из существенных – растление народа ложными фетишами. У нас же нынче какая философия: есть у тебя крутая тачка – ты состоялся, в противном случае ты нищий неудачник. Это то, что уже 20 с лишним лет методично, навязчиво прививают нам с этого бессмысленного экрана. Мы воспитали страну темных людей, абсолютных варваров. Тот, кто образован и о чем-то мечтает, думает лишь о том, как бы учесать отсюда. И уезжают, потому как не хотят быть обслугой, а сегодня в нашей стране, увы, нужна исключительно обслуга разного уровня.Нет больше крестьянства – оно практически вымерло как класс. Мы привыкли, что кормит нас заграница. Считаем это в порядке вещей. Потому что сами себя кормить уже не можем, да и не хотим. Я живу в деревне, и, поверьте, знаю, о чем говорю. И вот за это легкомысленное, бездумное существование одним днем без какого бы то ни было, хоть маленькими шажочками, движения вперед мы и расплачиваемся. И то ли еще будет…- Это просто апокалипсис какой-то. Но ведь выход есть всегда.- Да, есть, конечно. Но чтобы найти его, нужно перво-наперво разобраться со своим прошлым. Принять его, честно признать все ошибки и сделать выводы. И не говорите, что это невозможно. Немцам это прекрасно удалось благодаря интеллигенции, в первую очередь писателям. Немецкая интеллигенция буквально переродила нацию. И теперь страна, которая некогда принесла миру столько горя и страданий, не только оправилась сама, но еще и содержит пол-Европы.Российской интеллигенции это тоже под силу. Достаточно вспомнить, что фундамент нашей культуры – совесть. Не супермены с натренированными бицепсами, а князь Мышкин, Александр Андреевич Чацкий – вот наши герои. Только благодаря им и таким, как они, мы интересны миру. И лишь до тех пор, пока у нас здесь, в районе сердца, что-то бьется и трепещет. А когда мы начинаем демонстрировать мускулатуру, это уже никому не интересно. У них там за границей своя есть, и вполне накачанная.- Почему вы взялись за «Искупление» именно теперь, через сорок с лишним лет после того, как была написана повесть? Место вашей картины среди громких фильмов 80-х и 90-х, она ведь поднимает вопросы того же порядка, что и «Покаяние», и «Ближний круг».- Постоянно слышу этот вопрос. Так было и с «Доктором Живаго» – все интересовались, почему я не снял его раньше, лет двадцать назад? Да потому что не давали! И «Искупления» бы не было, если бы не титанический труд, настоящий гражданский подвиг продюсера Татьяны Яковенко. Она оказалась не только замечательной актрисой, блистательно сыгравшей в картине мать главной героини, но еще и необычайно упорным, целеустремленным деловым человеком. Татьяна в прямом смысле вынесла фильм на своих плечах. Потому что сегодня к кинематографу относятся как к шоу-бизнесу, большинству он интересен лишь тогда, когда веселит и развлекает. Это в советские времена кино было душевной потребностью, неким заместителем церкви, нравственной, моральной, человеческой поддержкой. А теперь большинству оно нужно лишь для того, чтобы пива выпить, попкорн съесть и с девушкой поцеловаться. Так что в этом смысле «Искупление» фильм несовременный. Ни к пиву, ни к поцелуям не располагает…У Фридриха, с которым мы дружили, я часто бывал у него в Берлине, где он жил последние годы, есть еще одна замечательная повесть – «Попутчики», но это уже чистое кино, а мне всегда интересен некий ребус. У Горенштейна потрясающий литературный язык, и когда я взялся за «Искупление», то поставил себе задачу сохранить литературу, саму интонацию повествования. Обычно я с прозаическим текстом расправляюсь легко, особенно если это классики. Они в глаза с укором не посмотрят, их экранизировали до меня и будут экранизировать после, поэтому здесь всегда больше свободы. А тут надо мной все время довлел Горенштейн, мой друг, который когда-то произвел на меня неизгладимое впечатление, а потом столь трагически ушел из жизни. Должен сказать, это был невероятно мужественный человек. Единственный крупный писатель, которому так и не вернули гражданство. Войновичу вернули, а ему нет. Хотя Войнович был «патентованным» антисоветчиком, а Горенштейн нет. Он был просто большим художником, который не укладывался в прокрустово ложе заказной литературы. У него совершенно особый взгляд на мир, он сохраняет традиции большой классической литературы, которая в известном смысле пришла в противоречие с соцреализмом. Правда, надо сказать, что характер у Фридриха был чудовищный. Он умудрялся ссориться со всеми, никогда особо не задумываясь, к каким последствиям это приведет.- В вашей картине столь достоверно воссозданы бытовые детали военной и послевоенной поры, что даже мы, в те годы не жившие, остро ощущаем атмосферу тех лет.- Спасибо, слышать это действительно приятно. Но тут все объяснимо: мы с оператором Геннадием Карюком – современники этого быта. Я родился в 1940 году. И все, что окружало меня в детстве, все эти чулочки-носочки, какие-то словечки, накрепко в памяти засело. Конечно, воссоздать это было непросто. Требовались колоссальные усилия, а главное – чувство меры, чтобы не переборщить. Поэтому мы очень скрупулезно работали над каждой деталью. На площадке настоящие нешуточные баталии разгорались, когда кто-нибудь пытался мне для красоты подсунуть очередной горшок с геранью. Но мне не нужна была красота! Мне нужны были достоверность и запах того времени.А вот натуру для съемок – все эти жуткие бараки, полуразвалившиеся, будто после бомбежки дома, найти оказалось очень легко. Даже ничего особо достраивать не пришлось. Все натуральное. И знаете, где мы эти руины обнаружили? В самом центре Тулы, в столице одного из центральных регионов России, буквально в сотне метров от Кремля. Хоть в чем-то российским кинематографистам повезло: снимать послевоенную разруху мы еще долгие годы сможем без всяких дорогостоящих декораций…- Натуру вы нашли легко, а вот главного героя, говорят, искали невероятно долго.- Да, найти настоящего мужчину среди тех гламурных мальчиков, которых набирают сегодня в театральные вузы, задача не из легких. Некому играть простых людей, сильных деревенских парней, знающих, с какой стороны к лошади подойти, как ее запрячь. Они, может, и родились в деревне, но генетически отошли от нее, изображают из себя горожан, уверенные, что спущенные чуть не до колен штаны и обтягивающие майки делают их неотразимыми. Но кто ищет, тот найдет. И в итоге удача нам все-таки улыбнулась: мы встретили Риналя Мухаметова, замечательного, красивого, тонкого и органичного артиста. Ну а уж Андрей Панин – о нем и говорить нечего. Он выручил меня на «Живаго», заменив в последний момент артиста, которого не отпустили на съемки из театра. И сделал это виртуозно, хотя роль отца Юрия Живаго, казалось бы, совершенно не его. Андрей был энергетически мощный человек. Все время искал какие-то характерные ходы, изобретал что-то, а тут должен был играть человека, который истратил всю свою жизненную силу и стремительно приближается к самоубийству. Вообще природа дарования этого актера такова, что о нем можно смело говорить как о явлении. Это такой актерский Ломоносов. Человек из Сибири, где еще сохранилась истинная интеллигенция. Очень умный актер, настоящий аналитик. При этом никогда ничего не демонстрировал, не кичился своей образованностью. С ним было необычайно интересно и работать, и о жизни говорить.У него случались приступы жуткой тоски, абсолютной депрессии. У него, этого энергичного, благополучного, знаменитого человека. Но это свойство больших артистов. Мне кажется, он ушел не просто на пике, но накануне совершенно нового этапа: зрелость должна была подарить ему новое амплуа – мудреца. Сейчас бы он гениально сыграл Сократа. С гибелью его не могу смириться до сих пор. Думаю, его убило время. Он бесконечно снимался на телевидении, работал на износ, каждый раз заполняя пустоту, которую ему предлагали играть, какими-то собственными актерскими находками, иногда с сильным перебором. А это колоссальная амортизация души. И самое обидное, что то настоящее, что в нем жило, мало кому было нужно…- Александр Анатольевич, «Искупление» позади. Впереди «Клавдия». О чем на этот раз вы хотите нам рассказать?- Ровно о том же, о чем рассказывал во всех своих предыдущих фильмах… Я ведь всю жизнь снимаю одну-единственную картину. А уж о чем она – это вам решать.