Александр Матросов, он же Шакирьян Мухамедьянов. Восстановить справедливость значит обрести сына-героя

Этот рассказ, как и вся история, предшествовавшая ему, дался нам непросто. Хотя… если дань памяти мужественным людям отдавать только по круглым датам (а в этом году подвигу Матросова исполнилось 60 лет) – это будет верхом невежества. Особенно по отношению к таким, как Александр Матросов.

Даже при сегодняшнем забвении многих страниц истории, включая самые трудные, связанные с периодом великой войны, память о нем свята. Кто-то, наверное, спросит, зачем ворошить прошлое, когда уже и пятен-то белых почти не осталось, а те, которые появляются, стираются по причине давности лет… Для республик бывшего Союза, где еще остались улицы и площади, носящие его имя, где есть конкретные вехи в музеях войны, это действительно не нужно. А вот для башкирского народа и маленькой деревушки Кунакбаево Учалинского района официальное признание, что Александра Матросова звали Шакирьяном Мухамедьяновым, – равносильно найти сына. Причем одного из достойнейших в своей истории.

Цена его подвига от этого не уменьшится ни на йоту. Зато следом за Салаватом Юлаевым он станет вторым национальным батыром Башкортостана. Никто не собирается выступать за переименование улиц и площадей, за официальные процедуры по возвращению имени герою. Пусть просто все знают…

Юсупов Юнус, несмотря на свою инвалидность (он воевал еще в гражданскую и вернулся оттуда без ноги), всегда отличался бойкостью, поэтому никого не удивил факт, что он женился на одной из кунакбаевских красавиц по имени Муслима, которая была гораздо его моложе. Жили они очень бедно и вскоре засобирались на заработки в Сибирь – туда в то время многие уходили. Чтобы было полегче, Юнус занял на время «командировки» лошадь у соседа. За уговор: половину заработанного зерна после возвращения – ему. Вернулись, однако, Юсуповы быстро и ни с чем; мало того что у них забрали лошадь, так еще и сильно избили. У Юнуса стало плохо со зрением, а Муслима сильно заболела.

Тем не менее в 1923 году у них родился сын, которого нарекли Шакирьяном. А в книге актов о рождении (таков был порядок) записали по имени деда – Мухамедьянов Шакирьян Юнусович. Шакирьян получился бойким и проворным малым. Мать частенько повторяла: «Вырастет молодцом либо, напротив, будет вором…». Несмотря на то, что из-за крайней бедности их сын всегда хуже остальных был одет, он никогда не унывал. Плавал лучше всех. Когда с пацанами, чтобы узнать, кто сколько раз женится, пускали по воде гладкие камушки, у него всегда выходило больше всех «невест». Он мастерски играл в бабки; бренчал на балалайке, для многих было непонятно, откуда такое умение.

Когда мать умерла, Шакирьяну было не больше 6-7 лет. Точные данные установить невозможно, поскольку ни в Кунакбаевском сельсовете, ни в Учалинском районном отделе загса не сохранилась большая часть документов: они были уничтожены пожаром. Спустя какое-то время отец привел в дом другую жену, у которой был свой сын. Жили по-прежнему очень бедно, и нередко Юнус, взяв за руку родного сына, ковылял по дворам: попрошайничали. Тем и кормились. Шакирьян плохо знал родной язык, потому что отец больше говорил на русском. Да и ходить побираться так было удобнее.

Когда у Юнуса – в 1933-1934 году – появилась третья жена, Шакирьян ушел из дома. Время было тяжелое, голодное, и мальчишка скорее всего сам решился на это. Имеются, правда, сомнения: мол, похлопотала мачеха, чтобы избавиться от лишнего рта в семье. Но в принципе большой роли сегодня это не играет.

Куда делся Шакирьян, уйдя из деревни, сказать сложно: бумаги всех детских домов Башкирской ССР начала 30-х годов не сохранились. Но не исключено, что он попал в детприемник-распределитель по линии НКВД, откуда его направили в Мелекесс (ныне Димитровград) Ульяновской области. Там (по воспоминаниям) проявились его «первые следы», и там он уже был Сашкой Матросовым. Среди беспризорников существовали свои законы, и один из них гласил: если ты не русский, а национал, тебе никогда не поверят и всячески будут сторониться. Поэтому, попадая в детдома и колонии, подростки всячески старались изменить свои родные фамилии и имена на русские, первые, которые приходили в голову.

Кстати, потом у Александра-Шакирьяна была возможность вернуть свое имя, и не раз. Но он не захотел, да и рискованно это было: суровое время стояло. Личного дела о пребывании Матросова в этом детдоме также не сохранилось: будто кто-то специально прошелся по следам Героя…

Позже, уже будучи в Ивановской режимной колонии, Сашка со смехом откровенничал, как, устраиваясь в детдом, назвал своим родным местом город, в котором ни разу не был. Это несколько приоткрывает завесу, откуда во всех справочниках и энциклопедиях появился город Днепропетровск как место рождения Александра Матросова.

В Ивановской колонии у него было несколько кличек: Шурик-Шакирьян – кто-то, по-видимому, знал его настоящее имя, Шурик-матрогон – он любил носить бескозырку и матросскую форму, и Шурик-машинист – это было связано с тем, что он много путешествовал и именно его посылали на вокзалы ловить сбежавших колонистов. Еще Сашку дразнили «башкиром». Еще вспоминают, что он здорово выбивал чечетку и умел играть на гитаре.

В Ивановский режимный детдом Саша Матросов был доставлен 7 февраля 1938 года. (Кстати, именно с этого времени его жизнь более-менее можно восстановить по документам. – В.С.). С первых дней в Ивановке ему что-то не понравилось, и он самостоятельно вернулся в Ульяновский детприемник. Через три дня его все же вернули назад, и там он пробыл полтора года.

После окончания школы в детском доме в 1939 году Матросова по разнарядке отправили в Куйбышев на вагоноремонтный завод. А там гарь, дым… – это было не по Сашке, потому спустя какое-то время он ушел оттуда по-английски. Не попрощавшись.

Последний раз в родном Кунакбаеве Шакирьяна видели летом 1939 года. К тому времени он окончательно обрусел и всем представлялся Александром Матросовым. Его никто особо не переспрашивал «почему», было не принято задавать много вопросов. Сашка поправился, был аккуратно одет: на голове – бескозырка, под рубашкой виднелась тельняшка.

Еще будучи в Куйбышеве, вместе с другом они попали в милицию по обвинению «в нарушении паспортного режима», но когда его отпустили одного (друга посадили в камеру), следы Матросова потерялись. Всплыли они осенью 1940 года в Саратове. Как явствует из сохранившихся до наших дней документов, народный суд 3-го участка Фрунзенского района осудил его 8 октября по статье 192-й УК РСФСР к двум годам лишения свободы. Матросов был признан виновным в том, что, несмотря на данную им подписку о выезде из города Саратова в 24 часа, продолжал там проживать. Забегая вперед, скажу, что лишь 5 мая 1967 года Судебная коллегия Верховного суда смогла вернуться к кассационному рассмотрению этого дела, и приговор был отменен.

Матросов «сидел» в трудовой колонии, что в старой Уфе. За свою шустрость был назначен старшим группы из 9-10 парней. В их обязанности входило следить за порядком, особенно в столовой. Сашка всегда защищал тех, кто был младше, и даже дрался за них. От этого нажил себе много врагов среди своих – приблатненных. Один из них даже хотел Матросова прирезать…

Сашка отбыл в колонии «от звонка до звонка» – об этом можно судить по тому, что в конце сентября 1942 года в группе других новобранцев он оказался в Краснохолмском военно-пехотном училище. Тогда мало кого интересовало прошлое подростков 17-18 лет, те в большинстве своем даже не имели паспортов.

Училище находилось на берегу реки Урал, примерно в 15 километрах от районного центра Краснохолм Чкаловской области (ныне Оренбургская). Оно было создано в начале 1942 года и уже успело произвести один выпуск лейтенантов. Курс обучения в училище составлял шесть месяцев, и осенний набор, в котором был Александр, в марте 1943 должен был уйти на фронт лейтенантами. В училище Матросова приняли в комсомол. Об этом факте можно было и не вспоминать, но впоследствии, «примазываясь» к его славе, как минимум два музея (не хочется говорить какие) имели в качестве выставочного экспоната подлинник комсомольского билета Героя. Только на одном было написано: «Лег на огневую точку противника», на другом – «на боевую»…

Ситуация на фронте к концу 1942 года сложилась таким образом, что в январе 43-го весь курсантский состав училища был направлен рядовыми на пополнение фронтовых частей. Матросов был зачислен в списки 91-й Тихоокеанской добровольческой морской бригады имени Сталина 25 февраля. А спустя два дня при взятии деревни Чернушки он шагнул в бессмертие, закрыв телом амбразуру с вражеским пулеметом.

И совсем не важно, что впоследствии после приказа Сталина этот день приурочат к 23 февраля – 25-летию Красной Армии и что «подвиг Матросова» до этого был уже совершен более 70 раз… Да хоть в тысячу семидесятый! Заслонить грудью товарищей от смерти, не пожалев при этом собственной жизни, – здесь одного мужества мало. Во все времена у всех народов это ценилось и будет цениться выше, чем просто подвиг.

Юнус бабай дожил до этого дня и, ковыляя по деревне, с гордостью говорил всем, что его Шакирьян – настоящий герой. Старику, правда, не верили, думали заговаривается, чего не бывает при болезни. А он твердил: «Права была Муслима, молодцом сын вырос…» Умер Юнус в начале осени, так и не увидев Золотую Звезду Героя-сына и навсегда унеся с собой тайну превращения Шакирьяна Мухамедьянова в Александра Матросова.

От автора

Статья подготовлена по книге Райфа Насырова, материалам башкирских газет советского времени, а также на основании тех данных, которые были собраны юными следопытами.