search
main
0

Александр КУШНЕР: Мне чужды назидания

Легендарный Александр Кушнер, о котором Иосиф Бродский отзывался как об одном из лучших лирических поэтов ХХ века, отмечает 14 сентября этого года 85‑летие. «УГ» узнала, как мэтр относится к современной школьной программе по литературе, есть ли у него ученики и последователи, а также как поэт оценивает наше время, которое принято считать непоэтическим на фоне блистательного XX и золотого XIX веков.

Александр КУШНЕР. Фото с сайта zoschenko-museum.ru

– Александр Семенович, сегодня многие твердят, что настало время торжества непоэзии. Вы с этим согласны? Или это всего лишь разговоры из разряда «раньше трава была зеленее»?

– Увы, для таких пессимистических разговоров об упадке поэзии и ее ненужности сегодня есть основания. Посмотрите, как упали тиражи журналов и поэтических книг, посмотрите, что показывает телевидение, – сплошные пляски и громкоголосое, разнузданное пение, поэт, читающий стихи, исчез с экрана. А еще технические новинки, например увлечение робототехникой. Спорт, всячески поощряемый и прославляемый, юные фигуристки, действительно виртуозно катающиеся на коньках, – главные герои нашего времени. Это не только грустно, но и опасно для здоровья: спортсмен, достигнув больших успехов в 17-20 лет, уже к тридцати годам сходит со сцены, надорвав здоровье. Спортивные рекорды даром не даются. А самое главное – надо ведь и о душе подумать, разве можно жить, не зная живописи, музыки, поэзии, прозы?

Впрочем, я не позволяю себе отчаиваться, ибо знаю, что о вытеснении поэзии на периферию общественного сознания говорили и до нас, что конец поэзии, как конец света, предрекали много раз, но этот конец откладывался и откладывался, и вместо него начинался новый подъем, даже расцвет поэзии. Знаете, что Пушкин писал своему другу Вяземскому в 1820 году? «Круг поэтов делается час от часу теснее – скоро мы будем принуждены, по недостатку слушателей, читать свои стихи друг другу на ухо. – И то хорошо».

А можно вспомнить и жалобу Баратынского в стихах 1835 года «Последний поэт». Приведу первую строфу из его стихотворения целиком, уж очень она похожа на наши нынешние огорчения: «Век шествует путем своим железным, // В сердцах корысть, и общая мечта // Час от часу насущным и полезным // Отчетливей, бесстыдней занята. // Исчезнули при свете просвещенья // Поэзии ребяческие сны, // И не о ней хлопочут поколенья, // Промышленным заботам преданы». Кажется, что эти стихи написаны сегодня. Знал бы он, как мы будем любить и его, и Пушкина, и Лермонтова, какие поэты придут вслед за его «последним поэтом»! Достаточно назвать Тютчева, Фета, Некрасова… Но ведь и они страдали от одиночества и непонимания. Тютчев писал: «В наш век стихи живут два-три мгновенья. // Родились утром, к вечеру умрут». Ах, как это замечательно сказано! Опять-таки как будто сегодня.

А вот что писал критик из лагеря «прогрессивной, демократической общественности» Писарев о Фете: «…со временем продадут его пудами для оклеивания комнат под обои и для завертывания сальных свечей, мещерского сыра и копченой рыбы. Фет унизится таким образом до того, что в первый раз станет приносить своими произведениями некоторую долю практической пользы». Боже мой, и это сказано о поэте, стихи которого мы читаем затаив дыхание с восторгом и благодарностью: «Не жизни жаль с томительным дыханьем, // Что жизнь и смерть? А жаль того огня, // Что просиял над целым мирозданьем // И в ночь идет, и плачет, уходя!»

И даже Некрасов, любимый народными демократами и «передовым студенчеством», писал в конце жизни: «Я дворянскому нашему роду // Блеска лирой своей не стяжал. // Я настолько же чуждым народу // Умираю, как жить начинал».

Я потому и говорю об этом так подробно, что на все то же самое обречены поэты и сегодня.

Можно было бы вспомнить и моего любимого поэта Иннокентия Анненского, которого при его жизни почти никто не знал.

А в каком отчаянии умирал Блок! А как ужасна судьба Гумилева, Мандельштама, Цветаевой… Нет, нам нельзя сегодня унывать и впадать в отчаяние. По сравнению с ними нам сказочно повезло. И пусть падают тиражи (первая моя книга вышла в 1962 году 10-тысячным тиражом, сегодня в лучшем случае тираж мой составляет 1-2 тысячи экземпляров), а книги молодых поэтов выходят тиражом в 200-300 экземпляров. Ничего страшного! Тиражи Фета или Тютчева были такими же. Но стихи их живут и никуда не денутся. Почему? Потому что человек, любящий стихи, счастливее того, кому они не нужны. Потому что «в минуту жизни трудную» они приходят нам на помощь, как Лермонтову «одна молитва чудная». Идешь по улице, подавленный горькими мыслями или обстоятельствами, но вспомнишь поэтические строки… Какие? Да хотя бы эти: «Пережиты ли тяжкие проводы // Иль в глаза мне глядят, неизбежные, // Как тогда вы мне кажетесь молоды, // Облака, мои лебеди нежные!» (И.Анненский) – и снова хочется жить.

– Поэт сегодня меньше, чем поэт? Поэтическое слово и его влияние на людей – каким оно было вчера, в XX веке и каким видится вам завтра?

– Думаю, что настоящий поэт не может быть ни меньше, ни больше, чем поэт, в любую эпоху.

– Ваши отношения с рифмой. Как это у вас – рифма тянет стих или наоборот?

«Рифма, звучная подруга // Вдохновенного досуга, // Вдохновенного труда» – сказано у Пушкина. И это действительно так. Конечно, белый стих тоже может быть очень хорош, и все-таки рифма – великое счастье и чудо. Она подсказывает поэту то, что ему и в голову не пришло бы без нее, выводит поэтический сюжет на неожиданную дорогу, открывает перед поэтом ту дверь, которая без нее осталась бы заперта. Отказ от рифмы, точно так же как от регулярной метрики в модном сегодня верлибре, отталкивает читателя от стихов. Стихи тем и отличаются от прозы, что они запоминаются наизусть, иногда даже с первого прочтения. А верлибры (за редчайшим исключением) мы вспоминать и твердить про себя не станем.

Позволю себе прочитать свое стихотворение, в котором сказано о рифме точнее и лучше.

 

Я люблю тиранию рифмы – она добиться

Заставляет внезапного смысла и совершенства,

И воистину райская вдруг залетает птица,

И оказывается, есть на земле блаженство.

 

Как несчастен без этого был бы я принужденья,

Без преграды, препятствия и дорогой подсказки,

И не знал бы, чего не хватает мне: утешенья?

Удивленья? Смятенья? Негаданной встречи? Встряски?

 

Это русский язык с его гулкими падежами,

Суффиксами и легкой побежкою ударений,

Но не будем вдаваться в подробности; между нами,

Дар есть дар, только дар, а язык наш придумал гений.

 

– Прекрасно! Есть у вас любимая рифма, которую вы запомнили раз и навсегда, как только услышали?

– Любимой рифмы у меня нет. Во-первых, рифма может быть самой неожиданной, никем до тебя не найденной (вот лишь один пример из моего недавнего стихотворения, опубликованного в 6-м номере журнала «Знамя»: «Я люблю иностранный акцент // Петербурга, французский, голландский. // Он у нас иностранный агент, // Плохо знающий русские сказки…»), а во-вторых, даже самые затверженные, старые рифмы в подлинных стихах могут зазвучать по-новому. Для меня, например, тютчевские стихи с рифмой «кровь – любовь» не устарели и устареть не могут: «Пускай скудеет в жилах кровь, // Но в сердце не стареет нежность. // О ты, последняя любовь, // Ты и блаженство, и безнадежность…»

– Я только недавно приехал из Питера, был и на Петроградской стороне, которая, знаю, очень близка вам. Скажите, пространство, время и поэзия – насколько для вас плотна взаимосвязь этих трех субстанций как для художника и человека?

– Да, я вырос на Большом проспекте Петроградской стороны и очень люблю его. И те места, где живу сейчас, – рядом с Таврическим садом, Суворовским проспектом, Смольным собором – тоже. Вообще одной из главных удач своей жизни считаю кровную связь с Петербургом (как хорошо, что ему вернули его изначальное имя), в котором я родился и прожил всю жизнь. Он без приглашения и принуждения, хочется сказать, по его собственному желанию то и дело входит в мои стихи. «Как клен и рябина растут у порога, // Росли у порога Растрелли и Росси, // И мы отличали ампир от барокко, // Как вы в этом возрасте – ели от сосен…» Есть у меня и книга «Меж Фонтанкой и Мойкой» (2016 г.), в которую вошло множество стихов, посвященных любимому городу. Поэзия – дело конкретное, место и время ей необходимы, без них она не живет. Начинающим поэтам, где бы они ни жили, хоть в Вологде, хоть в селе, я советую почаще вглядываться в окружающее пространство, ведь это так интересно. И вовсе не обязательно жить в Москве или Петербурге. Фет жил в усадьбе (Степановка, Воробьевка), и какие стихи написаны им о родном пейзаже! А петербуржец Мандельштам, сосланный в Воронеж, написал страшные, но незабываемые стихи: «И переулков лающих чулки, // И улиц перекошенных чуланы…» И не только мрачные: «Где я? Что со мной дурного? // Степь беззимняя гола… // Это мачеха Кольцова… // Шутишь – родина щегла!»

– Ваше знаменитое ЛИТО А.С.Кушнера существует сегодня? Кого бы вы могли назвать в качестве своих главных последователей и учеников?

– Долгие годы я вел Литературное объединение, но у всего есть конец, в том числе и у этого дела. Тем не менее из моего ЛИТО вышло немало талантливых поэтов, назову хотя бы Алексея Пурина, Александра Танкова, Ивана Дуду, Давида Раскина, Алексея Машевского, Олега Левитана, Ларису Шушунову… Это далеко не полный перечень. К сожалению, некоторые из них перестали писать стихи.

– Вы как большой ценитель поэзии наверняка очень многие стихи помните наизусть. Обычно они сами запоминаются или вы специально заучиваете чьи-нибудь строки, чтобы они были всегда с вами? Я, например, из второй категории людей. А вы?

– В школьные годы я, конечно, заучивал стихи наизусть, выполняя домашнее задание. Думаю, что это необходимая составная учебного процесса, важно только, чтобы учитель сам любил стихи и выбирал для заучивания лучшие, чтобы ученики знали не только «Смерть поэта» Лермонтова, но и его «Молитву» («В минуту жизни трудную, // Теснится ль в сердце грусть…»), и «Парус», и «Завещание», и «Выхожу один я на дорогу…». Чем больше, тем лучше. Комментированное чтение – вот прекрасный способ внушить любовь к стихам. Читая вслух стихи в классе, иногда необходимо вернуться к какой-то строке, прочесть ее еще раз, может быть, что-то объяснить, чтобы до учеников дошло, почему она так хороша.

Но, конечно, я запоминал стихи наизусть еще в дошкольном возрасте, а затем они запоминались уже сами собой. Ну как можно прочесть, например, стихотворение Пастернака «Сестра моя – жизнь и сегодня в разливе…» и не запомнить с первого раза строфу: «Что в мае, когда поездов расписанье // Камышинской веткой читаешь в купе, // Оно грандиозней Святого писанья // И черных от пыли и бурь канапе»?

– Недавно я говорил для «Учительской газеты» с Валерием Шубинским, он, например, предлагает сильно пересмотреть школьную программу по литературе в части того, какие стихи учить на уроках. Вы в этом плане тоже за реформы?

– Я не знаю нынешней школьной программы, но, наверное, ее и впрямь необходимо пересмотреть. Надеюсь, из нее убраны поэма «Ленин» и «Стихи о советском паспорте», роман «Мать». А ввести в нее надо очень многое, но это особый разговор, который потребовал бы нескольких страниц.

Детская поэзия – особая, не­уло­вимая субстанция. Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать человек, пытающийся с ней совладать, поймать ее, как Жар-птицу?

– Думаю, что детская поэзия должна быть предметной (такой, как, допустим, «Мойдодыр» Чуковского) и смешной. Веселой, легко запоминающейся и умной. Не надо сюсюканья и лишнего назидания. И, конечно, она ни в коем случае не должна быть скучной. Кстати, вполне возможно, что сегодняшний упадок интереса к поэзии связан с тем, что родители не читают своим маленьким детям стихов: ни Чуковского, ни Маршака. В результате ребенок живет на сухой почве, не чувствует поэтической ритмики и рифмы и, повзрослев, уже не может полюбить ни Пушкина, ни Ахматову, ни Заболоцкого. Он беден, можно сказать, нищ; боюсь, что и полюбить никого по-настоящему он не сможет, потому что жизнь без поэзии, живописи, музыки бедна и убога, душа обречена на скуку и равнодушие.

– Но сегодня среди молодежи, что меня лично удивляет, стало даже, можно сказать, модно сочинять стихи. С чем связано такое явление, как вы считаете?

– Если вы правы и сочинение стихов вошло в моду, то это, мне кажется, очень хорошо и внушает надежду на то, что любовь к стихам не заглохнет, а возродится. Помню, что в 60-е годы прошлого века стихи после долгого забвения вошли именно в моду, и это радовало меня и моих друзей, в том числе пожилых. Назову замечательных филологов, с которыми я дружил, – Лидию Гинзбург, Дмитрия Максимова, Бориса Бухштаба и др.

– Есть, конечно, как это и было всегда, те, кто поражен в самое сердце поэтической стихией. Что скажете таким молодым авторам, какое напутственное слово они услышат от вас?

– Нет, напутствий давать не стану. Назидания и поучения мне чужды, и даже работая десять лет в школе, я обходился без них. Помните знаменитую фразу Горького, украшавшую школьные стены и библиотеки: «Любите книгу – источник знаний»? У Пушкина или Тютчева такого афоризма не найдешь, и слава богу!

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте