Александр Бронштейн: Доброта – это уже лекарство

Центр эндохирургии и литотрипсии в народе более известен как “клиника Бронштейна”. За несколько лет из небольшого медицинского учреждения ЦЭЛТ превратился в многопрофильную клинику, стремящуюся занять приоритетные позиции по всем направлениям деятельности. Сегодня гость нашей редакции – терапевт, член-корреспондент РАЕН, академик МАИ, профессор, ген. директор ЦЭЛТ, руководитель курса новых медицинских технологий ММА им. И.М. Сеченова Александр Семенович Бронштейн.

– Александр Семенович, как и когда у вас впервые появилось желание стать врачом?
– Я родился в семье врачей. Моя мама (ей 93 года) хирург. И, в общем-то, каких-то сомнений по поводу выбора специальности у меня никогда не возникало. С юных лет я не видел себя ни в одной сфере деятельности, кроме медицины. Я до сих пор уверен, что в мире просто не существует более достойного дела.
– Вы закончили медицинский институт и…
– Я закончил в 1961 году Первый Московский медицинский институт по специальности “лечебное дело”.
С распределением мне повезло. Меня не направили ни на Крайний Север, ни на “великие стройки коммунизма”. Свою карьеру я начал со скромной должности участкового терапевта в обычной районной поликлинике. Далее работал дежурным терапевтом в приемном отделении 67-й больницы, а затем судьба свела меня с выдающимся хирургом-проктологом Александром Наумовичем Рыжих. Это был мой Учитель.
– Помните ли вы своего первого пациента?
– У меня были пациенты, когда я еще учился в институте и работал врачом-субординатором. А вот своего первого пациента, когда я уже работал дежурным терапевтом, я помню до сих пор. Это был человек, отравившийся политурой. Я помню весь ужас этого приемного отделения, где вместе находились и больные с ишемической болезнью сердца, и с инфарктом, и с легочной патологией. Все находились в одной смотровой комнате. Этого человека положили куда-то под топчан. Все это врезалось в память.
– Вам удалось “откачать” этого больного?
– Нет, не удалось. К сожалению, его привезли к нам слишком поздно. Его “откачивала” целая бригада врачей в течение 8-9 часов, но мы ничего не смогли сделать.
– Как далее складывались ваши жизнь и карьера?
– Не буду скрывать: я всегда был врагом советского строя. Никогда не был членом партии. Меня поражала двойная мораль, безраздельно царившая в те годы: думаешь одно, а говорить вынужден другое. В конце
60-х – начале 70-х годов началась волна еврейской эмиграции (а у меня есть родственники в Израиле), и я почти готов был к тому, чтобы уехать из страны. Уехать “за свободой”. Но в последний момент струсил. Да и мама не хотела, чтобы я уезжал. В то время я уже работал в Институте проктологии у профессора Рыжих. Нужно сказать, что моя карьера складывалась удачно. Интересная работа, неплохая зарплата. Но окружающая атмосфера не давала мне в полной степени реализовать себя. И вот наступила перестройка. Я почувствовал этот “ветер перемен” и понял, что у меня появился шанс что-то изменить в своей жизни. Я понял, что можно наконец уйти из-под удушающей опеки государства. В 1989 году мы, группа единомышленников, на базе 7-й больницы организовали частное медицинское предприятие. Я в то время работал заведующим гастроэнтерологическим отделением. У нас был литотриптор – аппарат для дробления камней в почках, единственный аппарат на всю округу. Мы сумели помочь сотням людей. Случайно мне удалось познакомиться с замечательными людьми: Валерием Владимировичем Рудаковым, в то время начальником “Главалмаззолото”, и его замом Иваном Степановичем Алексеевым. В те годы это была одна из наиболее богатых организаций. С нее все и началось. Мы заключили договор о сотрудничестве. Они закупали для нас оборудование, а мы их лечили. Затем на базе нашего отделения был создан Московский городской центр литотрипсии. Через какое-то время группа специалистов во главе со мной покинула стены 7-й горбольницы. К тому времени у нас уже были спонсоры , но было и главное – стремление создать нечто такое, что в корне отличалось бы от существующих медучреждений. Благодаря помощи Юрия Михайловича Лужкова мы переехали в помещение, находящееся на шоссе Энтузиастов. В этом доме мы базируемся и по сей день.
– Можно ли говорить о том, что клиника создавалась под конкретного человека? Я имею в виду вас…
– Да, об этом можно говорить. Но “под меня” не означает “для меня”.
– И все-таки почему именно под вас?
– Наверное, потому, что люди, вложившие деньги в проект, знали, что, во-первых, Бронштейн способен работать по 20 часов в сутки, во-вторых, и, возможно, это главное, слову Бронштейна можно верить.
– А на что был сделан акцент в работе клиники?
– На современные методики. Мы одними из первых в Москве начали использовать эндоскопию в хирургии. Этот щадящий хирургический метод позволяет делать операцию без разреза кожных покровов – просто делается небольшой прокол. Все происходит без боли и крови.
– Как выглядит ваше “детище” сегодня?
– На сегодняшний день клиника представляет собой многопрофильный стационар. Легче перечислить, чего у нас нет. Нет онкологии, психиатрии, кожных болезней. Основные рабочие направления – кардиология, эндоскопическая хирургия и литотрипсия. Стратегическая задача – сохранение профиля клиники как Центра неинвазивной, проще говоря, щадящей медицины. Одна из особенностей клиники – минимальные сроки лечения. После эндоскопических операций больной находится в клинике считанные дни, а не недели и порой месяцы, как это обычно происходит. “Человек как можно быстрее должен вернуться в строй” – это своего рода девиз нашего Центра. Кстати, и полное диагностическое обследование в нашей клинике занимает сутки.
– По каким критериям вы отбирали специалистов?
– Критерии были достаточно высокие. Кандидат должен был иметь хорошее медицинское образование, знать иностранный язык. Помимо этого, рассматривалась информация о том, где они прежде работали, профессиональная характеристика. Большинство нашего врачебного персонала – мужчины. Что ни говори, а для мужчины дело на первом месте. Мужчина не уходит в декретный отпуск. На мой взгляд, с мужчины можно больше потребовать. Ну и вообще, объем работы у нас чисто мужской. Впрочем, не надо думать, что я выступаю против представительниц прекрасного пола. У нас работают замечательные женщины, и я очень уважаю их труд.
– Способны ли вы с первого взгляда определить, что за человек перед вами?
– Думаю, что да. Чаще всего, когда человек сидит передо мной и я смотрю ему в глаза, то сразу вижу, хороший ли это человек или нет, способен ли он трудиться, есть ли в нем искра Божья. Бывает, конечно, что и ошибаюсь, но с возрастом это происходит все реже и реже.
– Наверное, все ваши подчиненные работают с полной выкладкой…
– Да. У нас рабочий день начинается в 9.00 и заканчивается порой поздним вечером. В то же время в клинике созданы все условия для нормального жизнепрепровождения. Я считаю, что на работе врач должен себя чувствовать лучше (или по крайней мере не хуже), чем дома. При всем этом немаловажным фактором является и зарплата. В нашем Центре она выше, нежели в большинстве медицинских учреждений города.
– Не могли бы вы дать обобщенный портрет врача? Каким должен быть врач в идеале?
– Портрет врача? Во-первых, это высочайшие познания в той области, в которой он работает. Второе и, может быть, главное – человеческая порядочность. Такой врач не может обмануть ни пациента, ни своего руководителя. Далее – доброта. Мы живем сейчас в очень озлобленном и зависимом мире. Доброта – это уже лекарство. Что еще? Отсутствие зависти. Умение радоваться успехам коллег. И последнее – трудолюбие. Если человек говорит мне, что у него оплачиваемое рабочее время до 15.00, а в 15.05 поступает больной и врач требует доплаты, то он попросту не должен работать в медицине, я такого “специалиста” уволю моментально.
– Каков основополагающий принцип вашей работы в качестве руководителя?
– Принцип один – не мешать людям работать. У нас работают профессионалы, и я им доверяю. Если ты начинаешь указывать сотруднику, как ему следует работать, – это конец делу.
– Способны ли вы наказать подчиненного?
– Только за конкретный проступок. Более того, за серьезный проступок я увольняю человека без всякого КЗоТа. К счастью, это редчайшие случаи.
– Я слышал, что некоторых сотрудников вы направляете на стажировку за рубеж…
– Это действительно так. Но порой бывают комические ситуации. Как-то я отправил на стажировку в Австрию нашего ведущего хирурга-эндоскописта Олега Луцевича. Олег – уникальный специалист, совершивший тысячи успешных операций. Медицина, конечно же, не спорт. Но его достижения сродни мировому рекорду. Так вот, когда я приехал в Австрию и, конечно же, зашел в клинику, где Олег проходил стажировку, то от директора я услышал следующее: “Это не господин Луцевич должен чему-то учиться у нас, а мы должны учиться у него”.
– Издревле профессия врача считалась одной из самых уважаемых в обществе. Каково, на ваш взгляд, положение врача в сегодняшней России?
– Более унизительного положения и оскорбительного отношения к человеку “в белом халате” я даже не могу себе представить. Все разговоры о бесплатной медицине абсурдны. Бесплатной медицинской помощи нет и не было никогда. Другое дело, кто оплачивает труд врача. Это может быть государство, но речь тогда должна идти не о копейках, а о нормальных деньгах. Это могут быть страховые компании. Но они должны платить, чего, к сожалению, не получается на деле. Меня особенно беспокоит положение медиков-ветеранов. Эти люди отдали медицине всю свою жизнь. И что в итоге? Четыреста рублей пенсии… Это ли не позор для страны?
– Я прекрасно понимаю ваше беспокойство по поводу коллег. И тем не менее вам могут возразить те же ветераны образования…
– Согласен. Могут возразить и будут правы. Действительно, ныне люди многих профессий заняты решением одной проблемы – просто выжить. Но в данном случае разговор идет о медиках. Я считаю своим личным долгом помочь нескольким сотням московских медиков-ветеранов. Уже разработана программа действий в этом направлении, и я надеюсь ее осуществить.
– Несмотря на то что профессия врача не сулит материальных благ, конкурс в медицинские институты отнюдь не уменьшается. Как вы думаете, почему?
– Мне кажется, что в первую очередь молодежь привлекает потрясающее благородство этой профессии. Что может быть лучше, чем дать человеку жизнь, вернуть здоровье? Помимо этого, есть и еще одна сторона профессии. Занятие медициной дает хоть и небольшой, но все-таки гарантированный кусок хлеба. Ну а дальше все зависит от трудолюбия, целеустремленности, наконец, от способностей человека.
– Что вы можете сказать о медицинском образовании на Западе? Сопоставимо ли оно по своему уровню с российским?
– С точки зрения материального оснащения учебного процесса преимущество западного образования бесспорно. Но если говорить о теоретической базе, о том, что именуется понятием “школа”, то наше образование не уступает, а превосходит систему обучения на Западе. Моя старшая дочь ныне живет и работает врачом в Америке. В свое время она закончила Первый Московский медицинский институт имени Сеченова, и я очень рад, что она получила образование в Москве.
Беседовал
Александр ГУШАНСКИЙ