На чтение: ≈ 8 мин.Зачастую, когда обсуждается вариативность в образовании, это явление сводят к внешним аспектам: выбор школы, программы, учебников. За этим стоит своя, присущая обыденному сознанию, правда. Но необходимо сделать несколько акцентов.
Исторический акцент связан с конструктом вариативности. \”Вариативное образование\” было введено в дискурс как термин в декабре 1991 года, когда заканчивался Советский Союз, и возникала, уже в другом пространстве коммуникаций, – Россия. Тогда вышла моя статья, которая называлась \”Рубенс против Дюрера\” и показывала ущербность логики: \”Ты за кого? За \”белых\” или за \”красных\”? За учебник физики Перышкина или учебник физики Кикоина..?\” Вместо этого был и остается необходимым анализ эволюционного смысла образования.
Как механизм историко-эволюционного процесса образование работает в двух режимах. Либо жесткая работа на адаптацию, и тогда в перспективе мы имеем только стандартные программы и шаблоны. Гениальным вариантом такого образования была классно-урочная система, разработанная великим Яном Амосом Коменским, который по сути создал фабрику стандартного производства – конвейер, задолго до Форда, – победив тех, кто нес другие идеи: вагантов, менестрелей, образовательных кочевников… Либо – как механизм вариативности, variability, готовности к изменчивости системы.
В разных системах существуют, как минимум, три формы отбора. Дарвиновский \”направляющий отбор\”, в рамках которого уничтожается все слабое. Придающий устойчивости \”стабилизирующий отбор\” Ивана Шмальгаузена. И отбор, который замечательный антрополог Валерий Алексеев назвал \”рассеивающим\” – поддерживающим любые вариации. Последний связан со странным феноменом в эволюции – системной мутацией. За ним стоит своеобразная \”гипотеза обнадеживающих уродов\”, которая означает: то, что в эволюции кажется нам странным, непонятным и, прежде всего, избыточным для системы, при наступлении неопределенности, кризисов или конфликтов создает новые ниши и завоевывает новые территории.
Для меня вариативность – это именно проявление избыточности системы, без которой та не может развиваться в мирах, описываемых Ильей Пригожиным и Нассимом Талебом. Поэтому эволюционные идеи о variability и главный принцип – \”образование должно быть избыточным по отношению к сиюминутной адаптивной ситуации\” – были введены как идеология вариативного образования.
При этом парадокс заключается в том, что именно вариативность обеспечивает динамическую устойчивость – устойчивое развитие в ситуации кризиса. Она дает возможность нашим ребятам, которые приходят в школу и вуз, сегодня, когда мир превратился в колоссальный ускоритель эволюции, подготовиться к жизни в этом мире.
Меня часто неправильно понимают: я не против, а за ЗУНы – \”знания, умения и навыки\”. Вопрос лишь в том, какое место они занимают в иерархии системы. Сегодня на первом месте не hard skills, и даже не любимые Германом Грефом soft skills. Впереди то, что я называю \”вариативные\” и \”преадаптивные\” программы развития.
В их числе, применительно к школе, находятся программы, которые идут от Льва Выготского, Даниила Эльконина, Василия Давыдова.
В 1994 году мы с коллегами Василием Давыдовым, Любовью Кезиной, Артуром Петровским предложили вернуться к педологии как науке о разнообразии ребенка. Инструментами для обеспечения разнообразия в те годы стали с трудом проведенные вполне конкретные решения. Например, возможность сочетания форм семейного, негосударственного и государственного образования. Я также осторожно добился того, что вместо одного издательства \”Просвещение\” появились более сорока издательств. Авторы перестали быть рабами монополии, была заложена возможность выбора для учителя.
Необходимо понять: Россия – не гомогенное пространство. Когда кто-то говорит \”единое образовательное пространство\”, он зачастую при этом не понимает главного: управление Россией – это управление пространством разнообразия. И вариативность является инструментом, с помощью которого мы позволяем людям с разными стартовыми возможностями достигать успеха своими путями. Как говорил Карл Юнг, важны не узкие колеи, а необщие пути развития.
Сегодня мы испытываем на себе \”эффект колеи\” и даже узкоколейки. Из нее не вырваться, отказавшись от вариативности. Именно она, благодаря идеям Выготского, Давыдова и Леонида Занкова, позволила нам совершить рывок в дошкольном образовании. Именно она в 2016 году обеспечила нашей начальной школе первое место по PIRLS – через понимание, а не вызубривание текстов.
Да, средняя и старшая школы оказались куда больше привязаны к парадигме \”знаний, умений, навыков\”, прежде всего, – в ментальности учителей. Нужен был \”интенсивный курс\” перехода к вариативному образованию для педагогов, а этого не произошло. Но он нужен по-прежнему, и никакая \”цифровизация\” его не заменит: инструменты должны идти за идеологией.
Сегодня даже среди лучших, к которым относятся мои коллеги – Ярослав Кузьминов, Алексей Кудрин, – господствует разработанная экономистами еще в 1960-х идея так называемого \”человеческого капитала\”. Отсюда вытекает разговор о \”средствах\”, \”ресурсах\” и \”новой нефти\”. Для меня куда важнее образование как вариативная форма развития человеческого потенциала: от него ключевой вектор идет к человеческому капиталу.
\”Всегда стоит помнить поучительную историю… В 1940 году Уинстону Черчиллю было предложено пограничить обучение в школах одним учебником по каждому предмету. Он ответил: \”Я ничего не смыслю в образовании, но не сделаю этого, потому что это уже сделали Гитлер и Муссолини…\”
Прочитано в газете
\”Вести образования\”
Выбор читателей
Комментарии