Александр АРХАНГЕЛЬСКИЙ: Выросло поколение, которое хочет серьезных разговоров

Читающая Россия с нетерпением ждет большой книжный фестиваль «Красная площадь», который пройдет с 3 по 6 июня. Известный писатель, телеведущий, эксперт в области образования Александр Архангельский примет участие в двух мероприятиях фестиваля: 4‑го в паблик-токе «Учительской газеты» «Диалоги о главном. Жанр интервью в цифровую эпоху», а 5‑го в презентации своей новой книги «Русский иерог­лиф. История жизни Инны Ли, рассказанная ею самой» (АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022). В преддверии фестиваля мы встретились с Александром Николаевичем, чтобы поговорить об изменившемся статусе литературы сегодня и об уроках мемуаристики, о новых потребностях аудитории и поиске истины в литературных героях.

– Александр Николаевич, расскажите, пожалуйста, о книге, которую вы в этом году будете представлять на «Красной площади».

– Эта книга завершает небольшую трилогию, которая называется «Счастливая жизнь». Она посвящена нашим современникам – старшим, разумеется, потому что у младших пока не такой большой жизненный опыт, чтобы было о чем вспоминать. Мои герои – три очень разных человека с одинаково драматической судьбой, но очень непохожими взглядами.

Первым героем был Теодор Шанин, основатель одного из первых в России независимых университетов. Он уже ушел от нас, но книгу успел подержать в руках, а на презентацию уже не успел приехать. В его случае мы имеем дело с драматической судьбой рожденного в Вильно – городе, который переходил от одного государства к другому. В детстве Теодор оказался в ссылке, в юности прошел через эмиграцию. Парадоксально, не правда ли? Трудно себе представить, что из Советского Союза в 1946 году была возможна эмиграция, но при определенных обстоятельствах – да. Из Польши он эмигрировал во Францию, из Франции поехал воевать в Израиль, потом разорвал отношения с Израилем и в Англии стал русским крестьяноведом. Невероятные приключения! При этом он атеист и левый либерал.

Вторым героем этой трилогии стал французский славист, переводчик Солженицына, Андрея Белого и много кого еще Жорж Нива. Для него связь с Россией тоже драматична. Он приехал сюда сразу после XX съезда, учился в МГУ, где был французским стажером. А в это время будущий великий лингвист Зализняк учился в Сорбонне. Такой был пример того, как открываются ворота в обе стороны, на Восток и на Запад. Здесь Жорж Нива влюбился в дочь Ольги Ивинской, возлюбленной Бориса Пастернака, и вошел в окружение Бориса Леонидовича, прочитал еще не опубликованного «Доктора Живаго». А потом его в традициях советской власти в разгар романтических отношений выслали за несколько недель до свадьбы. Его невесту посадили в тюрьму вместе с Ольгой Ивинской. Дальше война в Алжире, помощь диссидентам, с одной стороны, судьба французского слависта – с другой.

Третьей героиней стала китайская переводчица Инна Ли, или, как ее называют в Китае, Ли Иньнань, дочь сооснователя китайской компартии Ли Лисаня и русской дворянки Елизаветы Кишкиной. Такое совершенно неожиданное сочетание – и, соответственно, путь тоже неожиданный: с одной стороны, Советский Союз 40-х годов, с другой – жизнь китайской золотой молодежи. Инну ждали гибель отца, тюрьма, воспитание в деревне, невозможность говорить по-русски и другие испытания… Если Теодор Шанин – убежденный левый либерал и атеист, Жорж Нива – умеренный консерватор и кальвинист, то Инна Ли – вольномыслящая русская китаянка. Она долго определяла для себя, кто же она, и в конце концов определила, что китайского в ней больше. Живет она сейчас тем не менее все же в России.

Итак, мои три книги рассказывают историю первой трети XX века – про то, как эти годы отразились в судьбах очень важных для меня людей. На «Красной площади» я буду представлять прежде всего книгу об Инне Ли, но и немного поведаю обо всей трилогии в целом.

– После 24 февраля наша жизнь очень изменилась. Как вы считаете, чем пример Инны Ли может помочь нашим современникам? Можно ли сказать, что этот пример утешающий или вдохновляющий?

– Я бы предпочел, чтобы история была устроена поласковее, чем в XX веке, и чтобы опыт таких людей, как Инна Ли, нам не пригождался. Но что делать, мы не выбираем, за нас принимают решения. Ее опыт не то чтобы вдохновляющий, но чуть-чуть успокаивающий. Можно пройти через тяжелейшие испытания, через слом несовместимых эпох. Можно пройти через страну, которая ввергается в насилие, в том числе по отношению к своим собственным гражданам, но не только: вспомним происшествие на острове Даманский в 1969 году. И при этом можно не только остаться самой собой, но и накопить внутреннюю силу. Внутренняя сила – это то, чему нужно учиться, потому что конкретные исторические обстоятельства никогда не совпадают. А опыт преобразования бессилия в силу, испытания – в источник надежды, мне кажется, всем нам очень пригодится в ближайшие годы.

– В прошлом интервью «Учительской газете» вы говорили о Теодоре Шанине: «А так, чтобы переживать, как Гамлет, и быть твердым, как Фауст, это редко бывает. Вот этот образ, который я не нашел в литературе, я не нашел его в жизни, я нашел его в Теодоре Шанине». Могли бы вы повторить эти слова об Инне Ли – что не нашли такой образ в литературе и в жизни, а обрели в ней?

– С женщинами в русской литературе дело в этом смысле обстоит благополучнее. Сильные героини, способные противостоять давлению эпохи, в отличие от сильных героев у нас есть. И тут легче было оглядываться на опыт русской литературы – от княгини Ольги до Ольги Ильинской, от Татьяны Лариной до отсылающей к ней Лары… Образ Инны Ли вписан в русскую литературную традицию больше, чем образы мужчин – героев этой серии. Вообще, если бы серия была посвящена людям XXI века, тем, кто сейчас входит в историческую жизнь, то героинь было бы больше, чем героев. Женщины все больше вовлекаются в процесс создания исторического опыта. Но мы все-таки пишем про XX век, где женщине не так легко было состояться, как мужчине. И в этом отличие третьей книжки от двух предшествующих.

А еще Инна не боится говорить о быте больше, чем герои-мужчины моей серии. Она не боится показаться приземленной, так как знает про себя, что она интеллектуалка. И в этом смысле ее образ очень обаятельный. Хотя все они очень обаятельные. Но Теодор Шанин рассказывает о своем жизненном примере, Жорж Нива похож на вспоминающего интеллектуала… А Инна Ли делится опытом, который может пригодиться читателю. Она заботлива по отношению к нашему читателю, она беседует с ним.

– Сейчас жизнь вокруг не очень заботлива в отличие от Инны Ли. Например, многие отказываются от проведения литературных мероприятий, видя в этом гедонизм. Как смотрите на это?

– Я считаю, что дело каждого из нас – продолжать свою работу, помня о контексте, в котором мы находимся. Условно говоря, должен ли повар, работающий в ресторане, из-за того, что вокруг несчастье, бросить нож на каменный пол, снять фартук, колпак и уйти подметать улицы? Если он хороший повар, его дело – работать на кухне. Но, работая на кухне, не мешало бы помнить, что где-то люди голодают, где-то происходит несчастье. А писатель участвует в фестивалях, пока ему позволяет это делать совесть. И каждый решает для себя. Я знаю условие, при котором я откажусь участвовать: если от меня потребуют говорить то, чего я не думаю; если от меня потребуют выступать в контексте политических, экономических, культурных и прочих решений, которым я не сочувствую. Есть люди более чувствительные, я знаю, что крупный литературовед Олег Лекманов отказывался участвовать в ярмарке Non/Fiction в знак протеста против того, что организаторы не допустили кого-то из писателей на выступление. Я считаю, что лучше прийти и сказать об этом писателе. Не то чтобы Олег неправ, но он выбрал эту дорогу, и я желаю ему удачи в том, чтобы идти по ней до конца, а я выбрал другую.

– А приобретает ли особое значение фестиваль «Красная площадь» в свете происходящих событий?

– Поскольку книжная отрасль в России не избалована, она нуждается как минимум в организационной поддержке. У нас не состоялась ярмарка Non/Fiction весной, я не уверен, что это была очень хорошая идея, но тем не менее это так. Книги, особенно рассчитанные на продвинутую аудиторию, там продаются быстро и хорошо. Что касается «Красной площади», то, поскольку это центровое место в Москве, люди приходят туда покупать книги, многие из них впервые видят такое их изобилие и такие интересные издания. Это дает возможность издателям хоть как-то удержаться на плаву: бумага, как известно, подорожала почти вдвое, книги для многих стали недоступны, так как стоят дорого и в «живых», и в онлайн-магазинах. Конечно, проблем много. Но повторюсь: повар, который работает на кухне, должен помнить, что в этом мире есть голодающие и те, кто не может позволить себе сходить в ресторан, где он готовит. Чувство обостренной совести полезно и повару, и писателю. Поэтому, приходя на «Красную площадь», вы должны помнить, что происходит в мире за пределами Красной площади. Такие фестивали проходят сейчас в Архангельске, в Сибири…

– И правда, мы не можем сказать читателям: «Дорогие, обстоятельства переменились, поэтому мы с вами разговаривать не станем».

– Разве что в одном случае: если нам не позволят с ними разговаривать. Пока позволяют и не заставляют говорить то, что ты не думаешь, надо, с моей точки зрения, идти и разговаривать. В тех двух мероприятиях, в которых я участвую на «Красной площади», нет ничего зазорного и противоречащего моей совести, поэтому я участвую в них.

– Александр Николаевич, мероприятие «Учительской газеты» будет посвящено жанру интервью в цифровую эпоху. Сейчас многие журналисты развивают свои YouTube-каналы, делая именно интервью. С чем вы как эксперт связываете эту тенденцию и почему именно этот жанр оказался одним из самых востребованных сегодня?

– Во-первых, технологии настолько удешевились, что хорошую видео­съемку давно уже может позволить себе отнюдь не только телеканал, не только группа энтузиастов, но даже отдельно взятый человек. И для того чтобы выйти в эфир, больше не обязателен эфирный носитель по имени «телевизор». В связи с этим люди получили возможность не под контролем редакции, не под контролем начальства, а по собственному вдохновению пойти на разговор в открытом пространстве YouTube. Это риск, так как можно провалиться. Кроме того, в некоторых случаях стали окупаться расходы, что очень важное дело, так как, если ты тратишь, необходимо хотя бы не выходить в ноль. И самое главное – созрела аудитория. Пока я работал на телевидении, моя аудитория не очень охотно смотрела программы за пределами эфирной сетки: телевизор смотрели, а в сетевом пространстве не досматривали. Выросло поколение, которое хочет серьезных разговоров. И в то же время они привыкли смотреть передачи вне эфирной сетки. За этим поколением потянулось и старшее, оно тоже стало себя переучивать. Так созрела довольно большая аудитория, даже больше, чем у телеканалов, которая хочет разговора напрямую: мимо начальства, мимо государственного бюджета, мимо бизнес-интересов корпораций, один на один, благодаря цифровым возможностям. И это, мне кажется, замечательно.