На чтение: ≈ 22 мин.Ян Амос Коменский (1592-1670) – один из величайших умов в истории человечества, звезда первой величины эпохи возрождения, непревзойденной по количеству гениев в науке, культуре, искусстве (Данте, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Лютер, Декарт, Сервантес, Кампанелла, Галилей, Коперник, Рембрандт, Кеплер, Рубенс, Харвей, Шекспир и другие), создатель научной педагогики. Главный труд – “Великая дидактика” (1632 г.), в которой все законы и правила обучения и воспитания выведены из природы человека – отсюда и принцип природосообразности.
Взяться за этот титанический труд его подвигло еще бытовавшее в те времена чувство сострадания. Страдая сам от гонений католических фанатиков – в Европе полыхала Тридцатилетняя война (1618-1648), скрываясь от них то в одном, то в другом уголке этого религиозного пожарища, Коменский просто не мог не обратить внимания на то, что еще страшнее, чем та нескончаемая война, была тогдашняя европейская школа. Возможно, первый и последний раз он почувствовал, что ему не хватает слов для описания этого зрелища. Поэтому, вероятно, он и обратился к свидетельству другого очевидца, к запискам “ученейшего доктора богословия и профессора” университета в Ростоке Эйльгарда Любина (1565-1621), который эти слова нашел и уже высказал: “Применяемый метод обучения детей представляется мне совершенно таким, как если бы кому-либо, оплатив его труд и старания, поручили нарочно придумать преподавание, так чтобы учителя обучали своих учеников, а те учились не иначе, как с неимоверными трудами, со страшным отвращением, с бесконечными тягостями и притом не иначе, как в предельно длительный промежуток времени. Всякий раз, когда я об этом думаю и размышляю, смущенное сердце содрогается, и ужас проникает в глубину моей души… Думая обо всем этом, я, признаюсь, не раз приходил к мысли и к тому решительному убеждению, что все это введено в школу каким-то злым и завистливым гением, врагом человеческого рода” (см.: Коменский Я.А. Избр. Пед.соч. – М., 1955. – С. 224-225).
Было бы противоестественным, если бы такой человек, как наш герой, не решил в такой ситуации вступиться за детей. Докопаться до первопричины, превращающей школу в ад для ангельских душ, и не предложил бы в качестве образца школу, которую он сконструировал сам. Но не только сконструировал, а будучи ее директором и преподавая в ней родной язык (чешский), Закон Божий, латынь, а также другие предметы, и всесторонне апробировал.
Всеевропейское признание Коменский получил при жизни. Но по полной программе, дальновиднее всех “теоретическую новизну и практическую значимость” “Великой дидактики” оценила Англия. Ведь именно в это время ее отважные, неудержимые флибустьеры прибирали к рукам необъятные и несметно богатые заморские территории, включая Америку, а для их освоения, колонизации ай как были нужны отлично подготовленные кадры администраторов, миссионеров, фермеров, строителей, шерифов, полицейских, флотского и армейского комсостава, матросов, солдат и, конечно, школьных учителей, которыми еще древние римляне закрепляли все свои воинские успехи.
А тут еще оценили Коменского, вероятно, за то, что английские провинциалы лучше, чем германские, французские и прочие, усвоили великую культуру Рима (вспомним хотя бы о том, что Древний Рим стал первым в истории человечества правовым государством и додумался до разделения властей), Господь Бог облюбовал Англию для беспорочного зачатия промышленной революции и вскоре к славе грозной владычицы морей она добавила честно заслуженный титул “Мисс мастерская мира”.
И опять проблема кадров: острейшая потребность в оборотистых деловых людях, умеющих на пенсе “наварить” фунт, и в рабочих, способных завалить мировой рынок товарами эталонного качества, побить любого конкурента. Попробуй-ка решить такие задачки без эффективной науки о “человеческом факторе”. И снова – Божий промысел: протяни руку через Ла-Манш и бери готовенькое. Какой дурак откажется и будет строить из себя квасного патриота, доказывая с пеной у рта, что раз эта педагогика забугорная, то она нипочем не годится для британского менталитета? Что лучше лет сто повременить и пошукать (за народные деньги, конечно) “собственный путь”, т.е. придумать что-нибудь … этакое? Например, дистантный мост: от Маниловки и до самого Петербурга! А разве не забавно – переделка человеческой природы с помощью “культурно-исторической теории” и вытекающих из нее “поэтапного формирования умственных действий”, “воспитывающего обучения”, “обучения на высоком уровне трудности” и “развивающего обучения”?
За такие фантазии практичные англичане первым же фрегатом отправили бы на вечное поселение в Австралию. Для перевоспитания тамошним весьма специфическим контингентом. Поэтому, едва дождавшись, когда Коменский закончил (в 1638 г.) перевод “Великой дидактики” с чешского оригинала на общепринятую в тогдашнем ученом мире латынь, парламент Его Величества (по предложению самого Бэкона Веруламского!), не скупясь ни на какие пожертвования в пользу протестантской “Общины чешских братьев” (Коменский состоял в ней епископом, а по совместительству был директором школы и преподавал почти все науки), тотчас (1640 г.) пригласил его в Лондон, для “осуществления своих великолепных планов” и научной переподготовки английских образованцев.
В Лондоне Коменский проработал целый год, хотя его настойчиво звал в свою страну шведский король на еще более выгодных условиях. Это приглашение Коменский в конце концов тоже примет, но самое главное он сделал в Англии. Его британские “курсанты” оказались очень старательными и смышлеными учениками. Они на пятерку с плюсом усвоили новую, сказочно эффективную науку образования и не только внедрили ее у себя, но развезли на своих бесчисленных кораблях по всему белому свету.
В 1642 г. английские переселенцы высадились на берегу Массачусетского залива в Америке. Там они основали свое первое поселение и построили (в 1644 г.) первую американскую школу по “типовому проекту” гениального педагогического архитектора, которая и положила начало триумфального марша “Великой дидактики” по всему Новому Свету. И тем, что Америка представляет собой сегодня, она, пожалуй, в решающей мере обязана этой “Педагогической Библии”, а поскольку Коменский был чистых кровей славянином, американцы имеют все основания благодарить и нас за свое экономическое чудо, за все, что с ним связано.
К большому сожалению, история распорядилась так, что мы свой шанс упустили. И цари и вожди проглядели его. Сегодня это упущение можно было бы наверстывать, но вот беда – “субъективный фактор”: министерство образования и Российская академия образования никак не решатся обрубить пуповину, которая держит их на прусско-марксистском якоре. От этого все страдания нашей школы, все учебные муки детей, следствием которых и является самое страшное – невосполнимые потери в здоровье и трудоспособности.
Конечно, без конца такое положение не может сохраняться. Предел терпению уже наступил. Но где выход? В бесконечных шарлатанских “инновациях” вроде “развивающего обучения” или “управления качеством образования”? В министерских “припарках мертвым” вроде 12-летки и единого государственного экзамена (кого экзаменовать – 90% двоечников и “натянутых троечников”)? Надежное решение проблемы – единственное: немедленный отказ от “государственного образовательного стандарта”, т.е. от уравниловки и принудиловки, от “единого образовательного пространства”, т.е. от удушения земской инициативы, а главное – изгнание с позором извращенческой марксистской “педагогики” и “психологии” и полная реабилитация научной природосообразной педагогики, которую создал Коменский, которую донесли до нас другие ее классики (Локк, Песталоцци, Дистервег, Ушинский и Макаренко) и которая с нарастающим успехом трудится во всех культурных странах.
Ну а теперь, благословясь, к АКСИОМАМ.
Первая: Человек есть самое высшее, самое совершенное и превосходнейшее творение (“Великая дидактика”, гл. I);
Вторая: Семена образования, добродетели и благочестия заложены в нас от природы (там же, гл. V);
Третья: Нет необходимости что-либо привносить человеку извне, но необходимо взращивать, выяснять то, что он имеет заложенным в себе самом (там же);
Четвертая: Врождены также человеку стремление к знанию и не только способность переносить труды, но и стремление к ним (там же);
Пятая: Подобно тому как нет никакой необходимости принуждать глаз, чтобы он открывался и смотрел на предмет, так как он сам собою (стремясь от природы к свету) с наслаждением взирает на свет и воспринимает все (лишь бы только не мешало ему сразу слишком большое число предметов) и никогда не может насытиться созерцанием, – точно так же наш ум жаждет предметов, сам всегда открывается пред ними, сам хочет созерцать все, сам воспринимает все, сам быстро все усваивает; везде он неутомим, лишь бы только не был он подавлен множеством предметов и лишь бы все ему предоставлялось для созерцания одно вслед за другим, в надлежащем порядке (там же);
Шестая: Кто усомнился бы в том, что воспитание необходимо людям тупым, чтобы освободить их от природной тупости? Но поистине гораздо более нуждаются в воспитании люди даровитые, так как деятельный ум, не будучи занят чем-либо полезным, займется бесполезным, пустым и пагубным (там же, гл. VI);
Седьмая: Не может служить препятствием то, что некоторые дети от природы являются тупыми и глупыми. Это обстоятельство еще более решительно требует универсальной культуры умов. Кто по природе более медлителен и зол, тот тем более нуждается в помощи, чтобы по возможности освободиться от бессмысленной тупости и глупости. И нельзя найти такого скудоумия, которому совершенно уж не могло бы помочь образование (cultura). Как дырявый сосуд, часто подвергаемый мытью, хоть и не удерживает воды, но все-таки теряет свою грязь и становится чище, так тупые и глупые люди, хотя бы и не сделали никаких успехов в образовании, однако же смягчатся характером настолько, что научатся повиноваться государственной власти и служителям церкви (там же, гл. IX);
Восьмая: Как организм растет и крепнет, не требуя никакого расширения и растягивания своих членов, если только его разумно питать, дать ему тепло и упражнения, так, говорю я, разумно доставляемые душе питание, тепло, упражнения должны сами собой переходить в мудрость, добродетель, благочестие (там же, гл. XII);
Девятая: Образование не должно требовать больших усилий, а должно быть чрезвычайно легким (там же);
Десятая: Пыткой является для юношества: 1) Если его заставляют ежедневно заниматься по шести, семи, восьми часов классными занятиями и упражнениями да, кроме того, несколько часов дома. 2) Если оно бывает переобременено до обморока и до умственного расстройства (как это часто мы видим) диктантами, составлением упражнений и заучиванием наизусть чрезвычайно больших отрывков. Чего добьется тот, кто предпочитает в небольшой сосуд с узким отверстием (с чем можно сравнить способности детей) вливать жидкость сразу, а не вводить ее по каплям? Конечно, большая часть жидкости разольется, и в сосуд попадет несравненно меньше, чем это можно было бы сделать при постепенном вливании. Совершенно неразумен тот, кто считает необходимым учить детей не в той мере, в какой они могут усваивать, а в какой только сам он желает, так как нужно помогать способностям, а не подавлять их, и воспитатель юношества, так же как и врач, является только помощником природы, а не ее господином (там же, гл. XVII);
Одиннадцатая: Правильно обучать юношество – это не значит вбивать в головы собранную из авторов смесь слов, фраз, изречений, мнений, а это значит – раскрывать способность понимать вещи, чтобы именно из этой способности, точно из живого источника, потекли ручейки (знания), подобно тому как из почек деревьев вырастают листья, цветы, плоды, а на следующий год из каждой почки вырастет целая новая ветка со своими листьями, цветами и плодами (там же, гл. XVIII);
Двенадцатая: Не без основания было сказано: “Нет ничего более пустого, как знать и изучать многое”, т.е. то, что, однако, не принесет пользы; а также “мудр не тот, кто знает многое, но тот, кто знает полезное”. Сообразно с этим школьные работы можно будет сделать более легкими, внося в них некоторые сокращения. Надо опускать: 1) То, что не является необходимым, 2) Чуждое, 3) Слишком специальное. (там же);
Тринадцатая: Чуждое есть то, что не свойственно натуре того или другого ученика. Как у трав, деревьев, животных есть различные природные особенности – с одними нужно обращаться так, с другими иначе и нельзя пользоваться для одних и тех же целей всем одинаково, – так существуют подобные же природные способности и у людей. Встречаются счастливцы, которые все постигают, но нет недостатка и в таких, которые в определенных предметах удивительно непонятливы и тупы. Иной – в спекулятивных науках – орел, а в практической мудрости – осел с лирой. Иной в музыке туп, а в остальном способен к обучению. У другого подобное положение имеет место с математикой или с поэзией, или с логикой и пр. Что здесь делать? Куда не влекут способности, туда не толкай. Бороться с натурой – напрасное дело.
…И если никого из учеников не будут к чему-либо принуждать против воли, то ничто и не будет вызывать у учеников отвращения и притуплять силу ума; каждый легко будет идти вперед в том, к чему его (по велению высшего провидения) влечет скрытый инстинкт, и затем на своем месте с пользой послужит Богу и человеческому обществу (там же);
Четырнадцатая: Добродетель взращивается посредством дел, а не посредством болтовни (там же, гл. XXIII);
Пятнадцатая: Академические занятия (в вузе. – В.К.) будут подвигаться вперед более легко и успешно, если, во-первых, мы туда будем посылать только избранные умы, цвет человечества, а остальных направим к плугу, ремеслам и торговле, смотря по их природной склонности.
Во-вторых, если каждый посвятит себя тому виду занятий, к которому, как это можно заключить по верным признакам, его предназначила природа. Ибо по природным дарованиям один является музыкантом, поэтом, оратором, физиком и т.д., в то время как другие более склонны к богословию, медицине, юриспруденции. Именно здесь слишком часто делается ошибка, так как по своему произволу, не обращая внимания на природную склонность, из каждого чурбана мы хотим сделать гения (ex guovis ligno Mercurios fingere). Отсюда происходит то, что, обращаясь к тому или иному занятию вопреки склонности, мы не достигаем ничего достойного внимания и часто располагаем большими знаниями в каком угодно постороннем деле, чем в собственной профессии. Поэтому было бы целесообразно при окончании классической школы устраивать публичное испытание способностей: на основании этих испытаний директора могли бы определять, каких юношей следует направить для дальнейшего образования в академию, а кого назначить на другие профессии; а из тех, кто намерен продолжать свои занятия в академии, директора должны определить, кто должен посвятить себя богословию, а кто – политике или медицине и пр. сообразно с тем, какая у молодых людей проявляется естественная склонность, и в связи с потребностями церкви или государства.
…Натуры высокодаровитые надо поощрять ко всему, чтобы не было недостатка в людях, получивших всестороннее образование и вполне обладающих мудростию.
Надо, однако, следить за тем, чтобы академии воспитывали только трудолюбивых, честных и способных людей. Они не должны терпеть лжестудентов, которые, подавая другим вредный пример бездействия и роскоши, расточают отцовское имущество и губят свои годы. Таким образом, где не будет никакой язвы, не будет и никакой заразы – все будут устремлять свое внимание на то, чем следует заниматься (там же, гл. XXXI).
В. КУМАРИН,
доктор педагогических наук, профессор
Выбор читателей
Комментарии