Афганские будни

Быт. Согласно требованию контракта все консультанты находились в стране с женами и при необходимости с детьми. Нашим женам разрешалось один раз в неделю выезжать в город на специально выделяемом автобусе за продуктами только на «зеленый» рынок. На всю поездку отводилось строго 2 часа, а жены сотрудников посольства имели право свободно посещать любые рынки и дуканы (лавки) без ограничений по времени. На территории микрорайона, где мы жили, был небольшой магазинчик. Его называли посольским. В нем можно было купить только хлеб и кое-что по мелочи. Колбасы, консервы, молочные продукты и макаронные изделия продавались, в основном, к праздникам по спискам. Мясо покупали только на рынке. Через него отоваривались семьи консультантов из отдаленных гарнизонов.

Окончание.

Были и другие минусы. Так, письма самолетом поступали с Родины ежедневно. Но не более 2-х кг на все многочисленное население микрорайона. Зато в конце месяца их доставляли мешками. Многие из-за этого пострадали. И серьезно. В том числе моя семья.

Во время визита в Кабул бывший министр высшего, среднего и специального образования Елютин, видимо, оценив наш весьма скромный быт, заявил: «Если у кого-то из ваших детей не будет хватать одного-двух баллов для зачисления в вуз – обращайтесь. Обязательно поможем». А наша дочка Лариса уже второй раз пыталась поступить в мединститут, но, набрав 22,5 балла (при проходном для москвичей 19,5), снова осталась «за бортом». Поскольку нам об этом стало известно только через месяц, повлиять на такую ситуацию уже было невозможно…

Нельзя не отметить еще один факт. Кабул расположен на высоте 1800 м над уровнем моря. Такая высота оказывает ощутимое влияние на здоровье и работоспособность. Офицеры, прибывшие в Кабул на кратковременные курсы, за 2 – 3 месяца теряли в весе до 4-5 кг. А некоторых из-за появившейся острой сердечной недостаточности или инфаркта досрочно отправляли в Союз.

И все же консультанты, жившие в отдаленных районах, нам завидовали. И было чему. У нас постоянно были электричество и вода, хотя и недоброкачественная. А у некоторых из них условия были значительно хуже.

Программа на годы

На основе результатов инспектирования войск и наших выводов последовал доклад в Москву. Ответ на вопрос: «Что делать?» – пришел быстро. Генштаб принял радикальное решение. Нам разрешалось вместо «временных» документов 1942 – 1945 гг. в основу обучения подсоветных положить требования наших уставов, руководств и наставлений конца 1960-х гг., в учебном процессе шире использовать более эффективные формы и методы, применяемые у нас.

При участии главного военного консультанта и афганского командования были выработаны основные направления развития артиллерии и разработан перспективный план работы на 1976 – 1977 гг., позднее скорректированный на 1978 – 1979 гг.

«Внедрились» – теперь не жалуйтесь»…

Так шутили мы, когда бывало совсем невмоготу. Наша деятельность, которая именовалась «производственной», была ненормированной и многогранной. Основные ее направления – боеготовность и боевая подготовка войск, подготовка генералов, офицеров и штабов, создание и совершенствование учебно-материальной базы.

Мне, прежде чем приступить к конкретным делам, пришлось немало потрудиться над терминологией. Как можно было, например, в планы работы вписывать мероприятия или занятия, названий которых у афганцев до тех пор не существовало. Эта проблема усложнялась еще и тем, что не только афганцы, но и наши переводчики, поначалу также не были знакомы с артиллерийской спецификой. Приходилось разгадывать многие «ребусы».

Новая единая система подготовки артиллерии как рода войск стала активно внедряться в практику обучения уже с 1975 – 1976 учебного года.

Работа в войсках позволяла нам знать обстановку не только в армии, но и в стране, давала возможность оценивать результаты нашей деятельности, вскрывать недостатки в обучении и состоянии войск, принимать меры для их устранения.

Мы подготовили и провели показные учения с боевой стрельбой, помогали штабам артиллерии дивизий в их организации и проведении. Одно из них – 3-5 июля 1978 г. – самостоятельно провела 7 пехотная дивизия. Мы впервые наблюдали за учением как обычные зрители. Хочу подчеркнуть, что это учение было для нас знаковым. И не потому, что на нем присутствовали посол СССР в Афганистане A.M. Пузанов и главный военный советник генерал Л.Н. Горелов. По сути, оно подводило итог нашей трехлетней работы в афганской армии. Мы помнили, с чего начинали в августе 1975 г. при подготовке первого учения. И вот теперь афганские офицеры самостоятельно проводили дивизионные учения с боевой стрельбой!..

И еще это учение запомнилось интересным моментом. Когда подошло время открытия огня артиллерии, командир дивизии обратился к послу с вопросом: «Кто с целью контроля будет указывать неплановые цели для поражения огнем артиллерии?» Посол указал на меня и сказал: «Наверное, он».

Объяснил, что это крайне нежелательно. Для убедительности результатов, целесообразнее это поручить генералу Горелову. Генерал отнекивался… И вот картинка: посол наугад указывал на местности одну высоту, другую, на которых якобы расположены опорные пункты противника, и через несколько минут каждую из них накрывал мощный сосредоточенный огонь дивизиона.

На разборе посол высказал положительное впечатление об учении. А нам, как бы тет-а-тет, поведал: когда он был руководителем Правительства РСФСР, его довольно часто приглашали на подобные учения, но такой эффективный артогонь приходилось видеть не всегда…

Стало быть, наш труд не пропал даром.

Отмечу, что результаты боевой подготовки стали возможны благодаря хорошему материальному обеспечению занятий. А ведь учебно-материальная база создавалась с нуля. Трудностей было немало.

Но поначалу дальше этого дело не пошло. На помощь снова пришел офицер-афганец Инзыр Голь. Он убедил меня, что на складах обязательно найдется много «полезных вещей». Но как туда попасть? Инзыр говорил, что даже Мир Ахмад-Шах не может решить этот вопрос без начальника генштаба…

Доложил я главному советнику обстановку и попросил его попробовать добиться разрешения по своей линии. Сам же продолжал настойчиво убеждать командующего артиллерией в необходимости этого шага.

Как меня в шпионы записали

Вскоре разрешение на посещение складов минобороны было получено. Но допустили только меня и моего консультанта Алексея Ветрова. Не разрешили привлечь к этой работе ни одного офицера артуправления.

Все начальники складов были в званиях не ниже подполковника, но они не имели ни малейшего представления о том, что у них есть по линии артиллерии. И даже пытались убедить, что мы ничего нужного у них не найдем. Когда же нам с трудом удавалось обнаружить прибор, относящийся к артиллерии, они нам не верили и просили объяснить его предназначение. Это было похоже на недоверие. И интуиция меня не подвела.

Работали мы несколько дней. То, что находили, оставляли на своих местах, но детально записывали в тетрадь, где и как найти. Командующий артиллерией Мир Ахмад-Шах интересовался, когда мы закончим «проверку». Я ему пояснял: мы не проверяем, а пытаемся найти то, что может помочь созданию учебной базы и экипировки для артиллерии. Закончить можем хоть завтра, но мы еще и половины не осмотрели. В ответ он только загадочно улыбался.

А через день меня пригласил генерал Горелов и сказал: «Лев, ты, когда свою затею закончишь? Тебя уже в шпионы записали. До посла уже дело дошло. Смотри, так ненароком можешь в Пули-Чархи загреметь». Там в Кабуле располагалась городская тюрьма, известная зверским обращением с заключенными.

Когда после работы я представил Мир Ахмад-Шаху перечень артиллерийских приборов и имущества, обнаруженных на складах, по выражению его лица было видно: такого результата он не ожидал. Находки оказались настоящим кладом. Чего там только не было! Дальномеры с цейсовской оптикой и дальностью засечки целей до 20 км, стереотрубы, буссоли, приборы для геодезических работ, метеорологические, секундомеры, компасы, бинокли, перископы-разведчики, планшетки, полевые сумки для офицеров и сержантов и многое другое пылилось там с незапамятных времен.

Генерал пробежал взглядом по списку и, посмотрев на часы, извинился, сказал, что вынужден прервать беседу, его ждет начальник генштаба. На другой день Мир Ахмад-Шах безоговорочно подписал у начальника ГШ директиву всем командирам корпусов и дивизий с помощью наших консультантов проделать аналогичную работу на их складах и доложить о результатах. Это открыло зеленую улицу для решения всех проблем создания учебной базы и означало, что тень подозрений в «шпионаже» с меня снята без разбирательств.

В марте – апреле 1976 г. была создана образцово-показательная учебная база и полевая экипировка артиллерийских частей центрального подчинения. Состоялся широкий показ всей базы для руководства минобороны и войск. На этом сборе присутствовал министр обороны ДРА Гулям Хайдар Расули.

Из классной базы наибольший интерес у всех вызвал искусно выполненный вспышечный миниатюрный артполигон – детище Николая Колпакова. Полевая учебная база была воспринята участниками сбора восторженно.

К началу показа на всех учебных местах находился личный состав со штатной боевой техникой – при орудиях, приборах, средствах связи. Между всеми КНП и огневыми позициями действовала громкоговорящая связь.

Когда было объявлено о начале смотра, вся система учебного артиллерийского поля пришла в движение. Комбриг генерал Халиль по отработанному сценарию проигрывал постановку и выполнение учебных огневых задач сначала дивизионами, затем – в составе бригады. При необходимости мне приходилось давать комментарии.

Была показана полевая учебно-материальная база артиллерии и полевая экипировка личного состава в действии. Гулям Хайдар Расули, выслушав лестные отзывы командиров корпусов, подтвердил высокую оценку учебной базы и тут же щедро поощрил командование бригады и всех офицеров, особо отличившихся при ее создании.

Подводя итог сбора, министр обороны сказал примерно так: «Что мы хотели вам показать – вы увидели. Теперь делайте так же у себя. Лучше можно. Хуже нельзя…»

Советники были разные

В Джелалабаде, в 11-й пехотной дивизии (пд) я побывал на занятии, которое проводил с офицерами консультант начальника артиллерии дивизии подполковник Н. Поздравил его с успехом и тет-а-тет обратил внимание на ляпсус: местные предметы на макете были выполнены без соблюдения масштаба. Дал дружеский совет исправить ошибку, но Н. так болезненно воспринял критику, что эхо его озлобленности докатилось до столицы.

Когда вернулся в Кабул, меня озадачил дежурный: «Зайдите к главному». В кабинете главного военного консультанта генерала Л.Н. Горелова воздух сотряс голос его заместителя по политчасти полковника Владимирцева:

– Вы что там натворили!

– Ничего.

– Как ничего?! Вы возмутили не только военных, но и городскую общественность. Разве можно сравнивать подготовку афганской артиллерии с состоянием артиллерии времен русско-японской войны?

В ходе занятия в Джелалабаде, на котором кроме офицеров дивизии были представители городской власти, я заметил, что в русско-японскую войну 1904 – 1905 гг. появился новый способ поражения – огнем с закрытых огневых позиций. И афганские артиллеристы должны овладеть современными способами борьбы с противником. Выразил уверенность, что совместно решим эту проблему. Расставание было дружественным…

Ответил Владимирцеву:

– Почему нет, если оно так и есть.

– Мало ли что есть. Вы не имеете права оскорблять самолюбие афганцев!

Я не сдержался:

– Позвольте спросить: зачем нас сюда направили? По-вашему выходит – ублажать их?!

Но что можно было доказать замполиту, который, по-моему, сам не понимал, зачем он был там нужен. Политинформации и семинары с нами не проводил. К нашим делам никакого отношения не имел и напрямую с афганцами общаться не мог, потому что в контракте не значился.

К сожалению, его «собратья по духу» были и среди консультантов, которые, видя безобразия в войсках, информировали афганское руководство, что там все хорошо. И неспроста. Пока не было войны и обстановка оставалась относительно спокойной, некоторые хотели задержаться в Афгане. Но по истечении срока контракта в 1977 г. все они были заменены. По обновленному контракту продолжили службу те советники, которые заботились о деле, а не о том, как понравиться подсоветным. У афганцев на этот счет было убеждение: «Враг тебя заставит смеяться, а друг – плакать».

Я не согласен с высказываниями некоторых авторов о том, что мы – советники, работавшие в Афгане, слабо разбирались в обстановке и «проспали» апрельские события 1978 г. Вероятно, были такие. Но, скорее всего, не из военных. Консультантов и советников было предостаточно и в других ведомствах. В то же время от некоторых военных советников, которых после апрельских событий 1978 г. направляли в Афган сотнями без предварительной подготовки, можно было ожидать казусов. Так, в начале мая прилетела большая группа, в основном политработников. Среди советников замполитов были те, кто обнаружил «недопустимую» трату времени: «Военные и вся страна пробуждаются по крику муллы в 5.00 и до 8.00 ничего полезного не делают, одни молитвы». Они взялись оборудовать ленинские комнаты. Одни служивые после подъема шли в мечети на молитву, другие – в ленкомнаты на политинформации. И это в стране, где роль ислама очень велика! Результат – в боевой обстановке появились загадочные расстрелы в спину…

Быть в курсе событий в Афгане и соседних странах нам помогали регулярные «профсоюзные» собрания (так там именовали партсобрания), обстоятельные доклады Пузанова и других сотрудников посольства. Оперативную информацию мы получали на ежедневных совещаниях у главного военного консультанта, а также благодаря доверию и взаимопониманию между консультантами и их подсоветными. Мне повезло. С начальниками отделов артуправления, особенно полковником Шовали-Ханом и подполковником Патанком, установился тесный контакт. Доверительными были отношения с офицерами Абдул Хакимом и Инзыр Голем, который состоял в НДПА с ее зарождения, был «халькистом», обожал Тараки.

Накануне

Обстановка после переворота 1973 г., прихода к власти М. Дауда и провозглашения Афганистана президентской республикой там была стабильная. Обещанная демократия утонула в революционных лозунгах, социальной справедливости не прибавилось. Расслоение общества на богатых и бедных осталось, феодализм к социализму не приблизился. Но в народе и армии президента Дауда уважали, возможно, за плодотворную деятельность на посту премьер-министра, когда он много сделал для развития промышленности, дорожной сети, строительства гидроэлектростанций и многих других важных объектов. Большую роль Дауд сыграл и в развитии военно-технического сотрудничества с СССР.

Но стабильность не означала полного спокойствия. Почти постоянно происходили столкновения между племенами. Из 16 млн. населения страны 3 млн. составляли кочевые и полукочевые племена. Они мигрировали из Пакистана и Ирана до наших южных границ и обратно. Дауду удавалось удерживать ситуацию под контролем. Посол СССР А.М. Пузанов справедливо называл Дауда мастером урегулирования племенных междоусобиц. Как правило, мирным путем.

В адрес «великого северного соседа» мы слышали только дифирамбы. Укреплялось экономическое сотрудничество. По заявлениям главного экономсоветника при посольстве СССР за поставляемый из Афганистана в Союз природный газ не успевали расплачиваться. Наши геологи находили новые месторождения вблизи границы СССР, их разработкой занимались наши специалисты. Дауд с этим мирился. То же самое было с богатейшими залежами медной и урановой руды.

У Дауда были хорошие отношения с нашим послом. К советским людям афганцы относились безукоризненно уважительно. И без охраны мы были в полной безопасности.

Больше всего настроение президенту Дауду портила Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА). В январе 1975 г. она отметила 10-летие. Лидеры партии считали себя закаленными революционерами, способными руководить государством. Правда, из-за раскола на две фракции «Хальк» («Народ», руководитель Н.М. Тараки) и «Парчам» («Знамя» во главе с Б. Кармалалем), распрей между их лидерами НДПА в то время серьезной силы не представляла. И все же Дауд понимал, что партия может стать угрозой ему, пытался привлечь НДПА на свою сторону, примирить Тараки с Кармалем, но это ему не удалось.

Руководство КПСС было озабочено борьбой в НДПА, стремилось убедить лидеров фракций в необходимости прекратить ее. В августе 1975 г. «Хальк» и «Парчам» объявили о готовности к сближению, предприняли робкие шаги, но дальше дело не пошло. Лишь когда после визита в СССР в апреле 1977 г. Дауд стал притеснять обе фракции, их лидеры пошли на объединение. В июле 1977 г. на объединительной конференции генеральным секретарем НДПА, как и при ее образовании, вновь был избран Тараки. Но объединение оказалось формальным. Борьба фракций продолжалась.

Инзыр рассказывал, что влияние фракций на армейские умы колебалось, как стрелка барометра в неустойчивую погоду, проявлялось в снятии неугодных генералов и офицеров, отправке их в запас или переназначении на второстепенные посты, переводе в дальние гарнизоны. Это пагубно сказывалось на боеспособности войск и моральном состоянии офицеров.

От Инзыра и Хакима мне было известно, что политической, агитационно-пропагандистской работой в армии руководил главный идеолог фракции «Парчам» М.А. Хайбар. Его помощником был «халькист» Хафизулла Амин, себялюбивый, заносчивый, но хорошо знавший дело. Между ними часто случались раздоры, они усугублялись тем, что Хайбар обладал влиянием среди высших армейских чинов, а Амин – авторитетом у офицеров низшего звена и не хотел мириться с положением второстепенного руководителя.

Кроме фракций НДПА в армии активно действовал Объединенный фронт коммунистов Афганистана (ОФКА). Ее основателем и руководителем был летчик, прошедший подготовку в СССР, подполковник Абдул Кадыр. Он сыграл немаловажную роль в победе Дауда во время переворота в 1973 г. и получил пост командующего ВВС ДРА. Но окрепнув как президент, Дауд снял Кадыра с этой должности. Пожалуй, несправедливость и побудила его к созданию ОФКА.

Инзыр задолго до апрельских событий посвятил меня в то, что фракция наметила «революционную акцию по установлению в стране справедливого общественно-политического строя» в августе 1978 г., но жизнь скорректировала эти планы.

…17 апреля 1978 г. две «Волги» и два «Икаруса» с советскими консультантами и специалистами выехали в посольство. Пересекли реку Кабул, и путь преградила многотысячная колонна демонстрантов. После переговоров нас пропустили.

На собрании посол Пузанов объяснил, что в городе проходит похоронная процессия, вызванная беспрецедентным расстрелом бывшего начальника академии полиции М.А. Хайбара. При подстрекательстве руководителей фракции «Парчам» она переросла в многотысячную антиправительственную демонстрацию. Было предположение, что убийство организовано по распоряжению Амина, дабы расчистить ему дорогу к единоличному влиянию на армейскую массу.

Демонстрацию разогнали. Начались массовые аресты. В городе было неспокойно. Утром 26 апреля полковник Н.М. Полозов сообщил, что ночью арестованы все главные руководители НДПА. Вечером на совещании у генерала Горелова эту весть подтвердили другие консультанты.

7 саура

Что же произошло 27 апреля 1978 г. – 7 саура 1357 г. по афганскому летосчислению?

Как очевидец событий опираюсь на личные наблюдения и данные из достоверных источников.

Тараки и его соратники считали, что не готовы к решительным действиям и не собирались предпринимать насилие. Но когда стало известно о грозящей им неминуемой физической расправе, были вынуждены ночью из тюрьмы дать команду на немедленное выступление.

27 апреля 1978 г. в 8.30 группа вооруженных офицеров в штабе 8 пд арестовала и заперла в полуподвальном помещении консультанта командира дивизии полковника А. Абрамова и переводчика. Часа через два их освободили офицеры, с которыми работал Абрамов. Старший капитан Гулям Сахи извинился за арест и рассказал, что произошло.

«Сверху» дали команду всем офицерам прибыть на службу и к 8.00 быть готовыми к боевым действиям. Группа офицеров, назвавшись революционерами, объявила о начале революции, направленной на свержение «антинародной власти». Они предложили командиру дивизии возглавить их действия. Генерал ответил: «Я с самозванцами дела не имею». Его арестовали.

Подоспела группа сторонников комдива. Завязалась потасовка. Несколько человек были ранены. Генерал застрелился. Командование дивизии взял на себя один из командиров полков. Подразделения, не поддержавшие восставших, разоружили и блокировали.

Консультант командира 4 танковой бригады подполковник Ежиков информировал: бригада готовилась к командно-штабному учению (КШУ) на местности, поэтому его не удивило, что с утра у танков трудятся все офицеры, в том числе члены НДПА, «халькисты» командиры батальонов майоры А.М. Ватанджар и Ш.Д. Маздурьяр и начальник штаба бригады М. Рафии.

Когда консультант узнал, что в танки загрузили боевые снаряды и начали выдвижение в центр Кабула, по телефону доложил об этом в советское посольство полковнику Ступко – начальнику штаба аппарата главного военного консультанта. Но полковник, будучи недостаточно опытным в афганских делах, не оценил важность доклада и отчитал консультанта.

В тот день со мной в кабинете были переводчик Иван Белик и Абдул Хаким. Около 12 часов дня с улицы донесся грохот. Затем он повторился. Это были

Т-54. Хаким предположил: возможно, к КШУ готовятся? Я пошутил: мол, первая колонна танков пошла «тренироваться» на площади Пуштунистана, а эта – на площади перед министерством обороны и президентским дворцом.

И точно. Один танк остановился напротив центральных ворот президентского дворца «Арк». Второй (как потом стало известно, танк Ватанджара) – перед зданием минобороны.

В 12.00 раздалась очередь из крупнокалиберного пулемета первого танка в сторону дворца. Следом грохнул выстрел из танка Ватанджара по зданию минобороны. Позже мы узнали, что планировали удар по кабинету начальника генштаба в расчете, что с ним будет и министр обороны Г.Х. Расули. Но наводчик перепутал окна, и снаряд угодил в кабинет химслужбы.

Посыпались оконные стекла, послышалась стрельба из танков и стрелкового оружия. Мы направились вниз. Через провал в стене из кабинета химслужбы доносились стоны раненых, валили клубы дыма. Дышать было нечем.

Во дворе собрались консультанты. Из соседнего подъезда появился начальник генштаба

А. Азиз. Крикнул нам по-русски: «Домой!» Что-то добавил на дари, сел в «Волгу» и выехал через тыльные ворота. Его слова прояснили переводчики: «Транспорт вас ждет. Я распорядился».

На автобусе мы добрались до нашего микрорайона. Аппарат генерала Горелова был в посольстве. Вырваться они не могли. Там шел бой. Отрезанными от нашего микрорайона оказались и несколько женщин, работавших при посольстве, и все дети-школьники. В их числе были моя жена и сын.

Посольство оказалось между двух огней. По приказу министра обороны Г.Х. Расули подразделения 14-й пд, прибыв из Газни, пытались прорваться в центр столицы, им препятствовали повстанцы.

В микрорайоне мы организовали дежурство в штабе и сбор сведений от консультантов, разъяснительную работу с семьями. Доложили генералу Горелову обо всем, что нам было известно. Эта информация была необходима послу и главному военному консультанту для доклада в Москву. Горелов дал команду собрать в штабе всех консультантов кабульского гарнизона. Распоряжение удалось довести вовремя, вскоре вся связь в Кабуле была отключена. С посольством ее поддерживали только через посыльных. Врач А. Андронов и офицер А. Абдрашидов несколько раз, рискуя жизнью, прорывались через бушующий город в посольство и обратно.

Из дворца «Арк» от Дауда и заседавших у него министров в соединения и части стали поступать приказы и просьбы о помощи. По приказу министра обороны Г.Х. Расули 11-я пд (Джелалабад) и 14-я пд (Газни) должны были ворваться в Кабул с двух сторон, блокировать и очистить его от «бунтарей». Но 11-ю остановили на перевале подразделения коммандос, а 14-ю – повстанцы при огневой поддержке 88-й артбригады. Как сообщил консультант ее командира подполковник Н. Колпаков, офицеры бригады, выступившие на стороне «халькистов», предложили командиру возглавить их действия. Генерал Гафур-Хан заявил, что так поступить не может, но мешать им не собирается, согласился принимать команды из минобороны, дабы не вызвать сомнений в благонадежности бригады. Это было кстати. В бригаду позвонил министр обороны и потребовал направить противотанковый дивизион в район площади Пуштунистана «для уничтожения танков мятежников».

Гафур-Хан ответил, что готов выполнить любой приказ, но в бригаде нет ни одного ПТУРСа. Это была правда. По приказу из минобороны все противотанковые снаряды сдали на центральный склад. Разговор прервался. А через час артдивизион 122-мм гаубиц бригады в районе советского посольства поддержал огнем действия пехоты и танков повстанцев против подразделений 14-й пд, которые, понеся большие потери, были вынуждены отказаться от прорыва в центр города.

Расули, узнав об измене, приказал огнем артиллерии 8 пд «сравнять бригаду Гафура с землей», но ни одного выстрела не последовало…

Позже спросил Инзыр Голя: не кажется ли ему преувеличением называть Саурскую (Апрельскую) революцию великой? Он убежденно ответил:

– А почему бы нет? Вы же Октябрьскую революцию в 1917 г. в России называете Великой. По-существу, тогда произошел государственный переворот – захват власти большевиками. А общие потери составили всего лишь два солдата из Павловского полка. Это потом гражданская война привела к большой крови.

– Надо же, – подумал я, – научили на свою голову!..

Что же произошло 27 апреля 1978 г. – 1357 г. по афганскому летосчислению?