Абитуриент-99

Роковое обстоятельство

В институте для инвалидов – неработающие лифты. Но только они могут вознести студентов на вершину знаний

-Все. Устала. – Латышева закрыла глаза ладонью. – Вторые сутки пытаюсь объяснить…

– Ну как вы не поймете, что мы буквально живем этим институтом! – взорвался Саркисян.

– Да я понимаю. И даже очень понимаю. Я думаю… Нет, я уверена: если и есть Бог на земле, так это вы, – не сдавалась женщина со спокойным, открытым лицом (и в этом спокойствии – сила). – Но, скажите, мы-то чем виноваты?

Несколько дней назад семья этой женщины, муж и 17-летняя дочка, потратив немалые средства на дорогу, приехала в Москву из далекого Северного Урала: последние два года дочь буквально бредила факультетом иностранных языков.

…Краснотурьинск – слишком маленький город. Здесь все знают про всех и знают вс╙. Перед этой семьей в маленьком Краснотурьинске преклоняются все. Вот уже 17 лет.

17 лет назад в дружной семье Рузавиных родилась Валя – красивая спокойная девочка. И любоваться бы на нее родителям, но… Беда почему-то любит выбирать счастливых. Горе обрушилось вместе со словами невропатолога: детский церебральный паралич. Нет, мама девочки, Нина Васильевна, не плакала, как будто паралич этот застопорил все, что было в ней слабого и безвольного. Только сила, терпение, воля и способность к адскому труду стали для нее самыми важными и необходимыми качествами в жизни.

Когда Валечке исполнилось семь лет, мама пришла в ближайшую 19-ю среднюю школу и сразу поняла, что там не надо ничего объяснять или доказывать, не надо ни о чем просить. Про Рузавиных здесь знают и, вне сомнения, будут заниматься с дочкой на дому. “Четырехгодичную программу начальной школы Валя прошла за три года, проявив огромное желание учиться”, – напишут потом в ее школьной характеристике. Огромное желание учиться. Откуда оно у маленького, очень больного ребенка? Думаю, от мамы. Это она каждый день читала Валечке красивые книжки с картинками, это она каждый день подолгу разговаривала с ней о городе, о жизни, о природе. А может, и от папы. Валерий Иванович изо всех сил во всем маме помогал. Да еще много работал, чтобы семья ни в чем не нуждалась. Так или иначе, но в учебе Валя отличалась завидным трудолюбием и блестящими способностями. Все одиннадцать классов она ежегодно заканчивала только с отличными отметками.

– Вы не подумайте, что тут примешана жалость учителей, – сказала мне однажды Нина Васильевна. – Все втроем мы хорошо понимали в нашей семье, что спасение Вали – в отсутствии поблажек. Быть как все. Трудиться как здоровая. Думать и мечтать. Страдать не только от собственной боли. У нее все должно быть как у всех, без скидок на болезнь. Только так можно быть полноценным человеком – Валя уже с тринадцати лет это понимала, и учителя разделяли такую точку зрения.

Вот почему девушка не была освобождена ни от одного предмета, кроме физкультуры. И тут, наверное, следует сказать: Валя – неподвижна. Мама с папой сажают ее в коляску и… С пятого этажа своего хрущевского дома Валя спускается сама. “Коляска, наверное, – килограммов двести”, – думаю я, рассматривая ее руки (они только и подчиняются ей). У нее редкой красоты руки, нежные, интеллигентные, особой, какой-то античной точености пальцы, элегантный маникюр.

В пятом классе Валя стала изучать французский язык. Как далеко он уносил ее в мечтах! Она “танцевала на балу, без умолку болтая о прелестях Парижа…” А об английском стала думать благодаря телевизору: фильмы-то американские. Сегодня Валентина Рузавина с огромной благодарностью отзывается о своих учителях: английского языка – Нине Ивановне Зарихиной и французского – Людмиле Ивановне Рибель. Сегодня, став взрослой, она понимает, как много значит для человека образование. А такой личности, как она, образование необходимо вдвойне. Образование инвалида – основной элемент его социально-экономической защищенности перед жестоким временем. Образованный выживает легче. Почему? “Обучение дает благополучие”, – сказано еще в древнем папирусе.

Изучая языки, Валентина ощущала себя человеком свободным и счастливым. Она их чувствовала сердцем, душой, кожей. Как свой родной язык. Вместе с другими ребятами Валя участвовала в городских олимпиадах по иностранным языкам и побеждала. А любовь к родному языку привела ее к творчеству. Валя послала однажды свои стихи в местную газету, и их напечатали. На городских конкурсах литературного творчества юных “Проба пера” Валины рассказы часто становились победителями.

“Награждение В.Рузавиной золотой медалью “За особые успехи в учении” является достойным признанием ее высоких человеческих качеств: незаурядности натуры, настойчивости, мужественности и самостоятельности, оригинальности в суждениях и стремлении найти суть явлений. Аналитический склад ума, высокий уровень обучаемости, невероятная работоспособность и ответственность позволят Валентине успешно обучаться в высшем учебном заведении” – так написала в характеристике на выпускницу 11-го “В” класса 19-й средней школы В.Рузавину завуч Светлана Георгиевна Смолко. Разве думала она, выбирая для своей ученицы наиболее точные слова, что характеристику эту даже в руки никогда не возьмут на факультете иностранных языков МИИ – Московского института-интерната для инвалидов опорно-двигательной системы.

Проректор этого института кандидат экономических наук Тамила Хабибовна Латышева после многочасовой безрезультатной беседы пошлет родителей Вали к ректору, доктору физико-математических наук профессору Леону Арсеновичу Саркисяну, а они, совершенно шокированные тем, что напрасно привезли за три тысячи верст свою замечательную умную девочку в институт, где их документы даже не хотят посмотреть, примчались за помощью в “Учительскую газету”. Я поехала в МИИ.

…И вот мы сидим друг против друга.

– Ну как вы не поймете, что мы буквально живем этим институтом! – взорвался Саркисян.

Он в этих стенах – и бог, и царь. Он не только “придумал” – в муках выродил, вынянчил, вырастил этот институт.

В советское время подобное высшее учебное заведение было невозможно. В то время все в нашей стране возводилось лишь для вечно молодых и вечно здоровых строителей коммунизма. Инфраструктура наших городов, начиная от архитектуры жилых, административных и торговых зданий и кончая дорогами, тротуарами, лестницами, уличными переходами, изначально была не сориентирована на пребывание и передвижение на наших улицах не только инвалидов, но даже пожилых или нездоровых людей. Вот почему сегодня только четыре тысячи из восьми миллионов инвалидов в России получают высшее образование. Такая цифра говорит о том, что в российских вузах не обучаются прежде всего инвалиды, передвигающиеся в колясках.

Коляска и стала главной причиной того, что семья Валентины Рузавиной, промучившись в безуспешных переговорах с институтской администрацией, вынуждена была вернуться домой. Умная девушка не стала студенткой уникального института-интерната для опорников только лишь потому, что в нем нет работающих лифтов, благодаря которым колясочники могут передвигаться с этажа на этаж. Ни Латышева, ни Саркисян не захотели даже слушать, что в Краснотурьинске Валина семья живет на пятом этаже без лифта. Что мама готова быть в Москве весь этот год, чтобы помогать Вале. Почему год? Потому что Леон Арсенович предполагает, что через год он сможет-таки пустить лифты в строй. Они в институте есть – целых четыре. Стоят без дела…семь лет! А все потому, что строительство шахт для них и монтаж самих лифтов требуют “сумасшедших денег” – одного миллиона двухсот тысяч рублей! Ясно, что такой суммы ни в институте, ни в Министерстве образования нет. Там на стипендии и зарплату преподавателям едва хватает. Куда только не обращался за помощью ректор Саркисян. Даже в ЕЭС написал… Ему ответили, что такими делами должно заниматься его родное правительство, государство.

Нет, нельзя сказать, что никто и никогда институту-интернату ни в чем не помогал. Помогали мэрия Москвы, префектура Восточного административного округа, на чьей территории он расположен… Но все это небольшие деньги. Институт (я была шокирована его внешним видом) похож на старый, облезлый школьный интернат где-нибудь в заштатном захолустье. Внутри облупленная штукатурка, грязь, обшарпанный пол. В прошлом году Саркисян не принял документы у нескольких инвалидов-абитуриентов из Подмосковья. Подозреваю, что намеренно. Поскольку тут же получил письмо из облуправления социальной защиты – мол, просим сообщить губернатору Тяжлову, какая конкретно требуется помощь (не во всем, но кое в чем, дескать, он может помочь). Вот так Саркисян и собирает крохи – отовсюду. Многим своим абитуриентам Леон Арсенович говорит прямо: возвращайтесь домой и добивайтесь, чтобы помогли хоть чем-нибудь институту – тогда и институт будет всех учить.

“Нормальные” отношения между ректором и “абитурой”, не правда ли? Но устанавливает их Саркисян не по своей воле. И если говорить откровенно, то дело вовсе не в том, что институт-интернат не может учить инвалидов-колясочников в этом году. О чем он, кстати, во всех своих рекламных проспектах честно сообщил, а семья Вали Рузавиной просто пользовалась прошлогодним справочником для поступающих. Дело здесь гораздо серьезнее. По большому-то счету это родное государство не хочет, чтобы умная девочка-инвалид с Урала и другие нездоровые юноши и девушки со всей страны получали высшее образование в единственном в мире институте, специально созданном для тех, кто плохо передвигается. И вот почему. Не должен Саркисян, создавший свой уникальный институт, всю жизнь ходить с протянутой рукой. Не должен клянчить денег ни у Тяжлова, ни у Лужкова, ни у других мэров и губернаторов России.

В январе прошлого года исполнилось десять лет со дня внесения и обоснования предложения о создании в Москве специализированного вуза-интерната для инвалидов с нарушениями опорно-двигательной системы. Постановлениями Правительства СССР в 1990 году и России в 1991-м он был создан в системе Госкомнауки и высшей школы. В 1993 году институт принял своих первых студентов: инвалидов-спинальников, ампутантов и с заболеваниями костно-мышечной системы. Сегодня здесь открыты пять факультетов: экономический, юридический, иностранных языков, прикладной математики и редакционно-издательского дела.

Но вернемся к истории становления вуза. Когда он создавался еще только на бумаге, никто не прописал в документах, что институт должен находиться на полном государственном обеспечении, поскольку никто тогда не мог предположить, какой невероятно трудной в финансовом отношении станет наша жизнь, что мы так катастрофически будем нуждаться в каждой лишней копейке. Это и стало роковым обстоятельством для жизни института все последующие годы. Теперь он, по большому счету, никем не финансируется. Министерство образования всеми правдами и неправдами частично обеспечивает его средствами на питание, стипендии студентов и преподавательскую зарплату.

Два раза ректор Саркисян обращался непосредственно к президенту Ельцину по поводу…питания студентов. Никто ведь не знает, как следует рассчитывать питание инвалидов. Расчет идет по статье “дети-сироты” (даже такая деталь нигде, ни в одном документе, не прописана, не говоря уж о том, что никто не знает, где взять деньги на ремонт, лифты и прочее). Сегодня отсутствует законодательная база в отношении содержания государственных специализированных высших учебных заведений. Не прописано штатное расписание, затраты на приобретение технических средств обучения, комплектование библиотек, мебель для интерната, нормы питания, хозяйственную деятельность и коммунальные услуги.

– Если бы вы только знали, – сказал мне Леон Арсенович, – как мы ждем своего закона о специальном образовании.

Кстати, в природе он существует. Мало того, в Думе этот закон прошел 2 июня, а неделю спустя его одобрил Совет Федерации. Но важнейший документ застрял у президента. Поскольку три министерства – юстиции, финансов и экономики – категорически выступают против. Он, дескать, дублирует некоторые статьи Закона “Об образовании” и Закон “О социальной поддержке инвалидов”. А на подобное дублирование у страны денег нет…

Иначе говоря, закон не проходит, поскольку он материально затратен.

Теперь понятно, почему стоят мертвым грузом четыре лифта в Московском институте-интернате для инвалидов-опорников, а умная девочка, золотая медалистка Валентина Рузавина ни с чем вернулась в родные края. Три солидных министерства категорически против того, чтобы она получала высшее образование и была тем самым социально защищена в этом нашем российском, то есть самом жестоком на земле мире.

Светлана ЦАРЕГОРОДЦЕВА