А кому сегодня легко?.. Этот вопрос сегодня можно услышать на каждом углу. Чего в нем больше? Риторики, озабоченности, желания оправдаться?.. Нина Ивановна Шушарина из подмосковного Щелкова над этим никогда не задумывалась. Потому что ни в каком смысле этот вопрос не произносила. Для нее понятия “легко” и “трудно” имеют иной смысл, чем для обычного человека.

По всем законам медицины она должна была родиться мертвой. Аборты у матери перемежались с родами, и сегодня уже трудно восстановить, чего было 14, а чего – 11. Да это и неважно. Тогда, в тяжелую пору военных и послевоенных лихолетий, это было делом сугубо семейным. Из всей детворы у Шушариных в живых осталось лишь четверо… Крошечная девочка, появившаяся на свет без обеих рук, тоже не должна была жить. Так решил отец и первые 2,5 года методично ее…убивал.

Об этом Нине рассказали нянечки из дома для детей-инвалидов, когда она, уже почти взрослая, приезжала их навещать. Отец, кичившийся своей справкой, которая словно щит охраняла его от всех законов и многих вопросов, окунал беспомощное дитя в воду – сначала в горячую, потом в холодную – высовывал в форточку и ждал, пока оно прекратит кричать. Врачи выхаживали больную девочку, но она через неделю вновь возвращалась в больницу. Так было до тех пор, пока патронажная сестра случайно не стала очевидицей очередной экзекуции. После этого маленькую Нину определили в детский дом.

Ходить, говорить и отличать в людях доброту от всех остальных качеств Нина научилась почти одновременно. Вся ее жизнь – проблема, и она во многом зависела от окружающих. Нина рано это поняла. Так же, как и смысл слова “обуза”, поэтому, будучи совсем еще маленькой, взяла себе за правило все делать сама. Она это прекрасно помнит. Еще помнит, как отец, забирая ее на лето из интерната, таскал с собой по электричкам, собирал милостыню. Именно собирал, а не просил. Нину достаточно было одеть в легкое платьице без рукавов, и люди сами, завидев вместо рук торчащий с левого плеча уродливый отросток с одним скрюченным пальцем, подавали отцу “на протезы” для дочери. За лето он насобирал на мотоцикл, за другое – на аккордеон… Нина тем не менее благодарна ему: он на всю жизнь отбил у нее охоту попрошайничать.

Раньше всех в интернате она освоила швейную машинку, научилась вполне сносно писать (за что до сих пор с благодарностью вспоминает свою первую учительницу), прилично кататься на велосипеде. Позднее она войдет во вкус и после каждой достигнутой цели будет ставить для себя все более сложные. Со временем она научится обращаться с фотоаппаратом, будет плавать, прекрасно печатать на машинке. Прыгнет даже один раз с парашютом… Но все это будет потом.

После окончания восьмилетки и профтехучилища Нина устроилась кладовщицей на фабрику, где работала ее мать. Они снова попытались жить вместе. Но, видимо, слишком далеко зашла нелюбовь матери к нежеланному ребенку, и Нина решила, что лучше будет жить врозь. Но ей всегда требовалась посторонняя помощь – мыться, управляться с несложным хозяйством и оставаться одной ей было нельзя.

– Был период, – она улыбается, вспоминая то время, – когда я “ходила по рукам”.

Точнее не скажешь… Она научилась распознавать людей с полуслова, безошибочно определять добрых и тех, кто притворяется; остро чувствовала, когда ее проблемы становились в тягость. Тогда она просто говорила спасибо и уходила. К другим, кто принимал… Нина получала деньги за работу на фабрике, пенсию от государства по инвалидности и по-прежнему старалась все делать сама.

Разумеется, жизнь ее не была соткана лишь из одних трудностей и переживаний. Всего хватало… Было замужество, короткое и яркое; полученная при помощи органов соцобеспечения квартира; дружба настоящая, про которую пишут в книгах. Был период, когда жизнь висела на волоске, и Нина сама хотела порвать его. И уже почти была готова совершить этот шаг…

Встретившийся у нее на пути в тот момент человек был старше почти на тридцать лет. Кандидат наук, работавший в одном из “ящиков” по проблемам космической медицины, он разглядел в Нине все сразу. И смышленость, и красоту души, и неуспокоенность характера, и полное отчаяние от одиночества… Они стали жить вместе. Как дедушка с внучкой. Так друг друга и называли.

Нина стала относиться к своей жизни иначе – столько лет прожито впустую! Она пошла в вечернюю школу, а после получения среднего образования, не постеснявшись своего возраста (ей было уже 30), поступила в Московский областной пединститут им. Крупской. “Дедушка” настоял, чтобы она училась очно, и все хлопоты по хозяйству взял на себя.

После окончания института учителя истории Шушарину распределили на работу в вечернюю истомкинскую школу ? 3 подмосковного Ногинска. Нина Ивановна на новом месте работы попыталась изменить взаимоотношения между педагогами и учениками. Она считала, что разницы между “вечерниками” и “дневниками” быть не должно. Ни по уровню преподавания, ни по степени требовательности. Понимала, что это пересмотр некоторых, сложившихся десятилетиями, правил и методик. Но была уверена, что по-другому нельзя. Не все в педагогическом коллективе разделили позицию новой учительницы. Противостояние длилось не один год и закончилось в конце концов тем, что Шушарина была освобождена от занимаемой должности по результатам аттестации. В ее трудовой книжке, словно клеймо, появилась “волчья” – 33-я статья. Доказать несостоятельность работы инвалида среди нормальных людей, наверное, особого труда не составляло. А то, что ей до рабочей пенсии не хватало всего одного года трудового стажа, – это, по-видимому, никого не волновало.

Будь Нина Ивановна поуступчивее да посговорчивее, может, и обошлось бы все. Но она посчитала, что ничего не может быть выше собственных принципов и убеждений. Да и время как раз такое приспело: с лозунгами о демократии, о плюрализме… А тут еще сильно заболел и слег в больницу “дедушка”. Больше года Нина приходила к нему; варила, парила, приносила газеты, книги. Единственное, что она не могла, это кормить больного из ложечки… Он так и умер у нее “на руках”.

С 1995 года Нина Ивановна живет одна. Без обиды и озлобленности, нытья на тяготы и лишения и практически без денег. Мизерная инвалидная пенсия после всех пересмотров и индексаций составляет сегодня 255 рублей с копейками. Если бы не местные органы соцобеспечения, помогающие ежемесячно набором продуктов первой необходимости, не выжила бы, наверное…

– Особенно трудно было в первые месяцы после августовского кризиса, – говорит Нина Ивановна, – приходилось вставать рано утром, чтобы никто не видел, и собирать пустые бутылки. По тридцать штук ежедневно, больше я просто не могла унести.

– Как вы их собирали?! – я не удерживаюсь от вопроса.

– Ногами! Это же мои нижние руки.

Нина Ивановна тут же скинула изящную, на каблуке-шпильке туфлю и легко подняла брошенную на пол иглу. Ногами она вяжет, вышивает, стирает постельное белье… Сегодня об этом с помощью соседей по лестничной клетке она… снимает видеофильм. У нее настолько велико желание быть полезной людям, что Нина Ивановна уверена: ее опыт выживания обязательно будет востребован. В инвалидных домах, в госпиталях – всюду, где есть люди, попавшие в беду и считающие, что из нее нет выхода…

Когда в программе “Времечко” объявили, что по случаю нового, 1999 года приглашают всех желающих прыгнуть с парашютом, Нина Ивановна приехала на студию телевидения первой. Она не могла поверить, что ее детская, с интернатских времен, мечта может сбыться. И еще она жутко боялась, что устроители шоу могут усомниться в ее возможностях и к прыжкам не допустят. Я не знаю, какой разговор между ними состоялся, но думаю, что даже вездесущим телевизионщикам не часто приходилось встречать подобных людей. Такой оптимизм и задор человеку бы полноценному… Ей невозможно было отказать. И Нина Ивановна прыгнула. По всем требованиям воздушно-десантной подготовки с “затяжкой” в 15 секунд.

Вообще тот год она считает на редкость для себя удачным. В канун 8 Марта один из филиалов итальянской фирмы “Мерлони” прислал ей пригласительный билет и преподнес в подарок стиральную машину “Индезит”. “Откуда узнали? Как?” – она долго переживала случившееся, а потом, забросив все дела, вышила на память салфетку. Это было единственное, чем она могла отблагодарить фирму.

Сегодня Нина Ивановна занята чрезвычайно. В будни она делает ремонт в своей однокомнатной “хрущевке”, а в выходные на полном серьезе “делает” кино. Каждый сюжет очень подробно: с комментариями, разъяснениями. Она не знает пока, как распорядится этой уникальной кассетой, но всякий раз, встречая в метро или в электричке людей, просящих милостыню в качестве компенсации за свои физические недостатки, она убеждается, что делает правильно.

Виктор СИРЫК