6 июня – день рождения великого поэта

Вера КОРОВИНА, доктор педагогических наук:

– Мне хотелось бы сегодня вспомнить о том, с чего начинался Пушкин в школе. Впервые жизнь, судьба и творчество поэта вошли в “Руководство по изучению литературы” за 1846 год. С середины прошлого века Пушкин постепенно – сначала в отдельных главах, затем больше и больше разбирался специально для школьных учителей. Я назову несколько известных изданий: Поливанов “Русская хрестоматия” за 1889 год, “Русские хрестоматии” Померанцева за 1914 год, Галахова за 1900 год, наконец, “Рабочая книга” Голубкова, 1928 год.

Особое внимание я хотела бы обратить на сборник 1978 года. Это единственный вариативный сборник, где представлена почти вся пушкинистика, собраны все подходы к тому или иному произведению. А вторая часть книги полностью посвящена методике. Сейчас ведется работа для того, чтобы переиздать этот сборник с учетом современных требований. Мы приглашаем всех принять в этом участие.

Григорий ИВАНОВ, с.Захарово:

– Пушкинисты много пишут о том, что Москва и Захарово имели большое влияние на Пушкина. Четверть своей жизни, до лицея, он провел в Захарове. А что он там делал? Читал? Конечно. А еще что?

И вот мы собираем девяти-десятилетних ребят и приводим в первый раз в этот парк. И они что хотят там,то и делают. Кто-то читает стихи Пушкина на берегу пруда. А кто-то камешки кидает. А один – на суку повис. И качается. И плюхнулся потом в эту воду. И мы спрашиваем их потом: “Вот ты, первый раз приехал на ту землю, где рос Пушкин, что ты чувствовал? Что тебе хотелось сделать? Некоторые пишут, что хотелось думать, читать стихи. Некоторые смотрели на отраженный в реке забор и искали строки о нем. А тот, кто упал в воду, пишет: “Я качался на суку и хотел упасть, потому что вы не разрешали купаться. А Пушкин, не придуманный, а живой, настоящий, как вы думаете – разве не так жил?”

Вячеслав КОШЕЛЕВ, доктор филологических наук, заведующий кафедрой русской литературы Новгородского педагогического института:

– Пушкин предстал великим в сознании своих современников лет через 10-15 после смерти, и с тех пор каждая эпоха идеализировала его на свой лад. Мое поколение, которому знаком и Пушкин-социалист, и Пушкин-декабрист, и Пушкин-борец с космополитизмом, теперь видит, как Пушкина притягивают к самодержавию, дворянскому кодексу чести, и начинает конструироваться новый миф.

Мы любим приводить слова Гоголя, что Пушкин – это “русский человек, каким он будет через двести лет”, забываем, с чего Гоголь начал: “Пушкин есть явление чрезвычайное”. Что это? Дело в том, что стихи Пушкина на фоне тогдашней литературы чрезвычайны. Это нарушение обычного хода литературы. Он задал такие формы, из которых наша литература не может выйти до сих пор.

Геннадий МИРКИН, Смоленский педагогический институт:

– Два подхода к преподаванию литературы вообще можно обозначить как ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ и ПРОИЗВЕДЕНИЕ. Если в первом случае это просто репродукция, то во втором на основе репродукции возникает новый текст и совершается акт сотворчества с текстом.

Первой своей задачей я вижу приведение учеников к пушкинскому слову.

Вторая – через пушкинское слово к слову других поэтов.

Третья задача – идти от пушкинского слова, воспринятого другими поэтами, к образу Пушкина, созданному в ту или иную эпоху. Это совершенно естественно, потому что, как бы мы ни противились, каждая эпоха, независимо от нашего желания, все равно будет иметь своего Пушкина. Это гарантия его бессмертия.

Александр ЧУДАКОВ, доктор филологических наук:

– Ныне действует довольно популярный учебник по литературе В.Маранцмана. Как предлагается изучать Пушкина по этому учебнику? Читаем: “Свобода и любовь в лирике”. “Биография”. “Разбор отдельных стихотворений”. Но о стихе, о том, что составляет художественную сторону, – нет почти ни слова.

Хрестоматия Я.Беленького “Просвещение”, 1993 год. Посмотрим “Капитанскую дочку”: “Историческая правда и вымысел”. “Изображение человека из народа” и т.д. Опять от чисто литературных проблем довольно далеко.

На какие проблемы СЛОВА нужно в первую очередь обратить внимание? На мой взгляд, это проблема ПРОСТОРЕЧИЯ у Пушкина, проблема МНОГОМЕРНОСТИ СЛОВА.

Пушкин, безусловно, обеднен, и без проблем ФИЛОСОФИИ ПУШКИНСКОГО СЛОВА мы можем говорить только о половине или даже четверти Пушкина. Существует огромный разрыв между категориями, разработанными современной пушкинистикой, и теми категориями, которые применяются сегодня по отношению к Пушкину в школе.

Валерия ЛАЗАРЕВА, директор физико-математического лицея, г.Новосибирск:

– Когда школьников спрашивают, что для них значит Пушкин, они отвечают, что он ассоциируется у них с детством. “Буря мглою небо кроет…” – это ведь знакомо всем уже с первых дней школы. А вот “Евгений Онегин” – это для них уже сложно. Почему? Наверное, потому, что 9-й класс для “Онегина” – это слишком рано. Мы в своей программе курс “История русской литературы” перенесли в 10-11-й классы. Хотим, чтобы дети освоились в этом мире.

В 8-м классе очень трудно войти в “Капитанскую дочку”. И вот моя студентка, Женя Князева, придумала: когда класс пришел с переменки, то каждый обнаружил у себя на столе такие письма: “Емельке Пугачеву. Дошло до нас, подлый изменник, что ты не только народ бунтовал, но и честных дворянских детей к себе сманивал. Нарушивший присягу Петр Гринев находится сейчас под стражей и от службы тебе отпирается. Отвечай же, враг: почему ты, столько славных офицеров погубивши, Петра Гринева помиловал, да еще и наградил? Как же это иначе быть могло, если он тебе не предался и присяги не преступил?”

Письмо, естественно, от Екатерины. И так были письма Савельичу, Гриневу, Маше и всем остальным. Ученик должен ответить! А для этого он как минимум должен войти в роль, вжиться в героя, а для этого, в свою очередь, необходимо понимание. И это получается!

Я могла бы еще привести массу примеров, но ограничусь этими. Как видите, мы многое можем и многое должны делать, чтобы “не прерывалась связь времен”. Она до сих пор не прервалась, потому что все на своих местах: Пушкин на своем месте, Толстой – на своем. Пока такой порядок будет сохраняться, за нашу культуру можно не беспокоиться.

Михаил НЯНКОВСКИЙ, учитель года, г.Ярославль:

– Учебное заведение, в котором я работаю, имеет только два класса – 10-й и 11-й. Пушкин, к сожалению, по старой программе заканчивается в 9-м. Это, наверное, одна из трагических ситуаций в школе. Но в моей программе Пушкин есть и в 10-м, и в 11-м классе, потому что мы обращаемся к нему почти на каждом уроке. Мне представляется, что сегодня одна из животрепещущих проблем – это как донести не цитату из Пушкина и не комментарий к нему, а трепетное отношение и осознание – хотя бы чисто логическое – его величия. Если бы это удалось, мы и смогли бы привести школьников к пониманию того, что есть культура. Сегодня мы переживаем момент, когда стирается грань между культурой и массовым продуктом, культурой и контркультурой, наконец, культурой и бескультурьем. Если понимать Пушкина, мы ответим на вопрос, что есть культура, и сможем очертить ее границы.

“Пушкин в школе” – это никогда не старо, потому что, как верно заметил один из выступавших, лишь только это станет “не нужно” или “старо”, лишь только хотя бы одно поколение школьников утратит интерес к Пушкину, это будет означать, что русская культура мертва, а нация перестала осознавать себя.

Поэтому в разных выступлениях все подчеркивали одно: пусть будет МНОГО Пушкиных, и пусть он остается ОДИН. Возможности его прочтения, варианты толкований поистине неисчерпаемы. И как ни смешны сегодня и ни зацитированы слова Ап.Григорьева “Пушкин – это наше все”, они абсолютно верны. При множестве интерпретаций важно не изменять единственности Пушкина. Во всем зная меру, Пушкин никогда не был тем, кем его представляют; люди, не знающие меры, обязательно подпадают под ту или иную идеологию, теряют разум (в смысле возможности различать) и, путая все на свете, записывают Пушкина то в революционеры, то в эстеты, то в монахи.

А Пушкин на самом деле являет собой поразительный пример того, как можно просто БЫТЬ, не стараясь никого из себя ПРЕДСТАВЛЯТЬ.

К сожалению, традиционная школа как в прежние времена, так и сейчас невероятно инертна и совершенно не нуждается в живом Пушкине. Вполне достаточно “историко-литературного” Пушкина, “лицеиста” Пушкина или “свободного” Пушкина. При этом никто до сих пор не сформулировал, где лежат основания этой СВОБОДЫ, вообще, что это за свобода такая. Между тем если хотя бы раз испытать на себе безмерность и безусловность пушкинской свободы в соединении с отмеренностью и безусловностью пушкинской ответственности, то вопрос о мифе отпал бы сам собой. Но нет: нашей школе это, увы, не по силам. В итоге учитель чаще всего уподобляется, человеку, который твердит всегда одно и то же: Пушкин – гений, Пушкин – гений, Пушкин – гений… А дети, которые и рады бы считать Пушкина гением, да только не знают, в чем состоит эта гениальность и как к ней подойти – после нескольких неудачных попыток бросают это дело как безнадежное. В лучшем случае у них остается впечатление чего-то или “недоступного уму”, или, напротив, слишком “легкого”, в худшем – возникает стойкое отвращение к “гению”, а вкупе с ним – и ко всей выросшей из него классической литературе.

Когда я учился в школе, у нас в кабинете литературы, как водится, висели портреты классиков. Начинался ряд, конечно, с Пушкина. Когда учительница отлучалась из класса по какому-нибудь делу, мальчики развинчивали ручки и начинали плеваться в ненавистные портреты жеваными бумажками. Высшим шиком считалось почему-то плеваться в Пушкина. Почему? Может быть, потому, что он висел первым? Может, потому, что у каждого были свои счеты с Пушкиным? Может, по какой-то иной причине. Но попасть в глаз или в лоб Пушкина было для некоторых мальчиков наивысшим счастьем. Наверное, главной причиной этого антиповедения было все-таки авторитарно-мифологическое преподавание, от которого Пушкин пострадал, безусловно, больше всех. Метясь в Пушкина, дети выказывали подсознательный протест против официальной культуры, полное неприятие ее и как бы занимали позицию Дантеса, разыгрывая на своем уровне эту столь значимую для всей нашей культуры дуэль.

Мне думается, здесь заключена (я не побоюсь сказать) ТРАГЕДИЯ целого поколения, которое, насколько мне известно, до сих пор не принимает никаких символов. Уникальность Пушкина еще и в том, что, прекрасно осознавая все, мягко говоря, несуразности всего жизнеустройства в России (которое в те времена, надо полагать, было не менее абсурдно), он ПРИНЯЛ это как СВОЕ, как отечество. Подтвердил свою официальность, а возможно, и официозность (стихотворение, посвященное Николаю Первому), и нисколько не отяготился этим. Не вправе и мы этим его отягощать. Принимать Пушкина можно только ЦЕЛИКОМ.

Илья БРАЖНИКОВ