Уроки уроков патриотизма

Продолжение. Начало в №1-3, 5-7

В 1935 году вышел на экраны фильм «Цирк» с пафосной «Песней о родине» Василия Лебедева-Кумача и Исаака Дунаевского. Отметим, что и в телеграмме летчикам, и в названии песни слово «родина» не писалось с заглавной буквы.

Об истории песни рассказано на страницах девятого номера журнала «Родина» за 2020 год в статье Александра Галяса. Тот текст песни, который мы знаем, был 36‑м вариантом. «Нужен марш, который будет звучать, как гимн!» – требовал режиссер Григорий Александров. Да и в Кремле, куда привозили все остальные 35 вариантов, «ждал самый главный зритель и слушатель страны – Секретарь ЦК ВКП(б) товарищ Сталин».

В тридцатые годы даже обсуждался вопрос о том, не сделать ли «Песню о родине» гимном страны. Но тогда отказ от «Интернационала» был несвоевременным. Так что с «Песней о родине» и пришли мы к войне. В дальнейшем рассказе я использую материалы Википедии.

Песню «Священная война» Лебедев-Кумач написал за два дня. 24 июня 1941 года она была уже напечатана. И сразу же композитор Александр Александров написал музыку. 26 июня на Белорусском вокзале песня прозвучала на проводах отбывающих на фронт, но после этого ее перестали исполнять.

Что же смутило? До войны мы пели: «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет», тогда наша «могучая, кипучая, никем не победимая» Красная армия «малой кровью» и на вражеской территории разгромит врага. А тут «вставай на смертный бой». Лишь 15 октября, после того как Ржев и Калинин уже оказались у врага, песня была исполнена и каждый день после боя курантов исполнялась по радио.

Нечто похожее произошло и после войны. В 1945 году Михаил Исаковский написал пронзительное стихотворение «Враги сожгли родную хату…». В 1946 году оно было напечатано. Музыку написал Матвей Блантер, после одного исполнения по радио песня была запрещена и на радио, и на всех концертах – ее обвинили в распространении «пессимистических настроений». Но в 1960 году Марк Бернес решил ее исполнить на концерте. Зал встал. Песня начала свободно жить.

Когда я пришел в школу в 1952 году, в одном из моих классов у семи учеников отцы погибли на войне. У двоих вернулись, но через два года умерли. Погиб на фронте муж их учительницы математики и классного руководителя.

И когда я начал занятия по подготовке к итоговому сочинению о войне, я показал трагический фильм Андрея Тарковского «Иваново детство».

У меня есть большой, более 800 страниц, том «Священная война. Стихи о великой Отечественной войне». Общая редакция издания: В.Кожевников, К.Симонов, А.Сурков (тот самый Алеша из стихотворения Симонова). Значит, стихи Симонова выбирал сам автор. Он выбрал два: «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» и «Жди меня, и я вернусь».

Предлагаю своим ученикам сравнить «Песню о родине» 1935 года с двумя стихотворениями Симонова 1941 года: «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» и «Родина». Конечно, мне важно было, чтобы увидели движение времени, изменения в понимании происходящего. Но прежде всего – чтобы научились слышать и вчитываться в слово – конкретное, неповторимое. Это главное лекарство от любого словоблудия, от затрепанных, ничего не говорящих слов.

Я проводил эту работу больше четверти века. За все эти годы у меня был один прокол. Я распечатал текст с книг последних изданий и лишь потом, в книге 1944 года, обнаружил, что в «Песне о родине» есть строфа с упоминанием имени Сталина.

Я расскажу, к чему мы – мои ученики и я (а что говорил я, легко увидеть – я говорил о том, чего они не знают и не могут знать) – пришли в ходе этого размышления. Это и называется работой в команде, если хотите, офлайн.
Общая тональность «Песни о родине» мажорная, праздничная – она о людях, которые умеют «смеяться и любить», и в ней «весенний ветер веет». Здесь человек «вольно дышит» и «с каждым днем все радостнее жить».

Стихи Симонова рисуют родную землю в дни трагических испытаний. А потому здесь иные краски: «бесконечные, злые дожди», «усталые женщины», тракт, «слезами измеренный чаще, чем верстами». Родина предстает здесь в «зной, в грозу, в морозы». Во имя ее приходится «голодать и холодать, идти на смерть». Это «идти на смерть» в «час, когда последняя граната уже занесена в твоей руке» приобретает особое значение после слов «Песни о родине»: «С каждым днем все радостнее жить».

В «Песне о родине» страна предстает «от Москвы до самых до окраин», «с южных гор до северных морей» – необъятной. В начале симоновского стихотворения «Родина» тот же масштаб: «касаясь трех великих океанов, она лежит, раскинув города». Но есть в стихотворении и другое измерение, и именно оно главное и определяющее.

Родина – это «речонка со скрипучим перевозом», «далекая дорога за леском», «клочок земли», «та горсть земли, которая годится, чтоб видеть в ней приметы всей земли». Обратите внимание на выразительность уменьшительных суффиксов: «речонка», «клочок».

У Лебедева-Кумача «много в ней лесов, полей и рек». Не просто лес – много лесов. У Симонова – «три березы». То же измерение в стихотворении, посвященном Суркову: «тракт», «поселки», «изба под Борисовом», «пажити», «крынки» – все это зримые приметы вот этой конкретной Смоленщины. Такое измерение в «Песне о родине» невозможно.

У Симонова дорога – это не та метафорическая дорога, о которой сказано, что «молодым – везде у нас дорога», это «дороги Смоленщины». «Наши нивы глазом не обшаришь, не упомнишь наших городов». Этому «не упомнишь» противостоит «Ты помнишь, Алеша…».

Не знаю, как сейчас, но когда-то в хрестоматии 5‑го класса была «Мещерская сторона» Константина Паустовского, написанная в 1939 году, практически перед самой войной. «И если придется защищать свою страну, то где-то в глубине сердца я буду знать, что я защищаю и этот клочок земли, научивший меня видеть и понимать прекрасное…»

У Симонова впервые «клочок земли» как один из ликов родины появился в первом варианте стихотворения «Родина», опубликованном еще до начала войны, в 1940 году. Военного измерения там еще не было. Паустовский был первым, кто чувствовал, что такой взгляд обострится тогда, когда придется защищать родину.

Как оно и получилось, «клочок земли», «пядь земли» (так назовет потом свою повесть Г.Бакланов), «безымянная высота» (о ней будет сложена песня) – это не сужение понятия «родина», а расширение и обогащение его.

В знаменитом приказе наркома обороны СССР И.В.Сталина №227 от 28 июля 1942 года, получившем название «Ни шагу назад!», появился и этот «клочок земли»: «Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину…

Из этого следует, что пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности». Не исключено, что этот образ – «клочок земли» – Сталин взял из стихотворения Симонова. Прочтите этот приказ. Он есть в Интернете.

Но что касается Симонова, то на него приказ Сталина произвел огромное впечатление. Прочтите в Интернете написанное под впечатлением этого приказа стихотворение Симонова «Безыменное поле». Я приведу только три строфы:

Опять мы отходим, товарищ.
Опять проиграли мы бой,
Кровавое солнце позора
Заходит у нас за спиной.

Мы мертвым глаза не закрыли,
Придется нам вдовам сказать,
Что мы не успели, забыли
Последнюю почесть отдать.

Не в честных солдатских могилах –
Лежат они прямо в пыли.
Но, мертвых отдав поруганью,
Зато мы – живыми пришли!

У меня в журнале «Родина» фотография листовки с этим приказом. Впервые я обратил внимание на то, что в тексте приказа, напечатанного в этом приложении к журналу, и на фотографии листовки слово «родина» пишется с большой буквы. Наверное, отсюда и пошла эта традиция.

Но вернемся из 1942-го в 1941 год. Помню, как одна из учениц обратила внимание на то, что в «Песне о родине» совершенно нет людей. Только некий абстрактный «человек» и столь же абстрактный «товарищ».

В стихотворении Симонова конкретные люди: «Алеша», «седая старуха в салопчике плисовом», «весь в белом, как на смерть одетый, старик». Другой ученик как-то сказал, что у Лебедева-Кумача господствует множественное число местоимений: «наши нивы», «нет для нас», «у нас».

У Симонова тоже есть такое измерение: «вот где нам посчастливилось родиться». Но главное – в единственном числе: «я все-таки рад», «ты помнишь». Добавляю это наблюдение. Даже там, где поэт говорит обобщенно, он воспроизводит единственное число: «ты вспоминаешь не страну большую», «ты вспоминаешь родину – такую…».

А теперь мы подойдем к самому важному. Всегда обращали внимание на то, что «Песня о родине» лишена «национального начала», «сознание лишено национальных черт», «упор делается на слово гордое «товарищ», «нигде не упоминается, что страна – Россия». (Мы об этом говорили на уроках литературы. Для Есенина родина – «шестая часть земли с названьем кратким Русь».

Маяковский скажет иначе: «Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза». А вот и картина желанного для него будущего: «чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем».) «У Симонова сознание глубоко национальное», «повторяется «по-русски», «русская женщина». Это увидено верно. Восемь раз повторяется это русское. И дело здесь не в словах самих по себе. Это изменения в миропонимании, самосознании. Симонов был одним из первых, кто почувствовал эти исторические сдвиги.

Показываю купленную мной в 1944 году книгу. Это большой сборник стихов. По существу, это антология советской поэзии. На первом месте представленные нам много полнее других Маяковский и Есенин. Напомню, что в повести Бориса Васильева «Завтра была война…» перед самой войной у одной из школьниц возникли большие неприятности по комсомольской линии как раз из-за чтения Есенина.

Она любит Есенина, не расстается с его томиком, дает почитать его своей подруге. Но для школы все это чуждое, даже враждебное, с комсомолом несовместимое. И возвращение Есенина отвечало требованиям времени. Но в программу советской школы он вернулся только в 1968 году.

Война и в этом отношении многое изменила. Но не всегда ученики видят, что в «Песне о родине» у этой родины нет прошлого. Оно было в русской поэзии всегда. И в «Песни о вещем Олеге» у Пушкина, и в «Бородино» Лермонтова, и в «На поле Куликовом» Блока, не говоря уже о Есенине. В «Песне о родине» только то, что есть сейчас, сегодня. Ни одной приметы того, что было.

Лев АЙЗЕРМАН

Окончание следует