…И больше не дерись!

В качестве эпиграфа можно было бы, пожалуй, привести здесь те незамысловатые две строчки Маяковского, которые каждый из нас хорошо помнит с детства: «Если бьет дрянной драчун слабого мальчишку, я такого не хочу даже вставить в книжку». Норма очевидна и понятна даже маленькому ребенку, но почему-то она не воспринимается (точнее, – не усваивается) как безусловный моральный запрет на проявление физической агрессии. Напротив, действует особый «тонкий яд», актуализирующий другую, противоположную систему моральных норм, что и делает не просто допустимой, но и привлекательной для многих подростков драку как способ решения конфликтов.

К сожалению, внутренний запрет, которого придерживался Маяковский, не действует в реалиях современной культуры и функционирования СМИ. Напротив, здесь сцены агрессии, несмотря на законодательные ограничительные нормы, транслируются весьма интенсивно. За примерами далеко ходить не надо, достаточно просто сесть перед телевизором, взять часы, бумагу, карандаш и зафиксировать, сколько сцен агрессии вы увидите на экране в течение часа.

Умножьте это на два (те в среднем два часа, которое проводит ежедневно ребенок у телеэкрана) и вы получите представление о том, какое количество агрессии визуально воспринимает ребенок по ТВ в течении суток. Подобные нехитрые арифметические упражнения можно продолжить, пересчитав число увиденных агрессивных сцен в неделю, месяц, год… Подчеркну это только ТВ, а есть ещё Интернет, плюс другие источники информации. Иными словами, виртуальная среда, в которой значительную часть своего времени находится ребенок, насыщена поведенческими образцами агрессивного поведения и физического насилия.

Это – макротенденции. Но не менее важно оценить и отношение к проявлениям физической агрессии в микросоциальном окружении подростка. Этому и посвящена статья. В ней я приведу лишь ряд из многочисленных данных, полученных в результате анонимного анкетного опроса около пяти тысяч учащихся 7-11-х классов, который был проведен в этом году в различных субъектах РФ сотрудниками Центра социологии образования ИУО РАО.

Затрону при этом только два небольших сюжета: первый – о распространенности драк и мотивах участия в них подростка; второй – о реакции на драки в школьном окружении подростка (одноклассников и учителей). Их я рассмотрю относительно влияния таких факторов как пол, возраст и статус учащегося среди своих одноклассников.

Распространенность физической агрессии среди учащихся

Для выяснения участия подростков в драках им был предложен специальный вопрос: «Дрались ли Вы в течении последних двух месяцев?». Положительный ответ на него дали 6,5% опрошенных. Много это или мало? Насколько эта, на первый взгляд, небольшая цифра дает основание судить о распространенности физической агрессии в подростковой среде. В этой связи заметим, что если пересчитать полученные данные относительно числа учащихся в классе (по нормативам наполняемости класс-комплекта), то мы придем к выводу о том, что практически в каждом классе в течении двух месяцев происходит драка между учениками. И это, – как минимум.

Если же учесть, что среди дравшихся половина участвовала в драках в течении дух месяцев более двух раз (два раза – 22,3%, три раза – 10,5%, более трех раз – 15,5%), то ситуация окажется весьма тревожной; сегодня драки в школьной среде повседневная реальность. К этому добавим, что поскольку вариант ответа «я вообще не дерусь» выбрали 56,0% опрошенных, то вполне оправдан и общий вывод: в той или иной степени опыт личного участия в драках имеет практически каждый второй учащийся основной и старшей школы.

Помимо общей констатации частоты участия в драках отметим еще три момента, которые отчетливо проявились в результате более детального анализа данных. Так, во-первых, среди девочек, по сравнению с мальчиками, заметно выше доля тех, кто вообще не участвует в драках (соответственно: 69,5% и 36,4%). Во-вторых, с возрастом последовательно увеличивается доля учащихся, предпочитающих не участвовать в драках: 49,8% в 7-м классе, 56,8% – в 9-м, 68,2% – в 11-м. В-третьих, следует отметить, что школьники, проявляющие склонность к различным видам девиаций, участвуют в драках заметно чаще (см. рис. 1).

Рис.1. Ответы школьников с различными видами девиаций на вопрос об участии в драках (%)

Отмеченные общие тенденции, связанные с влиянием гендерных, возрастных и стилевых особенности поведения на проявление физической агрессии в подростковой субкультуре, имеют достаточно устойчивый характер, что подтверждают и результаты предыдущих исследований. Вместе с тем, помимо констатации распространенности драк среди школьников специальный интерес представляет анализ особенностей мотивации, обуславливающей их участие в драках.

Особенности мотивации участия в драках

Для выяснения мнений школьников о причинах их участия в драках в анкете им был предложен специальный закрытый вопрос. Он предлагался только тем, кто участвовал в драках в течении последних двух месяцев, причем они могли выбрать несколько из предложенных вариантов ответов.

Анализ полученных данных показывает, что наиболее распространенными причинами участия в драках являются следующие три: «оскорбление личности» – 57,9%; «заступничество в связи с оскорблением друга (подруги, любимого человека)» – 42,9%; «вынужденная оборона» – 37,5%. Заметим, что все три доминирующих мотива, во-первых, определяют оборонительный характер участия подростка в драке. И, во-вторых, важно, что поводом здесь выступает особая психологическая чувствительность к агрессии как относительно своих личностных особенностей, так и личности значимых для подростка сверстников (друзей, любимых).

Следует подчеркнуть, что доминирование подобной мотивации участия в драках соответствует ключевому психологическому новообразованию подросткового возраста, тем основным вопросам, на которые стремится ответить подросток: «Кто Я?», «Кто Я в глазах других людей?» (Л.И.Божович, Д.Б.Эльконин и др.). Поэтому неадекватность оценки своей личности другими, несоответствие складывающейся в этот период самооценки, расхождение внешней и внутренней оценки, попытки других занизить личностную самооценку вызывают острую реакцию защиты.

Поскольку, психологические критерии оценки своего Я находятся в стадии формирования («поиск идентичности» – Э.Эриксон), а культуросообразные способы оправдания своих взглядов, поступков, ценностей лишь начинают складываться и часто оказываются не убедительны для окружения (в силу, добавим, отсутствия часто и тех культурных образцов для решения подобных проблем, стоящих перед подростком), то возможность разрешить конфликт путем физической силы оказывается внешне простым и действенным «аргументом». Таким образом, подросток пытается решить собственно психологическую личностную проблему самоопределения явно неадекватным, физическим способом.

И это, в свою очередь, ключевая педагогическая проблема воспитания и психологической помощи на этапе перехода от подросткового возраста к ранней юности.

Среди других причин своего вступления в драки, которые в среднем выбрал каждый десятый подросток, отметим: «ревность» – 9,2%; «скуку, плохое настроение» -8,9%; «оскорбление национальных/религиозных чувств» – 8,8%; «защиту незнакомого человека» – 7,5%; мотив, связанный с защитой своего статуса – соперничество («чтобы не думали, что мне «слабо») – 7,5%. Подобные причины достаточно просты и для части из них («ревность», «оскорбление национального/религиозного чувства», «чтобы не думали, что мне слабо») можно использовать уже приведенную выше интерпретацию, связанную с личностной защитой.

Реже учащиеся указывают желание «отстоять точку зрения группы», к которой они принадлежат (спортивный, музыкальный фанклуб и др.) – 6,7%; «поддержку репутации, положения в глазах других» – 4,6%. Это в основном социальные мотивировки, касающихся как групповой самоидентификации, так и поддержания внутригруппового статуса.

И, наконец, незначительный процент ответов относится к группе мотивов, связанных со стремлением получить «эмоциональную разрядку/снять напряжение», «присвоить чужие деньги», желанием «продемонстрировать свое превосходство» или для оправдания своей агрессии ссылкой на «потерю самоконтроля»; их указывает 2-5% учеников.

Особый интерес представляет анализ возрастных изменений значимости тех или иных мотивов. С одной стороны, от 7 к 10 классу заметно увеличивается значимость мотивов, связанных с проявлением своего благородства, силы и смелости («вступиться за незнакомого человека», «чтобы не думали, что мне «слабо»»). Это мотивы, свидетельствующие о влиянии инстанции социально одобряемого «идеального Я»; здесь проявляется феномен «романтизации драки, как способа решения конфликта. С другой стороны, с возрастом при вступлении в драки увеличивается значимость такого мотива как «ревность»: в 7-м классе его отмечает 4,5%, в 8-м – 9,5%, а в 11-м классе уже 17,5% (это, заметим, каждая шестая драка).

Таким образом, вхождение подростка в пубертатный период существенно перестраивает его социальные отношения со сверстниками. И здесь проявляется особая линия агрессивного поведения, когда неадекватная самооценка и отсутствие культурно приемлемых образцов и способов разрешения конфликтов, возникающих на любовной почве, замещается подростком проявлением физической агрессии в отношении не только соперника, но, подчас, и по отношению к объекту своих влечений.

К сказанному следует добавить, что вообще мотив ощущения своей «оскорбленности» на этапе перехода от подростничества к ранней юности начинает играть все большую роль как побуждающий фактор для проявления подростком физической агрессии. Например, мотив оскорбления своих национальных и/или религиозных чувств отмечает каждая пятая (19,0%) девятиклассница из тех, кто дрался в течении последних двух месяцев.

Среди мальчиков-одиннадцатиклассников большинство (73,1%) в качестве причины вступления в драки отмечает оскорбление друга или любимой девушки. Таким образом, чувство оскорбленности, являясь внутренним мотивационным побудителем агрессии, может «разрешаться» в различных по своему социальному содержанию драках. В этой связи заметим, что, напротив, чувство собственного достоинства, сформированное в соответствии с определенными культурными образцами, является мощным фактором, блокирующим проявление физической агрессии.

Например, каждый третий (32,6%) из тех подростков, кто «вообще не дерется», мотивирует подобное поведение именно тем, что выяснение отношений с помощью драки считает «ниже своего достоинства».

Помимо возраста, заметные различия в мотивации участия в драках обнаружены также между школьниками в зависимости от их социального статуса в классе. Так, подростки с низким статусом среди одноклассников чаще вступают в драки в связи с переживанием чувства оскорбленности (себя, друга, любимого человека, своих религиозных или национальных чувств). Лидеры же чаще указывают на свое стремление «поддержать свою репутацию», «отстоять точку зрения группы, к которой они принадлежат»; здесь явно проявляется их социальная ориентированность на группу, ее ценностная значимость. В этой связи особый интерес представляет анализ мнений подростков о реакции одноклассников на участие в драках.

Об отношении одноклассников к дракам

Тем учащимся, кто в течение последних двух месяцев принимал участие в драках, был предложен специальный закрытый вопрос: «Как относятся Ваши одноклассники к тому, что Вы вступали в драку?». Распределение ответов представлено в таблице 1.

Табл. 1. Мнение дерущихся подростков об отношении одноклассников к их участию в драках (%)

Как видно из приведенных в таблице данных, большинство дерущихся школьников отмечают лояльное отношение одноклассников к своему участию в драках («им все равно», «считают это нормальным»). Лишь незначительная часть из них фиксирует либо явно выраженное позитивное отношение («одобряют»), либо негативное («осуждают»). При этом характерно, что мальчики в два раза чаще, по сравнению с девочками, отмечают сам факт оценки одноклассниками выяснения отношений с помощью драк как явление вполне нормальное. Иными словами, в субкультуре мальчиков-подростков силовое разрешение конфликта чаще оценивается как нормативно допустимое поведение.

У девочек же прослеживается иная смысловая оценка реакции одноклассников: дерущаяся девочка более склонна, по сравнению с мальчиками, оценивать реакцию сверстников на свое участие в драках как реакцию проявления безразличия с их стороны. В определенном смысле это свидетельствует об «отстраненности» коллектива одноклассников от девочки, которая участвует в драках. К этому следует добавить, что дерущиеся девочки чаще склонны фиксировать и явно выраженные негативные реакции одноклассников («осуждают») на свое участие в драках.

Помимо гендерных различий отметим, что с возрастом (с 7 по 10 класс) среди участвующих в драках школьников последовательно увеличивается доля фиксирующих негативную («осуждают») реакцию одноклассников на свое участие в драках. При этом параллельно снижается и доля тех из них, кто отмечает явно позитивное («одобряют») отношение одноклассников к своему участию в драках. В принципе это положительная тенденция: с возрастом разрешение конфликта с помощью проявления физической агрессии одноклассниками оценивается все более негативно.

Между тем, картина не столь однозначна. Особый интерес здесь представляет мнение школьников, участвующих в драках, о реакции одноклассников в зависимости от самооценки ими того социального статуса, который они занимают в классе. Так, полученные материалы показывают, что учащиеся с высоким статусом («чувствуют себя лидерами» в классе), гораздо чаще, по сравнению с теми, кто оценивает свой статус как низкий («чувствует себя одиноко»), указывают на то, что одноклассники относится к их участию в драках «нормально». Среди «мальчиков-лидеров» таких 52,2%, а среди «одиноких» – 14,3% (схожая тенденция и среди девочек, соответственно: 25,0% и 5,0%).

В свою очередь эти данные свидетельствуют о том, что коллектив класса склонен легитимизировать проявление физической агрессии со стороны своего лидера. Причем относительно мальчиков подобная легитимация лидерской агрессии гораздо более выражена, чем для девочек.

Надо заметить, что помимо легитимации возможной физической агрессии со стороны лидера, явно проявляется и тенденция прямого выражения как «осуждающих», так и «одобряющих» реакций относительно физической агрессии у учащихся с разным статусом. Так, «лидеры» существенно реже, по сравнению с «отверженными», отмечают проявление «осуждающих» реакций одноклассников по поводу своего участия в драках.

Если среди мальчиков-лидеров доля подобных ответов составляет всего 1,4%, то среди отверженных мальчиков – 28,6% (у девочек, соответственно: 9,4% и 20,0%). Что касается «одобряющих» физическую агрессию реакций, то здесь явно проявляется дифференциация по отношению к девочкам: 15,6% среди девочек-лидеров фиксирует позитивные реакции со стороны класса на свое участие в драках, а среди одиноких девочек доля подобных ответов составляет всего 5,0%.

Таким образом, не только пол и возраст определяют реакцию одноклассников на участие в драках, но не менее важен социальный статус подростка в коллективе класса: участие в драке лидера класса одобряется, а ученика с низким статусом – порицается. В этой связи важно подчеркнуть, необходимость учета социально-психологических особенностей структуры коллектива класса при проведении профилактической работы в связи с проявлениями физической агрессии.

Отношение к дракам учителей (осведомленность и реакция)

В целом полученные данные свидетельствуют о том, что, по мнению большинства (83,7%) учащихся, педагоги в принципе осведомлены о случаях драк в школе. При этом чуть более половины из них (44,8%) считает, что учителя, зная о драках, «не в курсе их причин». Другие же (38,9%) отмечают не только осведомленность учителей о самих случаях, произошедших между школьниками драк, но и об «их причинах». И, наконец, каждый шестой из опрошенных школьников (16,3%) указал, что «учителя, как правило, ничего не знают о драках в школе».

Обращают на себя гендерные различия в ответах школьников. Так, если девочки склонны чаще указывать на знание учителями причин, приведших к драке, то мальчики напротив чаще считают, что учителя вообще «как правило, ничего не знают о драках в школе». Это свидетельствует о большей закрытости мужской подростковой субкультуры от школьных учителей.

Показателен в этом отношении и анализ возрастной динамики ответов. Здесь на рубеже между седьмым и восьмым классом происходит заметное увеличение доли тех школьников, кто фиксирует отсутствие у учителей знания реальных причин, которые лежат в основе той или иной конкретной драки. Это позволяет сделать вывод о том, что на данном возрастном этапе происходит заметное изменение взаимоотношений между школьниками и педагогами. Подростковая среда становится более «закрытой» для учителей. Возможно, это связано с перестройкой содержания взаимоотношений между школьниками в пубертатный период, сменой содержания их реальных интересов, ценностных и культурных ориентаций.

Учащиеся с более высоким статусом среди одноклассников («лидеры») чаще, по сравнению с теми кто имеет низкий статус («одинокие») указывают на осведомленность учителей о причинах возникающих между подростками драк Это, в свою очередь, позволяет сделать вывод о том, что учащиеся-лидеры имеют более тесные и открытые отношения со своими учителями, в то время как подростки с низким статусом в коллективе класса («одинокие») чувствуют свою изоляцию не только среди сверстников, но и в отношениях с педагогами.

Таким образом, для них барьеры во взаимоотношениях возникают не только с одноклассниками, но и с учителями. Они чаще считают, что педагоги не могут понять реальных мотивов конфликтных отношений в подростковой среде.

Помимо информированности учителей о драках между учащимися, важно также выявить наиболее распространенные способы их реагирования на подобные конфликты. С этой целью школьникам предлагалось ответить на закрытый вопрос: «Как реагируют учителя на драки в школе?».

Полученные на него ответы показывают, что наиболее распространенной формой реакции учителей на драки между учениками, по мнению школьников, являются либо вызов родителей (62,4%), либо замечание, индивидуальная беседа (60,7%). Причем на проведение индивидуальных бесед девочки указывают существенно чаще мальчиков. Помимо этого, довольно часто отмечаются такие меры как привлечение администрации (директора) школы – 36,9%, сообщение инспектору по делам несовершеннолетних – 25,4%.

Распространены и способы социально-психологического воздействия, связанные с опорой на реакцию классного коллектива: собрание класса (19,4%), осуждение учителем участников драки перед классом (14,8%). Каждый десятый указывает, что учителя могут привлечь педсовет (10,6%), либо совет школы (8,1%). Фиксируются и радикальные меры, связанные с исключением из школы (5,8%).

Анализ возрастной динамики ответов показывает, что с возрастом учащихся последовательно увеличивается доля ответов, связанных с вызовом к директору (в 7-м классе 32,6%, в 10-м – 40,3%), с вызовом на педсовет (соответственно: 6,0% и 15,3%), вызовом на совет школы (соответственно: 4,0% и 12,4%). Иными словами, по мере взросления учащихся при возникновении между ними ситуаций явного проявления физической агрессии в форме драк все большее значение приобретает контроль и санкции со стороны адиминистрации, педагогического коллектива и общественных структур школьного соуправления.

В свою очередь это косвенно показывает, что с возрастом учащихся при контроле за проявлениями физической агрессии снижается значимость индивидуальных воздействий учителя; снижается авторитет педагога. Это позволяет сделать вывод об увеличении роли общественных и административных форм контроля агрессивного поведения учащихся в стенах школы.

О драках и бюджете

Итак: «Если бьет дрянной драчун?..» Приведенные в статье данные показывают: на проявления физической агрессии в подростковом возрасте оказывает влияние сложный комплекс гендерных, возрастных и социокультурных факторов.

Здесь нет простого ответа. Причины, побуждающие подростка вступать в драки многообразны: задействованы и защитные механизмы, связанные с кризисом идентичности, и механизмы групповой идентификации, и агрессивные установки обусловленные стремлением к самоутверждению. При этом «тонкий яд» влияния негативных социальных воздействий во многом связан со сложностью освоения позитивных образцов решения подростком проблем личностного самоопределения.

В этой связи вызывает, мягко говоря, недоумение предусмотренное в Проекте бюджета страны на 2021-2022 годы весьма существенное сокращение финансирования Программы «Развитие дополнительного образования и реализация мероприятий молодежной политики». Ведь сокращаются как раз те расходы, которые связаны с педагогической и социально-психологической работой по поддержке процессов личностного самоопределения в подростковом и юношеском возрасте, развитием творческих способностей и гуманистических установок.

Владимир СОБКИН, академик РАО, руководитель Центра социологии образования Института управления образованием РАО, руководитель Информационно-аналитического центра РАО