300 способов поэзии

Главное отличие второй книги «Живые поэты» («ЖЫ») – невероятная широта охвата. Издание может стать для читателя точкой входа во множество поэтик и типов письма.

Книга включает профессиональных и начинающих поэтов, пишущих в рифму и без нее, а также поп- и рок-музыкантов и широкую прослойку сетевых авторов. Для последних, которых часто упрекают в непрофессионализме, эпигонстве и прочих смертных грехах, эта книга имеет особую значимость: будучи поставленными в один ряд с произведениями мэтров, а также в широкий литературный контекст, их стихи начинают выглядеть иначе. Кроме того, в них становятся заметны черты отдельного феномена, одновременно литературного и социального: тяготение к определенному спектру тем (жизнь в мегаполисе, романтические отношения, терапевтический анализ эмоций, война и крупица религии), кочующие образы (городские окраины, вредные привычки, общественный транспорт, поцелуи, снег, дождь, ночь, смерть), схожая строфика, способы рифмовки и многое другое.

Каждый хоть сколько-нибудь заинтересованный читатель найдет в антологии «ЖЫ» стихи на свой вкус. Пригодится книга и практикующим поэтам. Причем не только тем, кто только начал познавать азы литературного мастерства и выходить в своем чтении за рамки школьной программы, но и тем, кто думает, что удивить их уже нечем. Новички найдут здесь то, что им сложно представить поэзией. Например, верлибр Оксаны Васякиной о сложной жизни трудовых мигрантов:

Он поет: когда я вернусь домой,
Я привезу тебе денег, любимая Заура,
А пока я живу в двухкомнатной квартире
с тридцатью нашими братьями,
Сплю с ними по очереди.

И если смерть не настигнет
меня на рельсах,
Я привезу тебе вазу,
Из Москвы привезу платок.

Или минималистичное стихотворение Николая Милешкина, умещающее большое и сложное чувство в трех строках:

как хорошо
что плохо
что тебя нет рядом

Мэтры увидят здесь, что их дело продолжается и развивается неожиданными способами. Откроем стихотворение Сергея Гандлевского «Когда волнуется желтеющее пиво…», написанное классическим ямбом и не единожды перепечатанное:

Вот белое окно, кровать и стул Ван Гога.
Открытая тетрадь: слова, слова, слова.
Причин для торжества сравнительно немного.
Категоричен быт и прост, как дважды два.
<…>
Храни меня, Господь, в родительской квартире,
Пока не пробил час примерно наказать.
Наперсница душа, мы лишнего хватили.
Я снова позабыл, что я хотел сказать.

Оно соседствует с пространным стихотворением Сони Капилевич – нарочито сетевой лирикой с необычным ритмом, отсутствием строфики, осовремененной лексикой («рапидной лентой плывут флешбэки») и отсылками к общеизвестным культурным образцам («монстры Босха», «незнакомцем картин Магритта»):

Ты станешь линией на обоях. Напоминанием непокоя. А я, как прежде, за нас обоих – все, препарируя, разложу. В окне – осколки полотен Гойи. Луна застыла лимоном голым. И только слово застряло в горле. И ветер ходит по этажу.
Мне кажется, редакторы не просто так разместили эти стихи рядом.

Евгений Бунимович соседствует в книге с Верой Полозковой, Александр Кабанов – с лидером группы «Радиопомехи» Рудаковым, внезапный Иван Вырыпаев – с узнаваемым Александром Дельфиновым, гражданственная Полина Барскова – с популярно-лиричным Романом Литвиновым, более известным как Mujuice, многословный и разговорный Карен Тараян – с точной, как укол, Евгенией Ульянкиной. Эта эклектика позволяет находить удивительные «рифмы» между текстами ничем не связанных авторов. Мы читаем у Ольги Костюченко, молодой поэтессы с Камчатки:

Дышащий океан, ровный далекий гул.
Это кино о нас – двое на берегу.
Это прямой эфир, боги внимают нам.
Мы произносим «мир» – и наступает тьма.

А следом видим у Елены Фанайловой:

Холодная война
они оно она
их старый дом и все с трудом
и частные дела
и трупы из-под снега и могил
как я тебя любил

И эта неожиданная антонимия (пусть и заданная волей редакторов) подрывает взгляд на поэзию как систему преемственности, но укрепляет в мысли, что бартовский «гул языка» един для всех.

Почти каждый опубликованный в книге автор представил свой список любимых поэтов. Значительно чаще других встречаются Иосиф Бродский и Осип Мандельштам. Третий по популярности Александр Пушкин, четвертая Марина Цветаева. Эта статистика наводит на мысль о «столпах» современной поэзии. Впрочем, Мандельштама одинаково любят, с одной стороны, Дарья Лебедева и Евгения Лавут, пестующие классическую метафору «любовь – война», а с другой стороны, Светлана Гусева и Лев Оборин, чьи стихи значительно сложнее. Так что причинно-следственной связи здесь может и не быть.

Отдельного разговора достоин дизайн книги «Живые поэты». Это издание – настоящее произведение полиграфического искусства. Если даже конкретное стихотворение не поразит читателя, он сможет насладиться сочетанием текста и изображения. Если бы книга содержала еще и советы, прослушиванием какой музыки лучше сопровождать чтение того или иного стихотворения, синкретизм достиг бы высшего уровня.

Амбициозный проект Андрея Орловского, на мой взгляд, достигает цели: книга определенно приковывает внимание и побуждает к поиску. Найденное в ней может вызывать противоречивые отклики, но утверждение «поэзия – мертва», вынесенное на обложку книги, в любом случае получилось опровергнуть.

Живые поэты. Книга II. – М. : АСТ, 2020.

Василий САМОРУКОВ