На чтение: ≈ 10 мин.Все лето 1941 года было очень жарким. И дней, подобных 22 июня, было очень много. Но они не сохранились в моей памяти. А запомнился только этот. Он застал меня в одном из сел на границе Полтавской и Черниговской областей.
Село было очень большое. Здесь располагались маслозавод, два колхоза, начальная школа и ветеринарный техникум, который еще до моего рождения окончили родители. Была в селе также и школа-десятилетка. Здесь мама после окончания института работала завучем, преподавала русский язык и литературу.
День был сухой, знойный, безоблачный, при полном безветрии. Мы, шести-семилетние дети, играли, спрятавшись в тени деревьев. Мужчины еще утром ушли в центр села к сельсовету на какое-то собрание и стали возвращаться только к середине дня. Из всех домов донесся женский плач. Нам сказали: началась война. Фашистская Германия напала на нашу страну.
Я, видимо, как и другие маленькие дети, не понимал до конца смысла этих слов. Но из поведения взрослых почувствовал – произошло что-то страшное.
Отступление
В селе стали появляться военные, молодых ребят и мужчин постарше провожали на фронт. Помню разговор о том, что сегодня на фронт уходят трактористы. На проводы приходили все жители села. Женщины плакали. Старики молчали. Мы, дети, находились в растерянности и не знали, как себя вести.
Жизнь наша быстро изменилась. С фронта начали приходить похоронки. Люди с тревогой смотрели на идущего по селу почтальона. И детей, и взрослых, чьи дома не обошла беда, старались окружить особой заботой и вниманием.
На высоком месте в селе была церковь. Возле нее – огромные сосны. На макушке сосен военные установили хорошо замаскированный наблюдательный пункт. Здесь постоянно находились красноармейцы.
По большаку, в ста метрах от домов, все чаще проходили отступающие войска. Я помню, как проезжали грузовые машины с красноармейцами, но ни одна из машин не остановилась.
Шли и кавалерийские части. Было очень жарко. Красноармейцы хотели пить. Младшие мальчишки с бидонами, старшие – с ведрами сновали от колодцев к большаку и угощали кавалеристов водой. Приносили яблоки, груши, сливы, помидоры, огурцы. Но и эти воинские части на привал в селе не останавливались.
Работники фермы: ветеринары, скотники, доярки, пастухи – погнали на восток все огромное колхозное стадо. Фермы опустели. В техникуме и школе прекратились занятия.
Дезертир
Все эти дни мама не расставалась со мной и всегда брала с собой на работу. Пока она занималась своими делами, я играл в школьном саду. Там возле кустов крыжовника пришлось стать свидетелем одного события.
Вдоль школьного деревянного забора шел красноармеец с винтовкой и вещевым мешком за плечами. Перепрыгнув через забор, он спрятался в крыжовнике. Достал из вещмешка гражданскую одежду. Быстро переоделся. Военную форму спрятал. Оставив вещмешок и винтовку в кустах, вернулся на дорогу и ушел.
Об этом случае я рассказал маме и еще одному школьному учителю. Тот принес лопату. За кустами крыжовника выкопал глубокую яму, положил туда немного соломы, плотно завернул винтовку в мешковину, а затем в клеенку, положил в яму и засыпал ее сначала соломой, а потом землей. Мне же было строго-настрого наказано никогда и никому об этом не говорить.
Попытка эвакуации
С приближением фронта тревога нарастала. Ощущение неотвратимости, неизбежности приближающегося несчастья передавалось от взрослых к детям. Когда работа в школе прекратилась, моя мама и еще трое учителей решили уезжать вслед за армией в эвакуацию. Днем ехать было опасно – в небе кружили вражеские самолеты. Выехали вечером на телеге, запряженной парой лошадей.
Через несколько часов на подъезде к городу Пирятин нас встретили военные. Проверяли документы. Они сказали, что мы находимся в окружении. Воинские части будут прорываться с боями. А таким, как мы, беженцам это вряд ли удастся. Оставаться же в степи опасно – немецкие танки просто затопчут нас гусеницами. Военные посоветовали нам переждать беду в каком-нибудь поселке, лучше – в своем. Мы повернули лошадей и к рассвету вернулись назад.
Первый фашист
Дня два или три военных в селе не было. Прошел слух, что подходят немецкие части. Опасаясь обстрелов, мама меня и других соседских ребят спрятала в погребе. По большаку прошли несколько немецких танков и большая группа мотоциклистов. Без боя они вошли в село.
Сидя в погребе, мы услышали над собой тяжелые шаги и мужской голос. Мама изучала немецкий язык и сказала, что нам приказывают выйти. У ступеней погреба мы увидели большого человека в военной форме с автоматом. В руках у него был огромный кусок сахара, который он грыз. Убедившись, что в погребе, кроме нас, никого нет, он и другие немецкие солдаты, стоявшие в стороне, ушли к соседним домам, не обращая на нас больше никакого внимания.
Не знаю, сколько прошло дней, когда жителям объявили о назначении сельского старосты. Появились также и полицаи из числа предателей – местных жителей. Все эти люди, видимо, по распоряжению немцев приказали всему населению выйти на поля на сбор початков кукурузы, которые не успели собрать до отступления армии.
К родным
Где-то в начале ноября к маме зашел пожилой рабочий из техникума. Он, как и мама, был родом из Оржицкого района. Рабочий сказал, что предателями составлен список неблагонадежных: активистов, комсомольцев, служащих, занимавших руководящие посты. Там есть и мамина фамилия. Этот список передан в немецкую комендатуру, и оставаться здесь нам опасно. Но поскольку линия фронта ушла очень далеко на восток и контроль на дорогах не такой жесткий, как был в прифронтовой полосе, то можно попытаться переехать в Оржицкий район к родственникам.
Рабочий сам хотел уехать домой и попутно был готов помочь нам перебраться к родным. Тем более что мама моя была в положении и скоро, в декабре, должна была родить второго ребенка.
Хорошо помню, что сидеть в повозке было невозможно. После осенних дождей дороги превратились в грязное месиво. Потом ударил мороз. Повозка подпрыгивала на замерзших комьях грязи. Мы с мамой шли по обочинам пешком. На ночлег останавливались в степи возле огромных стогов соломы. Чтобы не замерзнуть, отрывали в соломе норы, а вход закрывали соломой.
В ноябре ночи длинные. Темнотой ложились спать, а к рассвету уже уезжали. Лошадей кормили соломой и собранными в поле кукурузными початками.
В последний день пути на грейдере проезжали мимо огромной колонны сожженных наших автомашин. Убитых солдат нигде не было. Но в кабине одной из машин помню обугленный труп бойца.
Как приехали к родным, не помню, потому что очень устал. Мне потом рассказывали, что я выпил две кружки воды и сразу же уснул. Так я совершил первый в своей жизни пеший 130-километровый переход.
Виталий ЯРОШЕНКО,
педагог
Москва
И опять о войне.
Сколько минуло дней!
Ну а мы до сих пор
Вспоминаем о ней.
На экране я вижу
Бегущих солдат.
Мне б успеть им помочь –
Но погиб их отряд.
Не хватает бойцов,
Мне бы ринуться в бой,
Но меня еще нет
Над усталой землей.
Для того, чтобы мне
В этот мир прорасти,
Надо было сначала
Россию спасти.
Но спасибо ему,
Добежал тот солдат,
Это память о нем
Возвращает назад.
Возвращает к войне,
Сколько минуло дней!
Ну а мы до сих пор
Вспоминаем о ней.
Лариса РОДИОНОВА
Выбор читателей
Комментарии