Белочки и Звездочки

Нельзя назвать это педагогическим приемом. И методом тоже. И способом. Это скорее выработанный в процессе общения с учениками целый комплекс взаимоотношений, направленных на сохранение границы между учеником и учителем в открытом или закрытом состоянии. Главный элемент в этом комплексе я называю ключом.

Так сложилось, что с любым человеком я общаюсь индивидуально, и уже в процессе появляются какие-то только нам двоим известные и понятные сюжеты. По ходу я даю этим событиям и сюжетам странные названия, кодовые слова, мало что говорящие о ситуациях постороннему, – яркие и образные, случайно сказанные в любом контексте, они заставляют нас вдвоем хвататься за животы и хохотать, тогда как остальные с недоумением и изумлением ждут, когда же пройдет это «парное сумасшествие».

Это ключи действия – слова, способные мгновенно переключить внимание ученика, изменить его настроение или состояние. Подобные ключи – явление довольно редкое. Сначала они возникали случайно. Потом некоторые приходилось создавать специально. Увы, ко многим личностям таких ключиков я так и не подобрал – не хватило элементарных знаний из области детской психологии или, что тоже случается, желания их создавать в каждом конкретном, отдельно взятом случае.
Но чаще, чем ключи действия, я использовал ключи имен.

Получилось так, что у каждого ученика рано или поздно появлялось свое прозвище, а я подробно объяснял каждому, почему именно оно так ему подходит, и связывал его с чертами характера, запоминающимися элементами поведения, поступками.

Например, Солнышком я назвал яркую, светленькую, постоянно смущенно улыбающуюся Юльку: «Ты как Солнце – скромно светишь, и в твою сторону часто не смотришь – есть и есть. Но когда тебя нет – это сразу заметно!»

Может быть, на солнышко она и не была особенно похожа, но «случайно» сделанная и показанная ей один раз фотография с солнечной короной прически вокруг головы (два часа фотошопа, ха!), несколько реплик о том, что «солнышки всех греют», «солнечные человечки – самые добрые», «солнышком быть радостно», «солнышки улыбаются, как ты», – зародили мысль о том, что все это очень даже неплохо, а то и вовсе замечательно. «Доброе утро, Солнышко! – писал я в приватном чате. – У тебя «5», моя лучистая!»

Естественно, прозвище Солнышко я никогда не использовал случайно, в нейтральном повседневном общении – только в моменты эмоционального подъема, когда хвалил, радовался успехам или, наоборот, утешал: «Юля, Солнышко, я так тобой горжусь!», «Солнечная ты моя Юлька! Не переживай, все еще получится, я в тебя верю!» Еще это закреплялось в приватных оборотах: «улыбаешься, как лучик», «прямо вся светишься», «яркая в золотом», «зайчик светящийся» (солнечный зайчик), «ушки засияли». Ассоциация – сильная вещь, а будучи завязанной на положительных эмоциях, превращается еще и в мощный инструмент межличностной связи.

Важный момент: обычно я называл ученика этим прозвищем, находясь с ним один на один, и никогда не афишировал его в присутствии других, тем более посторонних. В классе я мог назвать его как-то по-другому, близко, похоже. Но это уже было бы знаком, предостережением: «Внимательнее! Я знаю о тебе больше, чем говорю сейчас! Сейчас ты начинаешь переходить границу! Неужели ты хочешь, чтобы и я начал делать это?»

Выходило, что прозвище, или ключ-имя, – это только нам двоим известный секрет, код, по которому ученик мог узнать, почувствовать вопросы, обращенные именно к нему: «А что в произведении вам кажется самым запоминающимся, близким, теплым, ярким?» Этот ключ помогал мне поддерживать дружеское общение в одном кругу и формальное, деловое – в другом.

Еще этот ключ связывал только нас двоих в целом классе, потому что его можно было показать жестом, рисунком, просто глазами, паузой, в которую как раз умещалось так и не произнесенное слово. Связь эта возникала, восстанавливалась мгновенно, что было гораздо действеннее, чем если бы я даже назвал человека по имени. В диалог, дискуссию сразу же вмешивалась эмоция, и из меня одного нас сразу же становилось двое.

Лапочка, Кисочка, Тема, Искорка, Кнопочка, Мишуня… Я шел по классу, перебирал ключи и, общаясь с каждым из них, сам мгновенно менялся эмоционально, потому что каждый мой ученик индивидуален, а значит, и я всякий раз должен становиться другим, известным только ему, им сотворенным и ему принадлежащим.

Да, это отчасти было похоже на игру. Собственно, игрой и было. Но это завораживало и меня, и ребят. «Свой» – «чужой». Странно, но интересно. Держу в голове связь с каждым – и без разницы, в центре ли кабинета нахожусь, у окна или у дверей.

О том, как это выглядело со стороны, ученики сами мне рассказывали: «Вот вы стоите, разговариваете с Аишей, она что-то отвечает, я не слышу, о чем речь, потому что вы там, а я тут. А вы вдруг поворачиваетесь ко мне, стоите и смотрите, я не понимаю, что вы сделали, но сразу как-то ощущаю, что мы вместе, и я должен что-то сказать. Что именно – не знаю, но почему-то хочется вам помочь».

«Все вроде бы про этого учителя я знаю, добрый он, о себе рассказывает часто. Отворачивается – и я его уже не узнаю. Другой человек! Поворачивается – снова он, мой учитель».
А меня называли просто «Александр Юрьевич».

Александр ЦЫГАНОВ, учитель русского языка и литературы ульяновской школы №55 с изучением культур народов Поволжья, финалист Всероссийского конкурса «Учитель года России»-2019