​Сквозь площадь. Я так думаю

Где-то я уже видел эту пару – они удаляются от меня, стоящего на площади перед Центральным вокзалом Амстердама: ведущий «под уздцы» свой велосипед седой лысоватый мужчина в коричневой кожаной куртке и идущая за руку с ним элегантно стареющая женщина в черном плаще с красной молнией. Еще секунда-другая – и они растворятся в толпе, состоящей из студентов и иммигрантов, туристов и вокзальных воришек, спешащих с работы клерков и праздно шатающихся бродяг. Еще минута – и исчезну отсюда я: зайду в двери вокзала и, кто знает, вернусь ли…

Первое, что я услышал в здании амстердамского вокзала в день моего приезда, – звуки рояля. Фонограмма среди шума и толчеи звучала неожиданно… Да нет, это была не запись, это и в самом деле стоял рояль, а за ним – музыкант (ведь были же когда-то концерты в вокзалах – отсюда и их название). И музыканты отнюдь не специально нанятые, любой горожанин может сесть за рояль и сыграть то, что он захочет. Играют благообразные старики и подтянутые холеные мужчины, девушка поет и срывает аплодисменты толпы, ребята-афроамериканцы подсаживаются за инструмент и пытаются наигрывать что-то свое. Сколько я ни оказывался на вокзале в эти дни, ни разу не слышал, чтобы рояль молчал…Дует холодный вечерний ветер с залива, трамвай сигналит мне, намекая, что я зазевался, парень-велосипедист, проезжающий мимо, кричит что-то на голландском и выставляет руку, для того чтобы в знак приветствия ударить по моей. Я тоже тяну руку в его сторону, но не успеваю на какое-то мгновение: он едет дальше, и это значит, что мы уже никогда не встретимся… Это я все брожу и брожу вдоль каналов после премьерной «Антигоны» с Жюльетт Бинош в местном театре. Маленькая, хрупкая, одетая в черное легкое платье, она выходит сражаться с ветром, который постоянно дует за городской стеной: там, где она должна хоронить Полиника. Она выходит за ворота своего города, и никто не может помешать ей идти против ветра, присыпать землей тело брата, любить его, несмотря на запреты людей в строгих деловых костюмах, которые точно знают, кого нужно ненавидеть. И даже умершая уже, лежащая на выехавшем из-под сцены помосте, она, эта девочка-женщина, принципиальная и легкая, вдруг вскочит, чтобы сесть на край сцены, свесив ноги в зрительный зал, и, уставившись в темноту, сказать: «Горожане!..»«Наш Господь на чердаке» – так называется один из самых необычных музеев Амстердама. Дело в том, что с середины XVII века католичество в протестантской Голландии было под запретом, и официально церкви, исповедующие эту религию, работать не могли. И тогда предприимчивые голландцы стали делать тайные церкви в верхних этажах своих домов. Эта – единственная сохранившаяся с того времени. Три соседних дома были выкуплены для этого купцом Хартманом. По длинной винтовой лестнице, минуя маленькие типично голландские кухоньки и спаленки, взбираешься в настоящий храм с хорами, алтарем, органом, скамьями для прихожан… В течение двухсот лет здесь проходили службы, и никто не мог помешать им исповедовать свою веру.Они сидят, свесив ноги, на берегу канала и никуда не спешат, нежась под вечерним апрельским солнцем. Жители вольного города Амстердам заслужили это право своей историей. Они всегда садились за рояль и играли на нем свою музыку. Из стойких маленьких (это судя по размеру их кроватей в тех же музеях) горожан и строится этот город, тесно сжавший фасады своих аккуратных домов, город, который не сдаст своих принципов, независимо от того, насколько сильно подует ветер.А увиденная мною пожилая пара, конечно, уже скрывалась в толпе на одной из картин голландца Брейгеля: это они спокойно шли сквозь нее, взявшись за руки и не обращая ни на кого внимания.