search
main
0

Григорий ЗАСЛАВСКИЙ: Мгновенный переход ГИТИСа в онлайн стоил нам около 150 миллионов рублей

Новый учебный год уникален по определению. За месяцы пандемии именно сфере образования пришлось кардинально перестроить всю свою работу. Особенно трудно это было сделать учреждениям, которые занимаются подготовкой специалистов в сфере искусства. Каким 1 сентября встречает один из ведущих вузов страны – Российский институт театрального искусства – ­ГИТИС, а также о том, что нужно, чтобы попасть в мировые рейтинги, и почему система трехступенчатого образования остается востребованной, мы поговорили с Григорием Заславским, ректором ГИТИСа, доцентом, кандидатом филологических наук, театральным критиком и телеведущим.

– Григорий Анатольевич, как пандемия изменила образовательный процесс? В интервью РБК вы отмечали, что тяжело пережили это время.
– Да, нам действительно было тяжело. Хотя само решение по переходу на дистанционное обучение мы приняли, наверное, одними из первых еще накануне выходных 13 марта. Это было в пятницу, мы решили, что переводим на дистанционное обучение продюсерский и театроведческий факультеты. А в понедельник 16 марта на ректорате приняли уже более радикальное решение о переходе всего ГИТИСа на дистанционное обучение, правда, только по тем предметам, по которым это возможно. Это очень важное уточнение, потому что теоретические предметы переводимы в онлайн – пусть с потерями, но переводимы. А практические дисциплины, такие как актерское мастерство или сценическая речь, невозможно перевести в онлайн. Утром 17 марта мы уже вели занятия по теоретическим дисциплинам онлайн. Образовательный процесс должен быть непрерывен. Его можно сравнить с разливкой стали – стоит остановить один этап, и все производство окажется под угрозой. Точно так же устроен творческий процесс: если его остановить на какое-то время, то придется начинать все заново, а не с того места, когда он был поставлен на паузу. Кроме того, точно так же, как нашим студентам необходимо постоянное общение с нашими мастерами, и нашим мастерам необходимо постоянное общение со студентами. Это не были занятия по актерскому мастерству, но мы придумали этим встречам специальное название – общение на профессиональные темы. А сами практические занятия сначала отложили на две недели, потом эти две недели превратились в месяц. Потом стало понятно, что мы останавливаемся до конца июня. 20 мая мы закончили учебный год для шести наших факультетов, где практические занятия необходимы, промежуточной аттестацией, а не классической сессией. И посчитали, что каникулы закончатся 20 июля. Когда 23 июня в Москве разрешили открывать массажные салоны, парикмахерские, мы возобновили репетиции в ГИТИСе. Часть студентов находились все это время в общежитии, часть разъехались по домам.

Поэтому мы попросили студентов вернуться на две недели раньше и пересидеть двухнедельный карантин, чтобы более-менее защищенными чувствовать себя в учебных аудиториях. Но, к сожалению, произошло то, что можно было ожидать: сегодня мы, находясь в относительно безопасной эпидемиологической ситуации, психологически не готовы к возобновлению занятий в полном объеме. Каждый день ко мне обращаются студенты или их родители, которые взволнованны: «Говорят, вчера три скорых забрали еще нескольких студентов, что ваше общежитие – очаг ковидной инфекции, это правда?» и так далее. Я, естественно, тут же поддаюсь этим волнениям, звоню в общежитие. Выясняется, что последняя скорая помощь приезжала пять недель назад и забрала мальчика, который сломал себе во время занятий палец на ноге.

– Насколько сложно было перестроиться преподавателям? Как показали исследования, в российских школах каждому пятому учителю не хватает навыков дистанционной работы.
– Наши преподаватели – люди, которые все время готовы к тому, что студенты предложат им что-нибудь неожиданное и новое, они всегда готовы к самым разным формам работы. Например, наш выдающийся выпускник и профессор Михаил Ефимович Швыдкой преподавал у нас на протяжении всего карантина, регулярно приезжал на нашу студию и через Zoom вел занятия. Другое дело, для того чтобы мгновенно перейти в онлайн, нам пришлось потратить около 150 миллионов, которые мы получили в прошлом году в рамках федерального проекта «Творческие люди» национального проекта «Культура», это средства, потраченные на закупку техники. Благодаря этой счастливой неслучайности мы смогли в понедельник в три часа дня проголосовать за переход в онлайн, а в 9 утра следующего дня начать занятия.

– Да, это очень быстрый переход. А как сказалась пандемия на наборе абитуриентов в ГИТИС?
– Мы люди публичные, когда нам что-то нравится, мы громко говорим об этом. Когда нам что-то не нравится, то, как говорил Лев Толстой, не можем молчать. И поэтому, когда Министерство науки и высшего образования Российской Федерации постановило, что в условиях пандемии необходимо проводить все испытательные мероприятия в рамках приемной кампании онлайн, мы загрустили, потому что для нас это невозможно.
Точнее, возможно все, но только в том случае, если мы отказываемся от своих претензий на высшую лигу, от желания выпускать выдающихся актеров, балетмейстеров, вокалистов, сценографов, критиков, продюсеров и так далее. А если не отказываемся, без очных туров нам не обойтись никак. В результате мы стали единственным вузом, который все три тура творческих испытаний провел очно. Это не значит, что мы отказались от онлайн-прослушиваний. Но когда ребята, которые были увидены нами и произвели на нас сильное впечатление в режиме онлайн, приезжали в Москву, мы встречались с совершенно другими ребятами – другого роста, другого характера, даже с другими голосами. У меня на это есть один очень простой пример.
Мы берем двух детей из двух разных семей, в одной из них девочке или мальчику с детства говорили: «Ну какой же ты талантливый, как ты читаешь стихи, как ты строишь рожицы!» И когда началась пандемия, папа покупает самую дорогую камеру, дополнительный свет, мама и бабушка причесывают этого мальчика или девочку, ребенок десять раз читает свою программу, лучший дубль отсылают в ГИТИС. Другой родился в семье, где никто никогда актером не был, да и театра в его городе никогда не было и, скорее всего, не будет. И все, что он слышит: «Да ты что, ну какой театр, да в ГИТИСе… там все по блату, никогда и нет». Он ждет, когда все уснут, приходит на кухню небольшой однокомнатной квартиры, где они живут, прячется за холодильник и начинает полушепотом записываться на камеру плохонького мобильного телефона. И дальше мы сравниваем эти две несопоставимые записи. А талантливым артистом может быть и тот и другой. Поэтому никакой онлайн не может заменить очные испытания в вузы высшей лиги. Мы невероятно благодарны министру культуры России Ольге Борисовне Любимовой, которая разрешила нам проводить очные испытания, огромная благодарность Валерию Николаевичу Фалькову, который мгновенно разделил обеспокоенность и согласился с такой необходимостью, когда к нему с таким вопросом обратилась министр культуры. И я навсегда благодарен великому человеку Анне Юрьевне Поповой, которая прислала нам для ознакомления подготовленные ими специальные условия для очных испытаний, и они были подписаны только после того, как вузы искусства их посмотрели. Честно говоря, мы не исправили там ни одного слова. То, что было для нас придумано, было придумано профессионально, с пониманием ситуации и специфики нашего обучения. Я хочу сказать, что это уникальный опыт взаимодействия разных структур и готовности понять специфику, которой мы стараемся не кичиться, но которая, конечно, существует. Приемная кампания проходила в чрезвычайных условиях. Но все, что можно было сделать по-человечески и привычно, было сделано, поддержку мы получили со всех сторон.

– Хотелось бы расспросить вас про работу в Общественной палате Российской Федерации 7‑го созыва, а также в Министерстве культуры Российской Федерации. Насколько вы чувствуете себя способным влиять на развитие культуры в стране при помощи этого инструмента?
– В Общественном совете Министерства культуры я не состою с 2016 года, с момента, как возглавил ГИТИС. За время работы в нем, мне кажется, удалось много чего хорошего сделать. Для меня это был очень ценный и дорогой опыт. Что касается Общественной палаты, то 17 августа прошли первые слушания, на которых мы обсудили два острых вопроса: вопрос детских школ искусства и, скажем так, отголосков новой этики в образовании. В России, как и во всех странах, где дорожат своими исполнительскими традициями, существует система трехступенчатого музыкального образования: музыкальная школа, училище, консерватория. В России этой традиции более 100 лет. Как когда-то сказал Михаил Ефимович Швыдкой, если сегодня 50 тысяч человек не сядут за фортепиано в детских музыкальных школах, завтра некому будет сесть за пульт Светлановского оркестра и любого другого из лучших оркестров России. Это не уникальная система, но невероятно ценная, требующая сохранения. Сегодня, с введением сертификатов персонифицированного финансированного дополнительного образования, возникла реальная опасность уничтожения этой системы. Сертификат оценивается примерно в 7 тысяч рублей в год, а стоимость обучения в детской музыкальной школе – 70 тысяч.
Далее. Сертификат можно использовать или на музыкальную школу, или на спортивную секцию. Но серьезный музыкант должен иметь хорошую физическую форму, без спортивной подготовки концерт в двух отделениях отыграть сможет не каждый. Оставлять такой выбор родителям – или в бокс, или на фортепиано – как минимум недальновидно. Мы хотим, чтобы наши дети были и в музыкальном смысле образованны, и физически выносливы. Второй вопрос, вынесенный на обсуждение, связан сразу с несколькими судебными процессами, по которым обвиняемыми проходили и уже осуждены известные музыкальные преподаватели. Они обвинены в педофилии, которая оказывается сегодня страшным и практически не требующим особых доказательств обвинением, которое ломает судьбы людей. И этот вопрос требует обсуждения: как не подпустить к детям реальных преступников и как одновременно подумать о защите честных людей, чтобы родители, которые просто недовольны успехами своих детей, не «закрывали» уважаемых педагогов в колонии.
Вот эти два вопроса мы обсудили 17 августа. Собрали очень хороший состав участников, в разговоре приняли участие председатель Комитета Госдумы по культуре Елена Ямпольская, представители Министерства культуры, Агентства стратегических инициатив, руководители музыкальных школ, училищ, адвокаты. Мы очень надеемся вместе с ныне замечательным Комитетом Госдумы по культуре продолжить работу над новым законом «О культуре», принять который поручил президент. Действующие сегодня Основы законодательства о культуре принимались в 1992 году, две Конституции назад.

– Вступая в должность ректора, вы отмечали, что ваша цель – сделать лучший театральный вуз мира. Что нужно, чтобы прийти к ней?
– Я знаю, что ГИТИС входит в десятку лучших вузов мира, но хочу, чтобы это признали еще и существующие рейтинги. Когда я разговариваю с коллегами из театральных школ Европы или Америки, то все лидерство ­ГИТИСа признают. Но в международном рейтинге QS нас нет, хотя все необходимые данные мы отправили еще в 2017 году и с тех пор показатели регулярно обновляем. К сожалению, приходится признать, что и в сфере высшего образования до сих пор действуют двойные стандарты, первые места давно «распределены» и никто не хочет изменений. Это данность. Но это не значит, что, признав это, можно ничего не делать. Скорее наоборот. Нужно еще больше работать, чтобы нас заметили. Театр – искусство национально укорененное, мы не британская актерская школа, выпускники которой могут играть в американском кино и получать «Оскары».
Нам для международного признания нужно проводить международные школы, делать все, чтобы ­ГИТИС был еще более узнаваемым брендом, чем мы и занимаемся с 2016 года. По-моему, наши усилия не бесполезны.
После более чем двадцатилетнего перерыва осенью прошлого года мы провели школу ­ГИТИСа в Париже. Из 13 участников 12 записались на вторую, мартовскую нашу школу, которую, к сожалению, пришлось перенести на неопределенное время, а двое сейчас поступают в ­ГИТИС. Это не сумасшедшие показатели, но это победа. В один из моих приездов в пекинскую Центральную академию драмы вечером в кампусе мы сидели во дворике, собрались студенты из разных стран, и, в частности, несколько было из Грузии. Они были не очень доброжелательно настроены к России, но признали, что единственный преподаватель, у которого можно учиться в этом вузе, выпускник ВГИКа, а две девочки, которые там учились на актерском факультете, спрашивали меня, что нужно, чтобы перевестись в ­ГИТИС. Это не случайно – российская система образования в сфере искусства по-прежнему лидирует: хоть в музыке, хоть в театре, хоть в балете.

Ирина КОРЕЦКАЯ

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте