На чтение: ≈ 15 мин.В нашей стране бал правят некрофилы. Не думаю, что так дело обстоит только у нас – это, по мнению многих философов и социологов, скорее не национальная, а мировая тенденция. Не знаю, как в солнечных странах,…
… таких, например, как Италия, Кипр или Болгария (говорят, что там процент счастливых людей гораздо выше, чем где бы то ни было на земле), но в современной России у власти, как в государственных структурах, так и на ТВ, явные ненавистники жизни. И самое ужасное, что эти с виду тихие любители распада и энтропии заражают своей некрофилией и здоровых, любящих жизнь и радость сограждан. Не верите?
Включите любой из 6 общественных каналов, доступных для большинства страны. На всех, кроме канала «Культура», вас встретят напоминания о горе и смерти: страшные случаи, криминальные новости, судебные разбирательства, выяснения отношений, семейные скандалы, ЧП и расследования. Подробно расскажут вам о том, как было совершено преступление, чем пользовался преступник, как готовил свое гибельное предприятие, как себя чувствует сейчас.
Когда такие передачи только начали появляться на ТВ в большом количестве, одна моя коллега, математик, умнейшая женщина, дала им простую и точную характеристику – «программы из серии «Шире круг». То есть идеологическая «подкладка» таких передач очевидна, хоть и не проговаривается вслух: если вы чувствуете в себе большой некрофильный потенциал, но не знаете, как его реализовать, то посмотрите, как это делают профи, и смело принимайтесь за дело. Сначала многие, как и я, приходили в ужас от такого сокрушительного удара по здоровой психике, но потом все привыкли. Одни полностью переключились на канал «Культура», кабельное ТВ и интернет, другие со временем вошли во вкус и даже полюбили сюжеты, щекочущие нервы… Есть среди моих знакомых, вполне нормальных людей, такие любители. Меня всегда удивляет их заинтересованность в подобного рода передачах, но, видимо, «некрофильная» зараза подспудно действует даже на природных жизнелюбов. Одна женщина, например, так объясняет свое пристрастие к негативу: «У меня самой в жизни сплошные проблемы, куда ни кинь. А я посмотрю по телеку, что у многих все гораздо хуже, чем у меня, и утешаюсь на какое-то время…» Ну, знакомая логика: чужое горе – наша радость. Плохо, что у нас ведь полстраны по этой причине не выключает зомби-ящик. Утешаются зрители тем, что другим тоже несладко. Вот этот момент больше всего настораживает…
Я как-то провела эксперимент: будучи в гостях у родственников, которые не выключают телевизор по целым дням (они его не целенаправленно смотрят, но поглядывают постоянно), отмечала эмоциональную составляющую предлагаемого зрителям телепродукта. Результат был неутешителен – от 70 до 90 процентов эфирного времени отведено если не кошмарам, то негативу в той или иной форме. Совершенно очевидно, что это не случайность и даже не результат продуманной социальной политики (в мировой сионистский заговор я тоже не верю, уж простите меня). Массовая тяга к энтропии – это проявление некоей глубинной тенденции. Неосознаваемой, имманентной, сущностной. Я стала искать объяснение этому феномену у психологов. И нашла у Эрика Фромма, выдающегося философа ХХ века, давшего объяснения многим явлениям нашей современности.
«Некрофилия» – не его термин, он появился раньше, во времена Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга, но Фромм широко пользовался им, более того – дал свое четкое определение как этому понятию, так и противоположному – «биофилии» – любви к жизни. Я сделала ряд выписок из его книги «Душа человека. Ее способность к добру и злу», точнее из третьей ее главы. Вся она посвящена этому феномену и носит название «Любовь к мертвому и любовь к живому». Я привожу несколько цитат и оставляю их без комментариев. Потому что они не нужны. Любой человек, прочитавший цитаты, все поймет и сам сделает вывод:
«Некрофил движим потребностью превращать все живое в неживое, он воспринимает жизнь механически, как будто все живые люди являются вещами. Его наполняет глубокий страх перед жизнью, поскольку жизнь неупорядоченна и неконтролируема по своей сути. Поэтому всему живому он предпочитает различные механизмы: приборы, машины, оружие».
«Некрофилы одержимы любовью к принудительно-педантичному порядку. Они очарованы бюрократическим порядком и всем мертвым. Высшими ценностями они считают повиновение и упорядоченное функционирование организации. Классический пример некрофила – Гитлер и его ближайшие соратники. Однако примеры некрофильного характера имеют место отнюдь не только среди инквизиторов, гитлеров и эйхманов. Существует бесчисленное множество людей, которые, хотя и не имеют возможности и власти убивать, выражают свою некрофилию другим, на первый взгляд более безобидным образом. Примером такого рода является мать, которая интересуется только болезнями и невзгодами своего ребенка и придает значение только мрачным прогнозам относительно его будущего. Она холодна к радости своего ребенка и не обращает внимания на то новое, что в нем растет. Она не причиняет своему ребенку очевидного вреда, однако постепенно она может задушить его радость жизни, его веру в рост и в конце концов заразить его собственным некрофильным ориентированием».
«Для некрофила характерна установка на силу. Сила есть способность превратить человека в труп. В конечном счете всякая сила покоится на власти убивать. Может быть, я и не хотел бы человека убивать, я бы хотел только отнять у него свободу; может быть, я хотел бы его только унизить или отобрать у него имущество, – но что бы я ни делал в этом направлении, за всеми этими акциями стоит моя способность и готовность убивать. Кто любит мертвое, тот неизбежно любит силу… Лозунг \”Порядок и закон\”, призыв к применению более строгих мер наказания за преступления, равно как и одержимость некоторых \”революционеров\” жаждой власти и разрушения — это не что иное, как дополнительные примеры растущей тяги к некрофилии в современном мире».
«Тот, кто любит жизнь, тот чувствует свое влечение к процессу жизни. Он в состоянии удивляться и охотнее переживает нечто новое, нежели ищет прибежище в утверждении давно привычного. Жизненные приключения представляют для него большую ценность, чем безопасность. Его установка на жизнь функциональна, а не механистична. Он видит целое, а не только его части, он видит структуры, а не суммы. Он хочет формировать и влиять посредством любви, разума и примера, а не с помощью силы, не тем, что он разнимает вещи и бюрократически управляет людьми. Он радуется жизни и всем ее проявлениям. Биофильная совесть мотивирована жизнью и радостью; цель моральных усилий состоит в том, чтобы укрепить жизнеутверждающую сторону в человеке. По этой причине биофил не мучается угрызениями совести и чувством вины, которые, в конце концов, являются только аспектами ненависти к самому себе и печали. Он быстро поворачивается лицом к жизни и пытается делать добро. Этика Спиноза представляет собой впечатляющий пример биофильной морали: «Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни».
«Любовь к живому так же заразительна, как и любовь к мертвому. Она передается без всяких слов и объяснений и, разумеется, без каких-либо проповедей по поводу того, что надо любить жизнь. Для ребенка важнейшей предпосылкой развития любви к жизни является его совместное проживание с людьми, которые любят жизнь. Она находит свое выражение скорее в поведении, чем в идеях, скорее в интонациях голоса, чем в словах. Она ощущается в общей атмосфере человека или группы, а не в определенных принципах или правилах, по которым они устраивают свою жизнь. Среди специфических условий, необходимых для развития биофилии, я хотел бы упомянуть следующие: теплые, преисполненные любви контакты с людьми в период детства; свобода и отсутствие угроз, обучение принципам, которые ведут к внутренней гармонии или силе, причем скорее примером, чем увещеванием; введение в «искусство жизни»; оживленный обмен с другими людьми и обустройство жизни, определяемое подлинными интересами. Противоположные предпосылки способствуют развитию некрофилии: созревание среди людей, которые любят мертвое, недостаток инициативы, страх, условия, которые делают жизнь рутинной и неинтересной; механический порядок вместо рационального устройства жизни, обусловленного непосредственными отношениями между людьми.
Совершенно очевидно, что общественные условия оказывают в этом смысле решающее влияние на развитие индивида… Больше всего бросается в глаза, что мы находимся в ситуации, в которой резко противостоят друг другу избыток и недостаток как в экономической, так и в психологической области. Пока люди будут затрачивать основную энергию на то, чтобы защитить свою жизнь от посягательств, и на то, чтобы не умереть с голоду, любовь к жизни должна чахнуть, а некрофилия процветать. Другой важной социальной предпосылкой для развития биофилии является устранение несправедливости. Под несправедливостью я понимаю такую общественную ситуацию, в которой человек не является самоцелью, а лишь средством для достижения целей других людей.
В конце концов, и свобода является важной предпосылкой для развития биофилии. Такая свобода предполагает, что индивид активен и полон сознания ответственности, что он не является рабом или хорошо смазанной шестеренкой в машине.
Подводя итоги, следует сказать, что любовь к жизни будет развиваться наилучшим образом, если в обществе будут иметься следующие предпосылки: безопасность в том смысле, что материальные основы достойного человека существования не будут находиться под угрозой; справедливость в том смысле, что никто не сможет использовать человека в качестве средства для целей других, и свобода в том смысле, что каждый человек имеет возможность быть активным и осознанно ответственным членом общества. Последний пункт особенно важен. Даже в обществе, где господствует безопасность и справедливость, любовь к жизни может не развиться, если в нем не будет поощряться самостоятельная творческая деятельность индивида. Недостаточно, чтобы люди не были рабами; если общественные условия приводят к существованию автоматов, результатом будет не любовь к живому, а любовь к мертвому…»
Какой же вывод делает Эрик Фромм? Он дает такой трудно исполнимый совет:
«В широком смысле избавление от этого порока возможно только ценой радикальных перемен в нашем общественном и политическом строе — таких перемен, которые вернут человеку его господствующую роль в обществе. Мы должны создать такие условия, при которых высшей целью всех общественных устремлений станет всестороннее развитие человека — того самого несовершенного существа, которое, возникнув на определенной ступени развития природы, нуждается в совершенствовании и шлифовке. Подлинная свобода и независимость, а также искоренение любых форм угнетения смогут привести в действие такую силу, как любовь к жизни, — а это и есть единственная сила, способная победить влечение к смерти».
Эрика Фромма цитировала Вера Кострова
Выбор читателей
Комментарии