Несколько дней думаю, как бы жил и писал Геннадий Шпаликов сейчас? Если тогда, в 70-е, он не смог существовать в том, как теперь кажется мне, мирном, детском каком-то времени?Нет, времена всегда у нас сложные, да и «времена не выбирают». Это у меня, в те годы было детство, и всё ещё было хорошо.ЧТО бы сейчас подумал писатель Дмитрий Голубков, сказавший в те же 70-е: «Ведь всё пропадает. Земля заселяется другими людьми…»Мы и живём теперь в совсем пропащем времени, среди ДРУГИХ людей. Но многие из нас остались прежними.
Этой осенью, 6 сентября, Геннадию Шпаликову исполнилось бы 75 лет. Он сделал выбор в пользу ухода в Переделкино 1 ноября 1974 года. В глухую пору листопада, которая всегда быстро переходит в предзимье. Гаснет дневной свет, сначала медленно, потом быстрее, потом свет и днём становится сумеречным, белёсым, а утром уже совсем темно. И эта пора поздней осени, угасания красок многим кажется мрачной и тягостной.
Не всем хватает терпения дождаться белизны снега и возрождения света. «На свете нет тоски такой, / Которой снег бы не вылечивал», — часто повторяю я вслед за Борисом Пастернаком.
Впрочем, иногда ждать приходится очень долго.
В Москве, в ЦДЛ состоялся скромный памятный вечер. Незаметный совсем юбилей. Организовал его Сергей Соловьёв. Перед началом в фойе был духовой оркестр, он играл марши и вальсы 40-х годов, словно погружая пришедших в эпоху шпаликовского детства. Родился Геннадий Шпаликов в 1937-м, в городе Сегеже, был сыном военного инженера, после войны стал суворовцем.
«Всё пытаюсь уяснить, — пишет журналистка «Новой газеты» Лариса Малюкова (НГ, №127 от 9 ноября 2012 года), — в чём секрет этого негромкого, но, безусловно, солирующего “голоса” шестидесятых? Не плесневеют ни его диалоги, ни стихи, и интонация слышится сегодняшней, щемящей. Особенно в устах мальчиков и девочек — жителей другого, нынешнего века. В зале аншлаг — столько молодых лиц. Удивительно. Тут же друзья поэта, откливнушиеся на зов Соловьёва. Юсов, Хржановский, Абдрашитов, Финн, Смирнов, Ибрагимбеков, Хейфец, Стеблов… Смотрю на них и вспоминаю шпаликовское: «Ровесники друга выносят, / Суровость на лицах храня…».
Шпаликов был ключевой фигурой кинематографа 60-х. Без него не было бы первых и таких важных открытий — Хуциева, Тарковского, Данелии. Без него не состоялись бы эстетические и социальные прорывы — фильмы Андрея Хржановского «Жил-был Козявин» и «Стеклянная гармоника». Между прочим, за «Стеклянную гармонику» Хржановского «сослали» на Балтийский флот, а первый вариант фильма показательно изрубили, как капусту, на студийном дворе. История «ковровой бомбёжки» и мытарств главного фильма поколения «Застава Ильича» многажды описана».
Как странно, Геннадия Шпаликова так давно нет, а Андрей Хржановский здесь, рядом, слава Богу. Недавно мы видели его на выставке Шагала. Словно они со Шпаликовым встретились, а потом разминулись во времени. И другие товарищи его здесь, живы, работают, встречаются.
Шпаликов — это эпоха импрессионизма, лёгкость, нежность, игра, чудачества. Летний дождь. Тихая мелодия. Почти пустой эскалатор метро, уносящий наверх, к счастью…
«Гена был всеобщим любимцем, — говорит Сергей Соловьёв, — но главное — все мы дышали воздухом, озоном, который он создавал. Он был автором облака, в котором я до сих пор ощущаю себя нормальным человеком».
Облако было. Но если уже тогда Геннадий Шпаликов ощущал пустоту и неприкаянность, не находил выхода, не хотел быть рабом.., ЧТО бы он чувствовал сейчас? Сейчас, когда вообще никто никому не нужен? Когда таким тонким стал «культурный слой»? Когда «всё расхищено, предано, продано?» — вспоминаются теперь знаменитые ахматовские строчки.
Когда лёгкости и нежности так мало, словно остался на планете один-единственный одуванчик на тоненьком стебельке. А ветра злые.
Но, может, его пушинки-семена улетят далеко-далеко, и дадут добрые всходы?..
ТРИ ПОСВЯЩЕНИЯ ПУШКИНУ 1 Люблю Державинские оды, Сквозь трудный стих блеснет строка, Как дева юная легка, Полна отваги и свободы. Как блеск звезды, как дым костра, Вошла ты в русский стих беспечно, Шутя, играя и навечно, О легкость, мудрости сестра. 2 Влетел на свет осенний жук, В стекло ударился, как птица, Да здравствуют дома, где нас сегодня ждут, Я счастлив собираться, торопиться. Там на столе грибы и пироги, Серебряные рюмки и настойки, Ударит час, и трезвости враги Придут сюда для дружеской попойки. Редеет круг друзей, но – позови, Давай поговорим как лицеисты О Шиллере, о славе, о любви, О женщинах – возвышенно и чисто. Воспоминаний сомкнуты ряды, Они стоят, готовые к атаке, И вот уж Патриаршие пруды Идут ко мне в осеннем полумраке. О собеседник подневольный мой, Я, как и ты, сегодня подневолен, Ты невпопад кивай мне головой, И я растроган буду и доволен. 3 Вот человеческий удел – Проснуться в комнате старинной, Почувствовать себя Ариной, Печальной няней не у дел. Которой был барчук доверен В селе Михайловском пустом, И прадеда опальный дом Шагами быстрыми обмерен. Когда он ходит ввечеру, Не прадед, Аннибал-правитель, А первый русский сочинитель И – не касается к перу.
Комментарии