Наталья Яковлева, Омск: Учителя не боги. Ну разве что совсем чуточку.

У меня никогда не было Учителя. Духовного наставника, умеющего вовремя посоветовать, куда свернуть на развилке. Никогда не было Учителя, которому можно было позвонить ночью и, плача в трубку, пожаловаться на жизнь.

…А он своим мудрым словом все бы расставил на свои места.

Но у меня была моя первая учительница Валентина Яковлевна Дель. Веселая, черноглазая, мягкая, как булочка. Я не помню, как она учила нас выводить буквы и складывать цифры. Осталось только ощущение бесконечной доброты – мы, кажется, затем и приходили в крошечную школу деревеньки Малиновка, затерянной в томской тайге, чтобы отогреваться в ласке Валентины Яковлевны. Мы были разные – сопливые, полуодетые, недокормленные и более-менее благополучные учительские дети, как я. Но нам всем не хватало внимания и доброты, которую давала она, Валентина Яковлевна.  По вечерам мы толклись около ее дома, и она зазывала всю гурьбу домой – не глядя, свой ребенок, чужой, большой, маленький – кормить горячим хлебом с теплым молоком. И это она, моя первая учительница, первой примчалась за тридевять земель совсем в другой поселок, когда погиб мой отец. С хозяйственной сумкой, полной мяса для поминок, и тревожными глазами. Это она все укрывала и укрывала меня одеялами, подушками, шубами, потому что дрожь моя не прекращалась, слезы не выходили, и тихо гладила по голове.

У меня была Яковлева Галина Ивановна, моя мама, научившая меня любить русский язык  и писать так, будто слова сами рвутся из души. Она была мне больше учителем, чем мамой – слишком много у нее было других детей, которых нужно было обогреть, накормить, научить… У меня была чудная классная Нина Федоровна Тонких, которая, несмотря на свои умения, так и не научила меня понимать геометрию. Но, когда в Белобугорскую школу пришел на меня запрос из милиции – всего-то потерялся аттестат, Нина Федоровна на всякий случай к копии документа приложила характеристику – такую, что непонятно, почему меня до сих пор не взяли в космонавты. У меня был Пистолет, неважно, как его звали,  научивший входить в класс, как в бой: он не верил, что мои пятерки по географии из прежних школ заслуженны, поэтому заставлял зубрить параграфы наизусть и рисовать карты почище любого шпиона. Я доказала, что заслужила свои отметки, несмотря на мой топографический кретинизм.

У меня была Верка Чуклай – по отчеству мы ее не звали. Она пыталась нас учить, кажется, литературе, но мы не слушали – смеялись. Верка была известной путаной местного разлива. Но когда она перешла грань, закрутив грязный романчик с отцом одного из одноклассников, мы, совсем недружный десятый, просто дружно встали и вышли с урока, громко хлопнув крышками парт. Спасибо, Вера, ты научила нас брезгливости к нравственным нечистотам и тому, что мы, комсомольцы, не могли читать в девятой заповеди Библии: «Не возжелай жены ближнего своего и не вожделей дома ближнего своего»

И еще у меня была – простите, родная, забыла имя! – замечательная учительница технологии, которая и видела-то меня раз в неделю. Но когда после смерти отца маму положили в городскую больницу, а дороги все перемыло, именно она организовывала поездки на каком-то знакомом лесовозе через болота: выживающей маме нужна была я, а врачам – орехи и клюква. У меня была Кузьминична – она вела биологию, немецкий и что-то еще, и именно она опекала нас с пятилетней сестренкой, когда мы остались совсем одни. А главное – у меня был Гусь. Сергей Алексеевич, учитель физики, свято веривший в мои технические способности, но так хохотавший над собой, когда на выпускном вечере я  спросила: «Вот не понимаю, как ток бежит по проводам, у него ж ног нет». Именно Гусь обнимал меня на похоронах папы, когда к гробу подтащили полуживую маму. И именно он хлопнул меня по плечу, так что я пошатнулась: «Будь мужиком, Наташка, будь мужиком. Больше некому!» И я была, Сергей Алексеевич, ломая спину и разрывая нервы, но была, как вы сказали!

А потом была Мария Марковна Смирнова, заведующая литературной частью Томского драмтеатра. Совсем не учительница, хоть и педагог по образованию, просто взявшаяся опекать одинокую неприкаянную девчонку из деревни, пришедшую к ней однажды брать интервью. Не учила – подсказывала, подкармливала, подхваливала, выслушивала вопли о несчастной любви. Я все никак не могу ей позвонить, а наверное, ей уже тоже нужно, чтобы кто-то подсказывал, подкармливал, подхваливал и выслушивал.

У меня никогда не было Учителя. Духовного наставника, умеющего вовремя посоветовать, куда свернуть на развилке. Наверное, еще будет. Потому что такой учитель есть. Один –  на небесах. А  вы, родные и чужие, любимые и не очень, вы ведь не боги. Ну разве что совсем чуточку.