Моя хата с краю!. Детская жестокость. Учителя не хотят ее замечать?

Детская жестокость сегодня – недетская проблема. Но почему учителя не хотят ее замечать?А если замечают, то почему в большинстве своем предпочитают закрывать глаза и проходить мимо травли и других, не менее страшных проявлений эмоционального насилия? Порой не только эмоционального. Разумеется, когда доходит до физических действий или угроз, в конфликт вступают родители пострадавшего ребенка, и в этом случае ситуация разрешается банально – после бурного или тихого (судя по темпераменту мамы или папы) объяснения с классным руководителем и администрацией беднягу просто забирают из школы. Переводят в другую, по соседству, или, если альтернативы нет – на домашнее обучение. Замять конфликт несложно, особенно если к этому прилагают усилия обе стороны: администрация – чтоб не дай бог сор из избы не вынести, и родители – чтобы лишний раз не бередить сердечную рану. Однако, по мнению психологов, замалчивание – не самый лучший выход.

И не только потому, что эмоциональная травма у ребенка чаще всего остается на всю жизнь, главное – непроработанная должным образом, неотрефлексированная в классе ситуация грозит рецидивом: пара-тройка агрессивно настроенных детей скорее всего изберет себе новую жертву, которую будет так же мучительно и сладострастно унижать – при молчаливом одобрении (или осуждении) одноклассников.

И в этом случае жаль не только нового «козла отпущения». Эмоционально пострадают остальные дети, ставшие очевидцами чужого унижения. Ни для кого не секрет, что пережитый в отрочестве негативный опыт откладывает мутный отпечаток на всю жизнь, он в значительной степени определяет будущие взаимоотношения личности с обществом и миром. Кто, если не школа, ответит за это?

В процессе подготовки этой статьи я говорила с людьми разных возрастов, бывшими школьниками, педагогами, психологами и родителями. Каждый (!) в течение своей жизни в той или иной степени сталкивался с проявлениями подросткового насилия. Вчерашние школьники, родители сегодняшних учеников, практикующие детские психологи рассказали мне немало душераздирающих историй, которые не решусь привести на страницах газеты. У большинства читателей богатое воображение – поверьте на слово: они впечатляют. Я и сама могла бы рассказать о том, как на протяжении десяти лет мои одноклассники (четверо юных садистов) методично и безжалостно унижали двух талантливых мальчишек только за то, что они были физически слабее и не могли дать достойный отпор. Помню, мы, девочки, до глубины души возмущенные мерзкими выходками «пацанов», вставали на защиту униженных и пытались как-то изменить ситуацию. Но, возвращаясь сегодня к событиям двадцатилетней давности, я спрашиваю себя: а где были наши учителя? Неужели они ничего не знали и не видели, хотя травля велась почти в открытую? С высоты моего нынешнего опыта я не могу в это поверить.

Одна из моих нынешних собеседниц – учитель литературы – рассказала о тюремных порядках, которые навязала своим одноклассникам одна девочка. Она назначала жертву, которую весь класс должен был в течение недели-другой байкотировать: не разговаривать, не садиться с ней за парту, не подходить на переменах. Если девочка-диктатор замечала, что кто-то не выполняет ее требований, то тут же переключала свое внимание на «нарушителя» – с этого момента травле подвергался он. Как ни странно, игра в «зону» большинству одноклассников очень нравилась, поэтому и учителя, знавшие о происходящем, не находили обстановку в классе угрожающе серьезной. Когда же моя собеседница, пришедшая в ужас от таких «забав», попыталась вмешаться, ее быстро уволили: девочка оказалась не из простой, а очень нужной директору школы семьи. Формальным поводом к увольнению послужило, конечно же, совсем другое, но суть от этого не меняется – гораздо правильнее было молчать и не замечать, что и делали ее коллеги. Кстати, произошли описанные события всего год назад.

Вот и во время моего опроса выяснилось, что меньше других о фактах насилия и проявлениях жестокости в школе осведомлены…педагоги. Только две учительницы – обе с большим стажем, педагоги старой закалки – рассказали о своем опыте решения подобных проблем. Кстати, одна из них узнала о травле мальчика из своего класса только от его мамы, сама учительница ничего плохого не замечала (!), а второй моей собеседнице пожаловался на обидчиков сам унижаемый ребенок. К счастью, оба педагога оказались на высоте и предприняли все возможное, чтобы помочь детям. Хотя обе признались, что это потребовало немало времени, сил и огромных душевных затрат: только встреч и переговоров с противоборствующими сторонами, в том числе и родителями, было организовано несколько, а уж бессонных ночей, проведенных в напряженных раздумьях и поисках выхода – никто не считал.

Слушая эти истории, я подумала о том, что при существующей системе оплаты труда, ориентированной исключительно на внешние показатели, не может быть сосчитан и учтен колоссальный труд педагога, занимающегося проблемами детей по-настоящему, а не ради портфолио и презентации опыта. Гранты учителям тоже дают не за сочувствие и действенную помощь в трудной жизненной ситуации, а за подготовку детей к олимпиадам и конкурсам, за участие в многочисленных «проектах». А они, эти пресловутые проекты, спускаемые на школы управлениями образования, так мало соприкасаются с повседневной жизнью подростка. Детей волнуют совсем не те проблемы, о которых просят написать высокопоставленные дяди и тети. И вообще, проектную деятельность лишь с очень большой натяжкой можно считать частью воспитательной работы. А если вся она, не дай Бог, сведется только к написанию домашних сочинений на темы «Мой любимый город (деревня, село)», «Ветеран, живущий рядом» или «Мы – за здоровый образ жизни», – мы получим поколение редкостных циников и фарисеев.

Вывод из всего сказанного напрашивается сам собою: учителям невыгодно видеть очевидное, за ту зарплату, которую им платит государство (о московском учительстве я не говорю, речь идет о регионах), можно требовать лишь выполнения конкретных и очень определенных обязанностей, глупо ожидать исполнения профессионального и тем более – человеческого долга. Защитить унижаемого ребенка, не допустить дальнейшего унижения  –  долг любого взрослого человека, не только педагога. Но об этом помнят единицы. Большинству дороги лишь собственные дети, поэтому они предпочитают «не вмешиваться». К огромному сожалению, принцип «моя хата с краю» стал с недавних пор частью нашего менталитета. Поэтому насилия в подростковой и молодежной среде становится год от года все больше.

Я не берусь рассуждать об истоках безотрадного явления, которое было и, увы, остается одной из наших национальных проблем. Сейчас я напишу то, что многим будет читать неприятно, но нужно смотреть правде в глаза: у нас нет европейской традиции заботливого отношения старших детей к младшим, как нет характерной для стран Азии любви к чужим детям только потому, что они дети. Мы как-то равнодушнее, жестче, чем многие наши соседи. Удивительно ли, что наши дети не склонны к жалости и сентиментам.

Тему детской жестокости поднимали многие писатели, драматурги и режиссеры. Фильм «Чучело», снятый Ролланом Быковым по одноименной повести Владимира Железникова, в свое время всколыхнул общественное мнение и заставил учителей и родителей быть внимательнее к детям. В школах были введены штатные единицы психологов, которые начали усиленно заниматься вопросами профилактики жестокости, и кое-где довольно успешно (сегодня, к сожалению, перед ними поставлены совсем другие задачи). Но это было давно, сейчас ситуация вновь выходит за рамки допустимого…

Небывалая детская, по сути почти уголовная, жестокость начинает проявляться уже чуть спустя – главным образом в армии. Дедовщина стала нашим национальным позором. Нетрудно догадаться, что первый опыт «неуставных отношений» мальчики получают именно в школе. Бесстрастная статистика свидетельствует: Россия занимает с отрывом первое место в мире по насильственной юношеской смертности. Есть мнение (и его разделяют многие), что все это результаты страшной селекции, проведенной Сталиным, погубившим лучшую часть нашего генофонда. По мнению сторонников этого тезиса, в тех, кто уцелел, навеки поселился животный страх, который и пробудил неслыханную доселе жестокость.

Без сомнения, все это имело место, но нужно быть справедливыми: попытки понять и объяснить причины детской жестокости предпринимались задолго до сталинской эпохи. Федор Михайлович Достоевский посвятил исследованию этой темы немало пронзительных страниц. Хотя сегодня – и это нужно признать – и размах насилия стал мощнее, и методы, которыми пользуются подростки, – намного изощреннее, чем были во времена Достоевского. Так может быть, перестанем замалчивать проблему и начнем о ней говорить?

Независимое мнение

Юлия Левицкая, кандидат психологических наук, руководитель нижегородского центра педагогической коррекции «Развитие»:

– Да, проблема существует. К сожалению, она касается детей и родителей, а никак не школьных учителей, хотя, казалось бы, их она должна больше тревожить. Но, действительно, большинство педагогов или не видит проблемы, или видит, но не знает, как ее решить. Учителям катастрофически не хватает знаний по возрастной психологии. Помню, несколько лет назад в программы педвузов хотели ввести обязательный курс по конфликтологии, но дальше намерений дело не пошло. Иногда к нам обращаются учителя за помощью, но все-таки это единичные случаи.  Гораздо чаще приходят родители с уже очень серьезными, запущенными проблемами своих детей. Приходится выходить в школы, общаться с учителями уже в процессе работы с тем или иным подростком. Я не могу утверждать, что педагоги равнодушны к детям. Скорее, они элементарно несведущи, вдобавок загружены многочисленными обязанностями и формальными отчетностями. Их внимание направлено на другие сферы школьной жизни, никак не на межличностные взаимоотношения.

Уверена, что результаты такого подхода не замедлят сказаться.